Днем во «Втором доме» пили всерьез: здесь любой безработный мог купить несколько часов забвения на государственное пособие. Однако к девяти часам вечера, когда группа вышла на сцену, публика изменилась до неузнаваемости. Тут и там в толпе мелькали странные, броско одетые типы — цветные пятна прямо-таки резали глаз, — и все же соотношение между нами и окружившими нас взъерошенными панками в синих джинсах и черной коже было примерно тридцать к одному. Казалось, мы угодили внутрь огромного синяка.
Группа называлась «Попрошайки» и оказалась весьма приличной — особенно хороши были их собственные песни, — хотя и шумноватой. Когда чуть за полночь мы выкатились на улицу, в ушах у меня звенело. Мы и оглянуться не успели, как дошли почти до самого дома. Джилли была явно в ударе, всю дорогу она приплясывала вокруг нас, распевала последнюю песню группы, на ходу придумывая свои слова, так что панк-рок в ее исполнении превратился едва ли не в госпел. Она то забегала вперед, то возвращалась к нам, в надежде, что мы начнем подпевать.
Пока мы шагали по тесным улочкам района Кроуси, заморосило. Когда мы свернули в Генратти-лейн, дождь шел уже вовсю, и я почувствовал, как пальцы Сэм стиснули мою руку, и даже Джилли присмирела и перестала дурачиться. В противоположном конце переулка показался призрак.
— Джорди, — сказала Сэм и еще сильнее стиснула мою руку.
Я кивнул. Ускоряя шаг, мы пронеслись мимо Джилли, намереваясь перехватить духа раньше, чем он вернется на Стэнтон-стрит.
— Зря вы это затеяли, — крикнула Джилли и кинулась за нами. Поздно.
Призрак был прямо перед нами. Ни меня, ни Сэм он не видел, и я уже приготовился уступить ему дорогу — будь он выпавший из своего времени живой человек или дух, мне вовсе не улыбалось, чтобы он прошел сквозь меня. Но Сэм стояла как вкопанная. Она протянула руку, и едва ее пальцы скользнули по влажному твиду его пиджака, все изменилось.
Сначала закружилась голова. Генратти-лейн поплыла перед глазами. Время замелькало, как страницы отрывного календаря в старом кино, только каждая была не днем, а годом. Городские шумы, которые люди обыкновенно вовсе не замечают, вдруг оглушили своим отсутствием. От прикосновения Сэм призрак подпрыгнул на месте. Пораженно глядя на нее, он отпрянул. Немедленно снова закружилась голова, и все поплыло перед глазами, но Сэм опять коснулась его, и улица встала на место. Кругом было тихо, только барабанил дождь да какой-то далекий голос все звал и звал меня по имени.
— Не бойтесь, — заговорила Сэм, не отпуская руки призрака. — Мы хотим вам помочь.
— Тебя не должно быть здесь, — ответил он. Голос у него оказался строгий и немного суховатый. — Ведь ты — просто сон, мечта. А сны следует хранить про себя и наслаждаться ими втайне, а не встречаться с ними на улице.
Сквозь их разговор упорно пробивался чей-то голос, выкрикивающий мое имя. Я попытался не обращать на него внимания, сосредоточившись на духе и его окружении. Улица была чище, чем мне запомнилось, — ни мусора на тротуарах, ни рисунков, наспех нацарапанных на кирпичных стенах. И заметно темнее. И впрямь можно было подумать, что, прикоснувшись к призраку, мы оказались в другом времени.
Тут мне на память пришли снова Джилли, и я занервничал. Прошлое. А что если мы и вправду оказались в прошлом и никогда не выберемся назад? Или попали во временной скачок вместе с этим призраком и теперь обречены вечно повторять его путь?
Тем временем Сэм и призрак продолжали разговор, но я уже не слушал, о чем у них шла речь. Я думал о Джилли. Мы обогнали ее, когда кинулись навстречу привидению, но потом и она побежала за нами. Однако здесь ее не было. И тут я вспомнил голос, который словно из невообразимого далека звал меня по имени. Прислушавшись, я различил слабый, едва уловимый звук. Несколько минут прошло, прежде чем я сообразил, что это лает собака.
Обернувшись к Сэм, я стал вслушиваться в то, что она говорила призраку. Она хотела отойти, но он не отпускал. Я рванулся вперед, чтобы помочь ей, и тут собачий лай ударил со всех сторон, словно не один пес, а сотни и сотни передавали какую-то весть сквозь годы, что пролегли между нами и нашим временем. Годы выстроились в живую цепь, и у каждого звена был свой отчетливый собачий голос, и все они слились в оглушительный визгливый, рычащий и подвывающий хор.
В ту же секунду призрак рванул Сэм за руку, и она скрылась из виду, а на меня с новой силой навалилось головокружение. Я падал сквозь собачий лай, сквозь ослепляющее мелькание лет, а когда пришел в себя, то обнаружил, что стою на коленях на мокрой булыжной мостовой и протягиваю руки за Сэм. Но ее не было рядом.
— Джорди?
Это был голос Джилли, она стояла рядом со мной на коленях, ее рука лежала на моем плече. Другой рукой она взяла меня за подбородок и развернула лицом к себе, но я вырвался.
— Сэм! — закричал я.
Ветер бросил пригоршню дождевых капель мне в лицо, ослепив меня на мгновение, но еще раньше я успел заметить, что в переулке и впрямь нет никого, кроме меня и Джилли. Значит, это она сквозь годы послала весть на собачьем языке, чтобы вытащить нас с Сэм обратно. Но вернулся я один. Сэм и призрак исчезли.
— О Джорди, — бормотала Джилли, прижимая меня к себе. — Прости меня.
Не знаю, появлялся ли после того раза призрак, но Сэм я видел. Как-то мы с Джилли зашли в антикварный магазин Мура в Нижнем Кроуси, и там, перебирая от нечего делать стопки старинных, тронутых сепией фотографий, я наткнулся на семейное фото, при виде которого кровь похолодела у меня в жилах. Со снимка, из группы полустертых временем лиц, на меня смотрела Сэм. Выглядела она иначе. Волосы собраны в тугой узел на затылке, простое, без всяких украшений, платье, которое совсем ей не шло, и все же это была она. В поисках даты я перевернул фотографию. 1912 год.
Должно быть, я изменился в лице, потому что Джилли немедленно бросила корзинку со старыми сережками, в которой копалась, и поспешила ко мне.
— Что стряслось, Джорди, сынок? — спросила она.
Тут она увидела фотографию. И, как и я, немедленно узнала Сэм. В тот день я был не при деньгах, так что Джилли купила снимок и отдала его мне. Я храню его в футляре, вместе со скрипкой.
С каждым годом я становлюсь старше, и дорога воспоминаний все удлиняется за моей спиной, но Сэм никогда не разделит их со мной. И все же каждый раз, когда идет дождь, я прихожу на Стэнтон-стрит и жду под фонарем против особняка Хэмилов. Я знаю, однажды Сэм встретит меня здесь.
Езда без правил
Случиться, по-видимому, может все, что угодно.
Приписывают Марку Твену
Есть три сорта людей: с одними всегда что-то случается, другие наблюдают, что происходит с первыми, а третьи спрашивают: «А что случилось?».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
