без оглядки разделяющих его учение, взгляды и цели. И вокруг большая толпа, которая осторожно приглядывается к Посланнику, иногда верит ему, иногда просит помощи или знамения, но в целом ведет себя, как три категории почвы из известной притчи Иисуса Христа. Слово либо склевывается из их души, либо засыхает, либо заглушается сорняками, не принося плода ни в одном из трех случаев. «Чистое» Евангелие и «чистый» Коран не захватывает сердца широких масс. Иисус сокрушается о непоследовательности слушающих Его, и Мухаммед постоянно обличает лицемеров в Коране.
В итоге миссия в народе складывается лишь на базе откровения, но всегда применяется некое «плюс нечто».
Христианская миссия после Иисуса очень быстро распространилась по всей Римской империи (это мы документально можем проследить) и, по всей вероятности, далеко за ее пределами (чего проследить документально мы уже не можем). Быстрое распространение и легкое принятие раннего христианства во многом объяснялись его эсхатологическими ожиданиями. Люди и без того ждали конца света, и такая новость на некоторое время могла их мобилизовать. Но очень вскоре, уже в первом веке и далее, оказалось, что искренних и твердых последователей воскресшего Христа, чающих воскресения мертвых и жизни будущего века, не так уж и много. Три первых века христиане составляли самый незначительный процент населения в империи. И одними только гонениями этот факт объяснить невозможно. Сами гонения бывали в основном локальными и эпизодическими. Далеко не все римские императоры вообще прибегали к крутым мерам против христиан. По сути, только Декиево и Диоклетианово гонения задумывались, как тотальная война на уничтожение христиан по всей империи, но и те продлились довольно недолго, по два года. Главная же причина непопулярности христианства лежала и лежит в нем самом: в своей первооснове это не есть народная религия. Тертуллиан оказался неправ относительно души человека, – вот и все. А потому слушателей Лукиана и Цельса, опровергающих и осмеивающих христианскую веру, всякий раз было в сотни раз больше, чем учеников у христианских апостолов и мучеников.
Приходит император Константин, благоволит христианской вере, бескорыстно и усердно, с имперским размахом отстраивает церковное благолепие, создает условия, при которых христианином быть выгоднее, чем язычником – и церковные притворы тотчас набиваются толпами оглашенных. Огромную роль при этом играет и восстановление Иерусалима и его святых мест в то же самое время. Паломничество, «поход за божественным», этот неотъемлемый атрибут народной религии проявляется и здесь. Непопулярная и непонятная «религия под звездами» теперь становится понятной, когда выкладываются святые места, на которые можно прийти, поклониться, прикоснуться, взять камушек на память и на защиту. Тут уже гораздо больше людей тянутся к церкви. А если при этом какие-нибудь серебряники Димитрии в славном городе Ефесе получают заказы на изготовление икон Девы-Богородицы и окладов к ним, то что удивительного, если они с радостью возьмутся за новые заказы, а поделки в честь Артемиды – коль скоро те вышли из моды – делать перестанут? Сделать сребреника Дмитрия христианином можно только через его ремесло, ведь он и защищал свою языческую веру против Павловой проповеди именно по ремесленно-экономическим мотивам (см.: Деян. 19, 23–40).
Так постепенно создавалась народная христианская религия.
Канва исламской проповеди выглядит иначе, но та же закономерность прослеживается и здесь. Первые десять лет пророк Мухаммед проповедует в Мекке. Внешне его проповедь выглядит, как поэтическая импровизация с глубоким религиозным смыслом. Неграмотный поэт – это вообще-то, неслыханное явление, тем более поэтически проповедующий. На Мухаммеда, человека не из последнего мекканского рода, обращают внимание. О нем знают все, прислушиваются к нему многие, но последуют за ним единицы. По сути, это примерно те же три процента, что и были в Римской империи христианами до времен Константина. Потом проповедь Мухаммеда начинает затрагивать основы народной (языческой) религии арабов. Непопулярное меньшинство становится гонимым. Мусульмане вынуждены переселиться в Медину. Начинается затяжное вооруженное противостояние. И разрешается оно тем, что Мухаммед совершает мирное паломничество в Мекку, по старым обычаям народной религии. Он не ниспровергает, но лишь очищает веру отцов, убирает идолов, убирает культ богинь – дочерей Аллаха, а все, что в религии арабов не противоречило Единому Богу, оставляет в прежнем почтении. И этим завоевывает сердца многих. Затем последовать пророку становится политически выгодно. Распространение ислама дальше, уже после Мухаммеда, мыслится путем завоевательных походов. Завоевание вполне укладывается в понятие народной религии. И в таком виде ислам уже захватывает массы. Чистый же и первоначальный ислам Пророка, его попытку возврата к Ибрагиму-ханифу, библейскому Аврааму, его удивительное по силе и новизне примирение с «людьми Книги», признание возможности спасения для этих людей, – всего этого раннего мекканского периода в служении Мухаммеда уже почти никто не помнит. Это и не нужно. В народной исламской религии нужно стать мусульманином, принять шахаду и обрезание, соблюдать пять столпов благочестия, и желательно вести джихад. Больше никаких сложностей не требуется: обряды и действия обозначены четко и ясно. Народная религия сформирована и здесь. Причем даже при жизни самого пророка, как и в древности – при жизни Моисея.
Теперь, если вернуться с учетом всего этого опыта к Моисею, то мы уже легко поймем его и те действительно важные противоречия в Библии, которые обращают на себя внимание.
Противоречия в Библии есть серьезные – а есть и вздорные. Ко вторым можно смело отнести возможные исторические ошибки, вроде подсчета точного числа колесниц у царя Соломона. Повторим: богодухновенность текста не исключает ошибок подобного рода. Ведь эти ошибки не имеют ни малейшего смыслового значения. А вот по-настоящему серьезное библейское противоречие лежит именно здесь, в области народной религии.
Почему Запретивший второй заповедью делать религиозные изображения повелевает сам сделать именно такие изображения на крышке ковчега завета?
Зачем велит сделать сам этот ковчег с артефактами – прямое знамя самого настоящего фетишизма?
Зачем провозглашающий себя Творцом неба и земли велит создать палатку в качестве места своего присутствия и обозначает это присутствие особыми знаками?
Вот эти противоречия, действительно серьезны. И разрешение им одно: необходимость сделать веру в Единого Творца верой народной. А для этого пойти на миссионерский компромисс.
Но и это еще не все из серьезных противоречий в Ветхом Завете.
Мы уже видели, что единобожие более или менее принимается кочевниками пустыни. Мы уже поняли, для чего Бог устроил так, чтобы вышедшие из Египта евреи пожили этой кочевой жизнью целых сорок лет, – так выветривался из них дух идолопоклонства. Можем ли мы теперь предсказать, что будет с такими людьми, если их после этого взять и поселить на земле, текущей медом и молоком, да еще так, что соседями
