Последний раз Эмилия видела Лаэрта больше недели назад, при оглашении приговора. Присутствовало всего несколько человек. Все из числа служащих управления. Лаэрт даже не пытался ничего сказать и отказался от предоставленного ему слова. Он был сломлен и раздавлен. Эмилия не узнавала в нём того самого мужчину, что когда-то пленил её воображение. И дело было не в грязных волосах, повисших сальными сосульками вокруг побледневшего лица, приобретшего сероватый оттенок. Не в сгорбленности фигуры, не в скорбных складках вокруг рта и не в прорезавшихся морщинах. С её божества слезла вся позолота, и он оказался всего лишь одним из прочих, а может быть даже хуже них. Потому что сдался задолго до того, как было вынесено решение, и даже не попытался изменить хоть что-то, покорно приняв навязанную ему судьбу. Он стал мертвецом задолго до того, как петле было суждено схлестнуться на его шее.
А дальше всё как в дурном сне — холодная и тряская повозка, в которую арестанток запихали, будто живой скот. Все сидели, сбившись в кучу, словно овцы, прижимаясь грязными телами друг к другу в поисках хоть какого-нибудь тепла. Прислониться к стене повозки — означало бы замёрзнуть незамедлительно. С утра хмурые стражники выгоняли арестанток бранной руганью на улицу, для справления нужды прямо тут же, вдоль обочины расхлябанной дороги. Поздняя осень пронзительным ветром цепко хватала за оголённые участки тела и заставляла покрываться мурашками холода. Кормили их корками черствого хлеба, кидая их через решётку, словно помойным псам. Эмилия держалась в стороне, не принимая участие в драке за кусок плесневелого хлеба.
— Сдохнуть хочешь? — щербато улыбнулась проститутка, обсасывая корку и поглядывая по сторонам единственным глазом. Второй был подбит в драке и заплыл…
— Всё равно голову отрубят, — пробормотала Эмилия, отворачиваясь.
— Всех повесят, а тебе голову отрубят? За какие заслуги?
Эмилия зябко повела плечами. А потом все опять сбились в кучу. Повозка тронулась с места — поездка продолжалась. Мерное движение в заданном ритме укачивало. Усталость наваливалась вместе с тревожным сном — смежали веки. Эмилия не заметила как уснула, а очнулась от резкого толчка и громких криков. Раздались звуки выстрелов и бранная ругань. Вокруг повозки с заключёнными что-то происходило. Одна из девиц, еще не потерявшая рассудок от страха, подошла узкому зарешечённому отверстию в двери повозки, выглядывая наружу.
— Что там? — подали голос все остальные.
Ответить девица не успела — дверь резко распахнулась внутрь, отбросив девушку. Она упала на спину, нелепо взмахнув руками и раздвинув колени.
— О, а нас уже встречают!..
Громкий хохот. В дверном проёме несколько мужских фигур, явно не стражники.
— На выход, дамы! Да поживее…
С места никто не тронулся. Громыхнул выстрел.
— Живее!..
Одна за другой они потянулись на выход. Снаружи двое мужчин растаскивали трупы убитых стражников, заваливая их землёй и опавшими листьями.
— Джо, пересчитай потаскух!..
Заключенные попали в руки банды головорезов. Хуже ничего не придумаешь… Однако, оказывается, можно. Головорез оглядывал девушек и женщин разного возраста, словно скот, выставленный на продажу.
— Эй, тут две уже еле дышат..
— Кончай их без разговоров.
Двум несчастным перерезали глотки: той детоубийце и совсем уже дряхлой старухе.
— Глянь, какая..
Эмилию выдернули за руку. Раздались присвистывания и похабные шуточки. Один здоровяк демонстративно схватился за пах.
— Ну как, давай, а?
— Верни шлюху на место, — рыкнул предводитель, — затрахаете её за пару часов. И только. Товар пропадёт… Мы её продадим подороже.
Главарь лично занялся сортировкой, отделяя тех, кто был посимпатичнее и выглядел более здоровыми от прочих.
— Этих не трогать и пальцем. Четверых больных прикончить. Из оставшихся можете взять одну и развлечься.
Приказ был исполнен немедленно. Что один, то второй… Выхваченную из числа арестанток девицу нагнули над столом поваленного дерева и принялись насиловать. Едва друг друга не поубивали за право воткнуть жертве в числе первых, пока двое других головорезов резали глотки жертвам и прятали трупы… Оставшихся вновь запихнули в повозку, значительно опустевшую к тому времени, и вновь пустились в путь. А ведь нас втрое больше, думала Эмилия. Более двадцати тощих, ослабевших женщин против шестерых крепких мужчин… И тут же усмехнулась своим мыслям. Бежать, но куда? Кругом — лес и безлюдные тропы.
Едва начало смеркаться, головорезы решили устроить привал и даже накормить свой товар. Сами же расположились у костра и грели озябшие руки, пили вино и смеялись своим шуткам.
— Эй ты, выпусти тех, что посимпатичнее. Погреться. Не то замерзнут… А они должны будут дорого стоить.
Вечерело и воздух холодал очень сильно. Кажется, что ночью должны были ударить первые заморозки. Заключенные обрадовано зашевелились, предвкушая, как будут греться у костра. Но головорез пускал только тех, кого выделили среди прочих, остальных растолкал прикладом ружья, не щадя рук и спин. Эмилию и еще трёх девиц грубо толкнули к костру, заставляя сесть на бревно. В руки сунули кружку с отчетливым запахом спиртного.
— Пейте.
Девицы обрадовались и даже с некоторой благодарностью взглянули на пленителей. Эмилии стало тошно. Как псины, благодарные только потому, что их не пнули в очередной раз. Вина пить она не стала, сделала вид, что пригубила, и, поставив кружку на землю, незаметно вылила содержимое.
— Ну что, обратно их?
— Нет, пусть здесь сидят. Кинь им чего-нибудь, чтобы не замерзли. И свяжи.
Главарь, как и большинство голововорезов, уже клевали носом: их сморило от съеденного и выпитого. Тела разомлели от пламени разведенных костров. Один из банды остался следить за кострами, чтобы не погасли. Время от времени он подкидывал в огонь ветки деревьев. Главарь наказал ему быть на страже и постоянно обходить территорию, но сторож был ленив, потому предпочитал греть бока полулёжа, прихлебывая спиртное. Эмилия, заметив, что один из головорезов по неосторожности оставил нож воткнутым в землю, потихоньку растолкала свою соседку.
— Ты чего?
— Там нож… Надо взять его. Мы перережем веревки и убежим…
— Куда? Кругом лес. Спи, пока дают.
Заключенная поежилась и натянула сползший плащ на плечи.
— Нас продадут, как скот. В бордель! — возмущенно зашипела Эмилия.
— Ну и что? Лучше чем в петле… Я и с места не сдвинусь. А ты только наживешь неприятностей.
— Помоги..! Я не дотягиваюсь.
— Я ничего не видела и крепко спала. Выбирайся сама, если так хочется.
Эмилия чуть со злости не задушила равнодушную к собственной судьбе девицу. Бордель? Лучше сдохнуть, пытаясь бежать, чем это! Она принялась наблюдать, выжидая, пока сторож окончательно уснёт и можно будет попытаться дотянуться до ножа. Прошло около получаса и, кажется, сторож захрапел. Эмилия вытянулась, насколько позволяла верёвка — до ножа оставалось совсем немного. Запястья уже натирало изо всех сил. Ещё немного — и пальцы лишь скользнули по рукояти, схватив пустоту. Ещё чуть-чуть — Эмилия почувствовала, как верёвка в кровь стирает нежную кожу, но всё же рванулась и выхватила нож. Перепилила верёвки на ногах и руках, тихонько поднялась и двинулась прочь, в темноту ночи. Она опасалась делать резкие движения и шагала осторожно, затаив дыхание. Подошла к самой опушке леса и припустила, что есть мочи. И спустя несколько мгновений услышала как в отдалении раздаются голоса. Злые, встревоженные крики.
Эмилия рванула, что было сил, не разбирая дороги, напролом через лес. Ноги сами вынесли её на широкую утоптанную тропу. Она бежала по ней, как та дичь, что загоняют борзые. Тропинка начала петлять и становилась всё уже, пока не разделилась на несколько мелких троп. Эмилия кинулась наугад вправо, но через некоторое время поняла, что на её поимку главарь растолкал нескольких головорезов. И сейчас они, растянувшись полукругом, перекрикивались между собой, загоняя свою добычу всё дальше и дальше. Надо бежать, бежать, не останавливаясь, иначе кольцо преследователей вокруг сомкнется и ей придется несладко.
