могла определить нож, которым меня порежут. Я проглотила истерический смешок, который хотел вырваться из горла.
Лука молча уставился на лезвие. Пытался ли он решить, какую часть отрезать от моего тела первой?
Умоляй его. Но я знала, что меня бы это не спасло. Наверное, люди только и делали, что умоляли его, и из того, что я слышала, это их не спасало. Лука не проявлял милосердия. Он станет следующим Доном нью-йоркской Семьи и будет править с хладнокровной жестокостью.
Лука подошел ко мне, и я задрожала. Мрачная улыбка тронула его губы. Он прижал острый кончик лезвия к мягкой коже ниже сгиба своей руки, потекла кровь. Я открыла рот от удивления. Положив нож на журнальный столик между двумя креслами, он взял стакан и без единого намека на эмоции наблюдал, как кровь капает в него, после чего исчез в ванной.
Я услышала шум воды, затем Лука вернулся. Смесь воды и крови в стакане была светло-розовой. Лука подошел к кровати, окунул пальцы в жидкость и размазал ее по центру простыни. Щеки у меня покраснели. Я медленно подошла к нему и остановилась, все еще находясь вне зоны досягаемости, хотя не сказала бы, что от этого было много толку.
– Что ты делаешь? – прошептала я, пялясь на запачканные простыни.
– Они хотят крови. Они ее получат.
– Почему с водой?
– Кровь не всегда выглядит одинаково.
Ему ли не знать.
– Крови достаточно?
– Ты ожидала кровавую баню? – Он наградил меня язвительной улыбкой. – Это секс, а не поножовщина.
«Он оттрахает тебя так, что ты кровью истечешь». Слова крутились в голове, но я не повторила их.
«Просто, скольких же девушек ты лишил невинности, чтобы это знать? И сколько из них пришли в твою постель добровольно?» – Слова вертелись на кончике языка, но мне еще хотелось пожить.
– Они не узнают, что это твоя кровь?
– Нет.
Он вернулся к столику и налил виски в стакан с кровью и водой. Не сводя с меня глаз, осушил его одним глотком. Я невольно сморщила нос от отвращения. Он что, пытается меня запугать? Пить кровь для этого вовсе необязательно. Я уже его боялась. И, возможно, буду бояться даже тогда, когда склоню голову над его открытым гробом.
– Что насчет теста ДНК?
Он засмеялся. Радости в его смехе не было.
– Им будет достаточно моего слова. Никто не усомнится в том, что я забрал твою девственность, когда мы остались наедине. Они не станут этого делать, потому что я тот, кто я есть.
«Да, про тебя так и говорят. Тогда почему ты меня пощадил?» – еще одна мысль, которая никогда не сорвется с моих губ. Но Лука, должно быть, думал о том же, потому что его брови сошлись на переносице, а взгляд стал блуждать по моему телу.
Я напряглась и сделала шаг назад.
– Нет, – произнес он хриплым голосом. Я замерла. – Ты сегодня уже пятый раз шарахаешься от меня.
Он поставил стакан, взял в руку нож и подошел ко мне.
– Неужели отец никогда не учил тебя скрывать страх от монстров? Они пускаются в погоню, если ты убегаешь.
Может, он ожидал, что я скажу, будто он не монстр, но я была не настолько хорошей лгуньей. Если монстры и существовали, то к ним можно было отнести мужчин из нашего мира. Когда Лука встал прямо передо мной, пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Я вздрогнула, и он шепнул:
– Это уже шестой раз.
Он подсунул лезвие под край лифа свадебного платья и медленно провел ножом сверху вниз. Ткань постепенно разошлась в стороны и наконец упала к моим ногам. Лезвие ни разу не коснулось моей кожи.
– В нашей семье существует традиция раздевать невесту таким образом.
У его семьи, оказывается, полно отвратительных традиций.
В конечном счете, я оказалась перед ним в облегающем белом корсете со шнуровкой на спине и в трусиках с бантом чуть выше попы. Мурашки покрывали каждый сантиметр моего тела. Взгляд Луки обжигал кожу. Я отступила назад.
– Семь, – произнес он тихо.
Во мне вспыхнула ярость. Если он устал, что я шарахаюсь, может, стоило прекратить быть таким пугающим?
– Повернись.
Я выполнила приказ, и, услышав его резкий вдох, тут же об этом пожалела. Он подошел ближе и слегка потянул за бантик. «Подарок, который нужно развернуть. Какой мужчина сможет устоять перед таким?» ‒ неожиданно всплыли в памяти слова мачехи Луки. Я знала, что под бантиком попа будет совершенно неприкрыта. Скажи что-нибудь, чтобы отвлечь его от этого дурацкого бантика над задницей.
– Ты уже пролил за меня кровь, – сказала я дрожащим голосом и едва слышно добавила: – Пожалуйста, не надо.
Отцу было бы стыдно за мое открытое проявление слабости. Но он был мужчиной. Мир принадлежит ему. Женщины созданы для того, чтобы он ими пользовался. И мы должны беспрекословно подчиняться.
Лука ничего не ответил, но костяшки его пальцев коснулись кожи между лопаток, когда он поднял нож к корсету. Под лезвием ткань с треском разошлась. Я подняла руки, прежде чем защитный барьер успел упасть, и прижала корсет к груди.
Лука по-хозяйски обхватил мою грудь поверх моих рук и притянул, крепко прижимая к себе. Я задохнулась, когда что-то твердое толкнулось в поясницу. Это был не пистолет. Жар прилил к щекам, и страх сковал тело.
Он скользнул губами по моему уху.
– Сегодня ты молишь меня о пощаде, но однажды будешь умолять трахнуть тебя.
«Нет. Никогда», – поклялась я про себя. Его дыхание обжигало, и я закрыла глаза.
– Только лишь потому, что я сегодня не заявил на тебя свои права, не думай, будто ты мне не принадлежишь, Ария. Ни один мужчина никогда не получит то, что принадлежит мне. Ты моя.
Я кивнула, но он еще не закончил.
– Если я застану мужчину, целующим тебя, я отрежу ему язык. Если увижу, как мужчина прикасается к тебе, я отрежу ему пальцы по одному. Если я поймаю мужика, трахающим
