В перекур мы все в башню заглянули, а с разрешения сержанта – командира точки – и внутрь залезали. Но я не полез – глянул в башню, удивился тесноте и не стал дальше исследовать. Видал я подобное: семь человек «под газом» в один «жигуль» – и прямо в воротный столб. Как мы тогда не убились в этой братской могиле – не знаю. Так что мне эта точка живо напомнила неприятное шестилетней давности, оттого и не полез.
Вообще точка мне показалось какой-то ненадежной. Броня совсем нетолстая. Наверное, и полутора сантиметров нет. То есть получается, что только от пуль прикроет, как у БТРа в мое время, да и то не крупного калибра. Но башня маленькая, ее плохо издали видно будет. Может, это и выручит.
Вот хотел я в дот, а мне на мое хотение суррогатный дот послали. Вот и хоти. В моем дворе, до переезда в теперешнюю квартиру, жил такой Вовка Рашпиль. А Рашпиль у него не погоняло было, а фамилия по паспорту. Он смолоду восточной философией увлекался и нам про разный там дзен-буддизм и дао втирал. Слова там были умопомрачительные: «авалокитешвара» или «сансара». Бывали и какие-то понятно звучащие слова, вроде «яма». Но означали они не это, а какую-то запредельную хрень. Мы-то к его словам привыкли, а вот не знакомые с ним ребята пару раз ему насовали за употребление таких слов, подумав, что он их так обматерил не по-детски.
Так вот, он говорил, что по восточным понятиям мы можем накапливать запас удачи. Но обычно народ его не понимает и тратит удачу по пустякам. Вот накопилось у него немного удачи, а он стоит и ждет маршрутку. И начинает думать: «Ну где же это она, скорее бы она подъехала, а то я опоздаю». Маршрутка подъезжает, только его запас удачи на это тратится. Но вот если к этому отнестись с пониманием, то надо такие желания не высказывать, а копить удачу впрок. Потом использовать на очень большое и нужное дело и спастись от совсем толстого полярного лиса. Это еще как-то понятно, но вообще от него я понял, что эти восточные мудрецы проповедуют, что много чего нужно копить и сохранять. Пунктик у них на сохранении. Он нам рассказывал, что надо сохранять даже сперму, и три-четыре раза девку попользовать, кончив только на последний раз. Чтоб свою энергию не истощать. По-моему, это такая хрень, что и сказать невозможно. И не получится так сделать. Тем более что плодятся всякие восточные народы, как тараканы. Наверное, у них только мудрецы так умеют, а прочие нет, оттого их миллиарды уже.
Еще Вовка медитацией увлекался. Он объяснял, что в ней сам себя в гипноз вводишь – и можно так успокоиться, когда тебя обидели, отдохнуть, если сильно устал, и даже сверхспособности развить. Потом я еще с одной девчонкой встречался, она тоже медитацией увлекалась. Но не из-за интереса к восточному, а потому что в каком-то бабском журнале вычитала, что этим многие кинозвезды увлекаются. Но она честно призналась, что, сколько ни пыталась, в транс войти не смогла. И просветление тоже не снизошло.
Вовка же в итоге с катушек съехал. Сначала была философия, потом трава, потом герыч. А после он из окна выбросился. Иногда я про него думал, что это он так медленно с катушек съезжал – сначала это, потом следующее, а потом вообразил себя не торчком, а богом, и захотел полетать.
Или, может, эта восточная философия – такая ядовитая штука, что русские мозги от нее отравляются? Но, может, только мы думаем про эту философию, что она такая заковыристая и отравная, а на самом деле она не такая? Ведь живут же там миллионы крестьян и рабочих, которые не могут так мыслями извращаться, как мудрецы в монастырях? И не учены либо совсем, либо частично, чтоб все эти умопомрачительные слова повторять и использовать?
Надо будет попробовать про эту философию что-то почитать самому. Вовка мог и перекрутить по-своему или не так понять… Ящик показал дно. И диски кончились. Сейчас нам что-то другое придумают. Вот ход сообщения к этому БОТу – мелковатый, в нем только на карачках безопасно двигаться. Тьфу, еще и на это удачу потрачу! Тьфу на эту философию!
От двукратного «тьфу» удача сохранилась. Пришел Волынцев и повел нас к другому БОТу, тоже диски заряжать. А после в недавно построенном дзоте делали стол для пулемета и дверь сколачивали да навешивали. Так прошло время до обеда, в трудах да заботах.
На обед дали щей с капустой, только в них еще и гречка была добавлена, чтоб два блюда совместить. А на третье что-то вроде морса. Я так думаю, что на клюкве, но точно б не сказал.
В послеобеденный отдых я все размышлял, как мне быть, коль вскоре немцы заявятся? Оружия как не было, так и нет. И не только у меня. Размышления привели меня к идее превратить малую лопатку в оружие. Это я не сам додумался, а вспомнил Сашку Лысого. Их в десанте много чему учили, чтоб воевать чем угодно. И пользоваться лопаткой как оружием – тоже. Сашка нам даже показывал, что эту лопатку можно метать как топорик, и она глубоко в дерево входит. Мы тоже Сашкину лопатку метать пробовали, но у нас так здорово не выходило. Еще Сашка рассказывал, что это немцы придумали – использовать лопатки как оружие в Первую мировую[12]. Все ими пользовались по делу, а они – еще и так. Сашкина лопатка несколько отличалась от моей, она была пятиугольной, а у меня четырехугольная. Потому Сашкина и была больше похожа на оружие, а моя – на инструмент. Ну ладно, сойдет и эта. Попросил Пашу Черного покрутить ручное точило, и заточил ее. Паша удивился, что я совсем не тупую лопату так точу, но покрутил. А я ему объяснил, что он не зря мучился, вертя точило, а оружие делал. Пашка удивился снова, но, когда я ему предложил его лопатку заточить, отказался. Может, он и прав: ведь если даже тупой лопаткой по руке сильно приложишь, то будет «ой-ой-ой». Но прав и я, потому что если острой лопаткой рубанешь, не обязательно будет бить со всей дури. Можно будет и вполсилы. Так что вскрытие покажет, как ответили мужику врачи, когда он спросил, от чего он умрет, если сегодня напился паленой водки и закусил гнилой колбасой.
Сегодняшний обед стал необычен не только этим. Прилетел немецкий самолет. Я-то его не разглядел, но Коля – тот, который рассказывал про это чертово озеро, по которому острова плавают, – разглядел кресты на крыльях и фюзеляже. Глаза у него острые, он ими видит, как будто в бинокль глядит. Спустя часок пожаловали еще три самолета и пошли на Кингисепп. А вскоре откуда-то с той стороны донеслись разрывы бомб. Я посчитал взрывы, и у меня получилось сорок восемь. Считали и другие, вышло у всех разное число – от сорока двух до шестидесяти. Кто знает, бомбили ли они город или где-то рядом себе цель нашли, но я подумал, что они могли разбомбить уходящих на восток беженцев. Представил себе это, и мне стало нехорошо. Вспомнил и виденные мною на дороге тела убитых, и рассказы двоюродного брата Миши, который добровольцем в Югославию уехал, а остальное фантазия дорисовала. Получилось что-то кровавое и страшное.
Поэтому я подумал еще немного и сказал себе, что те, кто сюда пришли и здесь людей убивать начали, жить не должны. И место им – в здешней земле, в качестве удобрения. А тех местных, кто им захочет помогать убивать наших (это я вспомнил рассказы Миши о зверствах хорватов), – в самое гнилое болото. На радость кикиморам.
Сегодня снова рыли ходы сообщения. Вообще-то хотелось бы поближе к оружию быть, но это желание сбылось только ближе к вечеру, когда для нас провели занятие по борьбе с танками. Но оно было не очень подробным. На плакате показали, какие у танка уязвимые места и что с ними нужно делать. Надо стрелять бронебойными пулями по смотровым щелям танков, а когда танк приблизится – ему надо под гусеницы кидать либо связки гранат, либо специальную противотанковую гранату. Когда танк переползет через траншею – ему на мотор надо бросать бутылку с горючим, предварительно запалив на ней фитиль. Бутылку с горючим и специальную гранату нам сегодня не показали, но показали, как из пяти гранат сделать связку. Связок было две – из настоящих гранат и из спортивных. Спортивную связку пустили по рядам, чтоб все ее могли потрогать, а настоящую дали только посмотреть, как она выглядит. Но лейтенант, проводивший занятие, сказал, что это еще не все, будут еще занятия и тогда практики будет побольше. Спортивную связку я в руках подержал – увесисто получилось, наверное, с пару килограмм. Если бы еще знать, как с такой гранатой обращаться. У нас в школе были плакаты с изображениями гранат, оставшиеся от советских времен, но именно таких на плакатах не было. Спросил Пашу, Колю, Митю – умеют ли они с такой гранатой обращаться. Они сказали, что нет. Ладно, проявим инициативу.
За ужином я подошел к Волынцеву и рассказал про это. И попросил нам хоть на пальцах объяснить, как с гранатой обращаться. Из винтовки-то мы все стреляли (хотя как – это отдельный разговор), а тут – полное незнание. Волынцев задумчиво глянул на меня, а потом сказал, что я молодец. Он этот вопрос упустил за бесконечными хождениями туда-сюда и постоянным раздроблением взвода. Завтра он попробует на складе боепитания раздобыть гранаты и показать нам. А если будет возможность – то и заняться метанием. Если он сам не добьется, то задействует взводного. Метать снаряженную – это как начальство разрешит, поскольку меры предосторожности соблюдать надо. А вот спортивную гранату – это вполне можно. Благо она по размерам и весу с боевой совпадает. Тут они с Островерховым стали обсуждать, кто из них с какими гранатами знаком. Островерхов сказал, что знаком с гранатой образца четырнадцатого года и с французской «лимонкой». Волынцев ответил, что французская не подойдет, потому что у нее запал сейчас другой. Граната образца четырнадцатого и сейчас состоит на вооружении, только на нее сейчас надели оборонительный чехол, чтоб больше осколков от нее было. Он с ней знаком, а также с гранатой РГД-33, связку из которых сегодня показывали. Так что завтра ждет нас не только работа, но и боевая учеба.
