с оскорблением.
— А ты, вижу, уже приметил Арфе, — сказал, остановившись рядом, отец и повлек Ати за собой. — Он только приплыл в Фер-Сиальце и прямо с корабля пожаловал к нам. Идем, я вас познакомлю.
Мать поклонилась и отошла, стоило им приблизиться, а человек обернулся, изогнув в улыбке бескровные губы. Он был высок, худ и лыс, и одет совсем не по-местному.
— Это мой сын, Атех, — представил отец. — Он отправится с нами.
Ати коснулся лба в жесте почтения, а человек сухо кивнул.
— Меня зовут Арфе Чередис, — проговорил он голосом тихим, но странно отчетливым. — Серые Одиннадцать послали меня сопроводить вас в вашем путешествии в Гидану.
Так значит, его пригласила не мать. Ати заглянул в выцветшие с возрастом глаза и удивился холодному вниманию, стоявшему в них; будто вода в подземном озере.
— Знакомство с посланником Совета — великая честь.
— Знакомство с Советом — вот великая честь, а я — всего лишь проводник их воли.
С этими словами гость отдал кубок проходившему мимо слуге и надел маленькую черную шапочку, вышитую серебром.
— Отплытие завтра, а мне нужно еще отдохнуть. Прошу не держать зла. Я увидел тех, кого мне поручили, и должен выразить теперь почтение городу.
Сказав так, он развернулся и пошел к выходу: быстро и, в то же время, не торопясь. Пробыв в доме сколько? Четверть часа всего? Кожаные туфли, тоже черные с серебром, казалось, едва касались пола. Ати посмотрел ему вслед. Но отец только рассмеялся.
— К гиданским обычаям непросто привыкнуть, это правда. Хорошо, что раньше я часто бывал там. Но подожди, может, тебе даже понравится.
Ати неопределенно пожал плечами. Некоторые вещи и удивляли, и не удивляли его.
— Может.
Минул час, другой, и гости начали расходиться. Опустевшие комнаты стали привычно просторны, и простор этот увеличивался от минуты к минуте. Прощаясь, Ати подражал словам и манере отца, хотя давно понял, что им никогда не стать похожими, сколько бы лет ни прошло. Это, однако, не будило в нем сожаления. Мудрость отца, он знал, даже изменившись, продолжит жить в нем.
Наконец, в зале остались только родители и жена старшего брата. Отец завел разговор с ней и пошел проводить в синюю комнату, снова ставшую гостевой. Засновали слуги, приводя дом в порядок. Ати хотел было идти, но заметил взгляд матери и остался.
В зал впорхнула новая стайка служанок: посуда уже была убрана, пришло время мыть и вытирать.
— Зайди ко мне, Атех, — попросила мать, проходя мимо. И он, конечно, не мог отказать.
Поднимаясь по лестнице, они молчали. Мать отослала старшую девушку, ждавшую, как и всегда, наверху, но дальше не пошла. Цепочки на пути в ее покои тихо покачивались, однако Меана Ти-це как будто вовсе забыла об этой дороге.
— Ты грустен. Я вижу. Что-то случилось с тобой? — спросила она; не подразумевая, на самом деле, вопроса.
Родители были проницательны каждый по-своему. Ати, однако, предпочел бы пять раз ответить отцу, нежели один, сейчас, матери. Не заговорить, однако, не мог. Потому, что она угадала, и потому, в том числе, что надеялся на ее совет.
— Я был позавчера в храме. Ты знаешь зачем.
Мать ждала: внимательно и, однако же, безмятежно. Сложно было сказать ей то, что он собирался сказать.
— Дочь военачальника Илу ушла первой, и жрецы назвали решение мне. Ей, верю, не говорили. Они предупредили, что, возможно… Брак не даст детей.
Мать подняла светлые брови. Камень диадемы, которую она надела по случаю помолвки, делал зелень ее глаз, потускневшую с возрастом, снова невыносимой.
— Дело в невесте?
Ати покачал головой.
— Они не сказали.
— Но ты думаешь, причина не в ней?
— Я думал, что, возможно… причиной — мое воспитание в храме. Пусть меня и забрали рано, я все же провел там достаточно времени. Я спросил, в этом ли дело.
— А жрецы?
— Ответили, что дело не в том.
Ати вспомнил лицо Улинат и вновь ощутил печаль. Ему не хотелось, чтобы она была несчастна, а женщине, понимал он, бездетность может принести горе.
Собравшись с духом, он продолжил:
— Жрецы также напомнили мне, что наша семья по-прежнему должна храму в услужение душу. Взамен моей. И все же я решил заключить этот брак.
Мать вскинула голову — непривычно резко.
— Только глупец признает вину, если она не доказана. Ты думаешь, жрецы глупы? — Она коснулась плеча Ати и отняла руку не сразу. — Не оплакивай поражение прежде времени. Они всего лишь сказали: «возможно». Я рада, что ты выбрал жениться, хотя мог отказать. Что же до зарока… Кого и когда они возьмут, нам узнать не дано.
Она ступила на первую из циновок, что вели в покои, и обернулась. Маленькая, одетая в бездонно голубое.
— Будь осторожен в Гидане.
* * *
День отплытия выдался ветреным. Всю ночь и все утро воздух ярился, но к полудню затих, и откладывать больше не было смысла. А ведь на рассвете думали, что назначенное придется перенести. Поднимаясь по сходням, Ати смотрел вперед, но также вокруг: момент накануне дальнего плавания заставлял желать запечатления. Пусть он часто бывал в портовых окрестностях, с высоты вид на город открывался другой.
Как же хотелось ему запомнить все как можно лучше! Ни рисунок, ни стих не передали бы нужного, и Ати знал, что может довериться только неверному тайнику своей памяти. У него не было, впрочем, хранилища лучше.
Пока команда заканчивала с приготовлениями, он прошел от носа к корме и обратно. Для их путешествия Фер-Сиальце дал один из лучших своих кораблей. Новый, быстрый, с яркими зелеными парусами. Но любоваться им Ати мог и потом, поэтому опять обратил взгляд на берег — и заново поразился, сколько же там сновало людей. Суда тоже стояли плотно: многие захотели воспользоваться затишьем.
Обернувшись в очередной раз, Ати заметил в толпе движение и присмотрелся. И точно: прорезая людскую массу, сопровождаемый двумя слугами, там шел Меддем Зарат. Бальзамировщик миновал их корабль не остановившись, однако кивнул в знак приветствия. Рядом с ним, ничуть не отставая, шла девушка, явление которой когда-то засвидетельствовал Ати.
Теперь он уже знал, что такое женщины хида, и почему тогда, два года назад, так важно было найти замену Карраш. Швец, которым Зарат являлся, держал в руках посмертные нити, но одному человеку не напитать собою их все. Из союза с женщиной хида, однако, он мог черпать силу, необходимую для этого дела — и для других многих дел. Далеко не каждая сумела бы занять это место, и Ати смотрел на спутницу
