В здании правительства мой кабинет находился рядом с кабинетом Ленина. Только что там завершилось экстренное заседание правительства. Было решено: выступление анархистов подавить в кратчайшие сроки, жёстко, но без лишней крови – какие-никакие, но свои. Я только что вернулся в свой кабинет и успел переговорить с Брусиловым. Главкомверх сказал, что в сопровождении Духонина немедленно отбывает в Ставку. Потом позвонила Маша.
– Только что говорила с Кропоткиным. Он согласился написать воззвание, в котором призовёт анархистов в войсках и на флоте прекратить бузу.
– Как тебе это удалось? – восхитился я.
– Ты про Кропоткина? Не спрашивай – сама не понимаю!
– Ты у меня умница! – я чуть не поцеловал телефонную трубку.
На том конце примолкли, потом Маша сказала:
– Ладно, Мишкин, у тебя куча дел, да и мне надо успеть, пока Кропоткин пишет воззвание, переговорить с парой-тройкой известных анархистов – нам их подписи тоже не помешают.
Не успел дать отбой, как телефон зазвонил снова. В трубке звучал голос Васича:
– Мне только что звонил Колчак, просил «Аврору», хочет идти на ней на острова.
Я задумался, потом посоветовал:
– Так дай!
– Я уже дал, – ответил Васич.
– А мне тогда чего звонишь? – возмутился я.
– Для порядка.
Только положил трубку – вошёл секретарь.
– Михаил Макарович, в приёмной сидит полковник Ерандаков. Говорит, что пришёл по срочному делу.
– Проси!
Полковник вошёл, держа в руке папку для доклада, присел на краешек указанного мной стула.
– Что за срочность, Василий Андреевич? – спросил я. – Почему не обратились к своему непосредственному начальнику генералу Духонину?
– Генерал Духонин отбыл в Ставку, – пряча глаза, ответил полковник, – а дело действительно очень срочное.
Понятно! Решил обратиться на самый верх, минуя инстанции и чихая на субординацию. Интересно, какое дело может того стоить?
– Слушаю вас, – довольно сухо произнёс я.
К концу доклада сухость мою как рукой сняло. Я схватил телефонную трубку и попросил соединить меня со штабом Красной Гвардии. Васич по счастью оказался на месте.
– Ты уже отправил «Аврору»? – спросил я.
– Сейчас узнаю, – ответил Васич. Через минуту доложил: – Стоит у Адмиралтейской набережной.
– Ты можешь её задержать до прибытия моего человека?
– Постараюсь, – лаконично ответил Васич.
– Постарайся. Дело очень срочное.
Положив трубку, я пододвинул к себе чистый лист бумаги и набросал короткую записку, которую передал Ерандакову.
– Быстро на Адмиралтейскую набережную, Василий Андреевич. Там стоит крейсер «Аврора». Подниметесь на борт и передадите записку морскому министру. Вместе с Колчаком пойдёте на Моонзунд.
* * *
Крейсер морскому министру понравился. Блестит, как императорская яхта. Экипаж вышколен. Однако взгляды у моряков независимые. Значит, служат не за страх, а за совесть. «Ладно, посмотрим, чего они стоят в походе».
Колчак стоял на крыле и недоумевал: «Пора отваливать, чего они медлят?» Сзади раздались шаги. Колчак повернулся, это был командир корабля кавторанг Стриженов.
– Что-то случилось? – спросил адмирал.
– Радио с берега, – доложил Стриженов. – Помощник председателя правительства просит дождаться и принять на борт его порученца. Какие будут указания, товарищ вице-адмирал?
Колчак пожал плечами.
– Жехорскому отказывать негоже, будем ждать.
Как только Ерандаков поднялся на борт, стали убирать трап, с мостика пошли команды на отшвартовку. Колчака полковник нашёл там же, на крыле ходового мостика. Прочитав записку, адмирал предложил: – Пройдёмте в каюту, доклад приму там.
* * *
Бронепоезд «Товарищ» мчался в сторону фронта. Перед станцией «Узловая» его остановил казачий разъезд.
– Кто тут Верховный комиссар Дзержинский? – спросил урядник.
– Я! – Феликс Эдмундович спрыгнул с подножки.
Урядник наклонился, вручил пакет, козырнул и разъезд ускакал в степь.
Дзержинский вскрыл пакет. В коротком сообщении в частности говорилось:
«… Железнодорожная станция «Узловая» занята мятежниками, покинувшими разные части, в общей сложности до шести батальонов, при двух орудиях и шести пулемётах. В моём распоряжении стрелковый полк, усиленный пулемётной ротой, казачий эскадрон и артиллерийская батарея. Имею приказ до вашего прибытия никаких активных действий не предпринимать. Как только получу сведения о вашем местонахождении, тотчас постараюсь наладить телефонную связь. Полковник Гришковец».
Дзержинский приказал командиру бронепоезда:
– Сгружайте дрезину! – потом обратился к подошедшим Бокию и Кравченко:
– Товарищ Бокий, берите двух бойцов, поедете со мной на станцию. Вы, товарищ Кравченко, принимайте командование над бронепоездом и десантом. Пока не увидите две красные ракеты – стойте здесь!
Бойцы уже сгрузили с платформы, которую толкал перед собой бронепоезд, ручную дрезину и установили на рельсы. Дзержинский со товарищи погрузился на дрезину, бойцы взялись за ручки и тележка покатила в сторону станции. Кравченко долго смотрел ей вслед, потом скомандовал командиру бронепоезда:
– Малый вперёд! – Сам влез на переднюю платформу и стоял, не отпуская от глаз бинокль. Железнодорожная ветка шла через лес. Когда за очередным поворот показалась станция, Кравченко резко скомандовал: – Стоп! – И тут же: Сдай чуток назад!
Бронепоезд спятился за деревья.
– Десант на выгрузку! – скомандовал Кравченко. Пока бойцы высыпали из вагонов, собрал около себя командиров. – Разведку вперёд. Ротам скрытно выдвигаться к границе посёлка. Тянуть связь!
На станции «Узловая» шёл митинг. Решался один вопрос: «Что делать?» Станцию анархисты заняли без боя, но ни вагонов, ни паровозов там не нашли – всё успели угнать. Когда в брошенном кабинете дежурного по станции зазвонил телефон, сняли было трубку, но когда услышали «Предлагаю сдаться!» со злости оборвали провода. Телеграф выстукивал то же самое: «Предлагаю сдаться… предлагаю сдаться… предлагаю сдаться». Его ломать не стали – вдруг пригодиться?
До приезда Дзержинского митинговали вяло: и надоело, и положение, прямо скажем аховое.
Верховного комиссара слушать долго не стали. Стащили с трибуны, легонько побили и связали, как и его спутников. После стали решать: что с заложниками делать? Одни предлагали, прикрывшись столь важной птицей прорываться к Петрограду – «Там братки помогут!» Другие настаивали на том, чтобы заложников убить, а самим разбежаться, кому куда глаза глядят. Были и другие предложения, но о них говорить не будем, поскольку в ходе митинга они отпали.
На подобных сборищах верх нередко берёт хулиганьё, не стал исключением и этот митинг. Договорились до убийства. Дальше спорили, как это поэффектнее сотворить. Спорили в самом центре вокруг пленников. Остальная толпа мрачно молчала: кто-то страстно желал, чтобы его отсюда забрали, кто-то просто на всё забил. А палачи-любители тем временем вошли в раж. Решили: главного повесить, остальных заколоть штыками. Послали за верёвкой.
В это время возле бронепоезда зазвонил полевой телефон. Кравченко снял трубку. Командир десанта докладывал, что по данным разведки заложников вот-вот казнят.
Кравченко приказал:
– Выдвигайтесь вплотную к митингующим. Если наших попробуют казнить, тут же атакуйте! – Сам вскочил на подножку броневагона и скомандовал: – Полный вперёд!
Верёвку искали долго, наконец, принесли. Один из палачей полез на фонарь, чтобы закрепить конец верёвки, да там и замер, уперев взгляд в сторону входных стрелок. Глядя на него, толпа зашевелилась: «Что там? Что там?» А по станции, отчаянно гудя, уже мчался окутанный клубами пара и дыма железный монстр.
Встал напротив толпы и ощерился дулами пулемётов и орудий.
– Приказываю сложить оружие и построиться! – раздался усиленный рупором голос Кравченко.
Толпа замерла в сомнении. Потом какой-то уж очень заполошный с криком: «А вот хрен тебе!» изготовился проткнуть штыком Дзержинского, но тут же упал, сражённый снайперской пулей. В тылу толпы зазвучали команды, и вот уже тыл ощетинился сотнями штыков, в окнах плотоядно ощерились пулемёты.
– Повторяю последний раз, – голос Кравченко был устрашающе спокоен, – складывайте оружие и стройтесь!
На этот раз толпа предпочла подчиниться.
Кравченко подмигнул Бокию и мягко обратился ко всё ещё бледному Дзержинскому:
– Дозвольте, Феликс Эдмундович, я с этими упырями сам побеседую.
Дзержинский кивнул и полез в вагон.
Кравченко прохаживался вдоль унылого строя.
– Что, братцы, – крикнул он. – Не желаете постоять за матушку Россию?
– Сам стой! – крикнул кто-то. И понеслось: – Надоело вшей в окопах кормить! – Ты с наше повоюй! За кого кровь проливаем?
Кравченко поднял обе руки, призывая к тишине.
