class="p1">– Но его деньги достались детям!
– Никто не мешает расправиться и с ними.
– Я… Ты… – прозаикался Мегакл, багровея от злости и обиды.
– Если удерешь, я тебя найду, – закончила Ксантия, невозмутимо отхлебнув чаю. – А ты знаешь, к чему это приведет.
– О, боги, да вы просто созданы друг для друга! Даже говорите одинаково. Какой же я глупец! Ладно, я буду в усадьбе дядюшки. Сообщи, когда поймаешь своих таинственных убийц.
Он ушел, слегка прихрамывая. Глафира рассеянно посмотрела ему вслед и озадаченно воззрилась на подругу.
– Какая муха его укусила? Несколько часов назад он бегал за тобой, как теленок, и вполне искренне интересовался расследованием. Теперь готов улепетывать, не оглядываясь. И кто «создан друг для друга»? Кого он имел в виду?
– Понятия не имею.
– Ясно одно, – изрекла Галия, высунувшись из окна. – Забор опять никто не починит. Жизнь должна была научить меня не доверять мужчинам, а я снова обманулась. Ай!
Она укололась о шипы, отдернула руку от окна, увитого розами, и вышла на крыльцо, чтобы продолжить разговор. Глафира протянула ей скифос с чаем и подвинулась. Хозяйка с удовольствием откусила булочку собственного изготовления и пробубнила с набитым ртом:
– Жаль, вы казались такой красивой парой!
Ксантия снисходительно усмехнулась.
– Я это как-нибудь переживу. Есть проблема посерьезнее. Ночью мы с Глафирой уедем в город. Я хотела попросить Мегакла проследить, чтобы Ирида не убила своего отца, пока нас не будет.
– Я с нее глаз не спущу! – пообещала Галия. – А если она окажется для меня слишком прыткой, окружу вниманием старика и не позволю ему ничего есть и пить.
– Спасибо. Как Филипп?
– Жар пропал, но он кашляет и очень ослабел. Ума не приложу, что заставляет людей становиться врачами и так рисковать? В любой момент жизнь может оборваться от какой-нибудь заразы, а ты даже не успеешь узнать ее название.
Глафира рассмеялась.
– Такие уж мы безумцы.
Клепсидра в большом зале отмерила девять часов вечера. На улице совсем стемнело, рабы зажгли вдоль садовых дорожек уличные фонари. Ксантия облачилась в кирасу, закинула за спину ножны с мечом и вывела из конюшни Берза. Ферганский скакун благодарно фыркнул и нетерпеливо загарцевал, предвкушая прогулку. Глафира повесила на плечо сумку с лекарствами и попыталась вытащить из стойла Аристофана, прибегая к уговорам и обещаниям. Ослик, сообразив, что предстоит какое-то опасное задание, упирался всеми четырьмя копытцами и не трогался с места.
– Ладно, – проворчала ученица лекаря, бросив завистливый взгляд на подругу и ее коня, демонстрировавших трогательное единение душ. – Оставайся здесь. Поеду на Берзе – мне не привыкать.
Она повернулась, собираясь выйти, но тут ослик издал тягучее ржание, полное тоски.
– Эй, ты заболел? – забеспокоилась Глафира, пощупала его нос и бока.
Аристофан печально вздохнул, помотал головой и вышел во двор.
– Ксантия, он как будто пытается мне что-то сказать, – смущенно пробормотала она.
– Кто, осел?
– Да, это странно, но…
– Поехали, до города не близко, хотелось бы застать лысого на месте и трезвым.
Они молча отправились в путь, через сады и виноградники, а потом вдоль пустеющих улиц и площадей, к трущобам, где в ночные часы как раз пробуждалась и кипела жизнь. Едкий запах дыма, пробирающийся, словно призрак, в самые темные закоулки города, заставил Ксантию встревожиться. Она сильнее подстегнула коня и минуту спустя оказалась среди толпы, глазеющей на останки капелеи.
– По домам! – орали стражники, размахивая копьями. – Нечего тут высматривать!
Пожарная команда, закончившая работу, наполняла пустые бочки песком и водой. Их начальник устало объяснял что-то командиру ночного полицейского патруля.
– Что произошло? – спросила Ксантия, узнав в последнем стражника, с которым они вместе явились на зов Шаны в дом убитого торговца лесом.
– А, это ты! – он приветливо улыбнулся. – Вот, кончились наши мучения – сгорел проклятый притон.
Глафира спрыгнула с ослика и пробилась к подруге. Зрелище, открывшееся ее взору, не соответствовало радостным возгласам зевак и представителей власти: прокопченные обломки глиняных стен разбросаны, а в центре – гора обгоревших тел, сваленных в кучу, как поленница.
– Лекарь им не нужен, – усмехнулся стражник и приложился к кожаной фляжке то ли с вином, то ли с водой. – Сорок два трупа, мы всех осмотрели.
Подруги, не сговариваясь, подхватили багры с крюками и принялись ворошить останки мебели, столов, лавок, стараясь отыскать хоть одного живого человека. Они обожгли ноги, перепачкались золой и не заметили, как остались одни на пепелище.
– Главк! – радостно воскликнула Глафира, обнаружив под обугленными телами совершенно целое. Она встряхнула его, поискала пульс, послушала сердце, и надежда сменилась горьким разочарованием. Он был мертв. Девушка продолжала смотреть на него, застыв в каком-то ступоре.
Ксантия тоже не двигалась, обозревая место трагедии с окаменевшим лицом. Позади нее возник Владыка мечей, раскинул руки и с наслаждением вдохнул запах дыма и сгоревшей плоти, а потом сделал несколько бесшумных шагов и заключил:
– Придется все начинать сначала.
– Проваливай, – бросила в ответ Ксантия.
– Ты должна признать, противник, кем бы он ни был, придумал дьявольски хороший ход. Он использовал фанатиков, чтобы одним махом покончить со свидетелями.
– Каких фанатиков?
– Не знаю, – пожал плечами мужчина. – Каких-то полоумных, посчитавших, что завсегдатаи капелеи оскорбили их религиозные чувства. Теперь их не сыщешь: местный храм обладает правом убежища, своих они не выдадут, а полиции наплевать – они даже рады, что их избавили от проблемы.
– Ты знаешь, кто стоит за этим?
– Нет.
– Тогда исчезни.
Владыка мечей медленно пошел сквозь дым, ступая прямо по тлеющим углям. Внезапно он обернулся, точно вспомнил что-то важное, щелкнул пальцами и сказал:
– «Створи е малке» – сделай их маленькими.
– «И тма е поглоти» – и тьма поглотит их, – машинально ответила Ксантия, и в ее глазах что-то блеснуло.
Глава 26. С самого начала
Глафира бережно опустила Главка на землю, но не смогла отвести от него взгляд.
– Это несправедливо, – сказала она. – Он не был настолько плохим, чтобы не заслужить второго шанса.
– Боюсь, с тобой никто не согласится, – мягко ответила Ксантия, положив руку ей на плечо. – Он убил своего отца и заплатил смертью – так тебе скажет любой: от верховного жреца до последнего нищего. Таков закон.
– И он неправильный, – упорно возразила Глафира. – Почему бы богам не простить Главка, видя, как он раскаивается, и не позволить жить дальше? Не дать возможности искупить вину? Не отменить как-нибудь его грех?
– Зло копится и умножается, если оно не наказано. А прощать имеет право только тот, кто пострадал. Даже боги не властны над этой догмой. Вот если бы кто-то из бессмертных взял человеческие грехи на себя и подвергся наказанию – тогда другое дело.
