– Но ведь была ночь…
Меркулов осекся, поняв, что выдал себя окончательно и бесповоротно. Глаза Селиванова торжествующе сверкнули.
– Вы ведь только что из ссылки, милостивый государь, и сразу же за убийство… Нехорошо получится, совсем нехорошо! Положим, я мог бы тотчас же пойти к следователю, этому олуху Порошину, и рассказать ему все, что я видел, но у меня доброе сердце.
– Да неужели? – мрачно бросил Федор. Он начал понимать.
– Продайте мне имение, а я вам дам… Ну, скажем, две тысячи рублей. И никому не скажу, что вы убийца.
– Две тысячи рублей! – вспыхнул офицер, – да вы в своем уме? Наше имение стоит гораздо больше!
– Стоило, – медовым голосом поправил его фабрикант. – Пока вы не прихлопнули студентика… и ладно бы никому не известного, так что обществу ни холодно ни жарко, есть он или нет его… Нет, сударь, вы ухлопали бедолагу, которого только что оправдали благодаря заступничеству неравнодушных людей, да-с! У нас такого не прощают… Так что, милостивый государь, скандал будет на всю Россию. И даже ваша девка, которая вытащила вас из сахалинской ссылки, вам тут не поможет.
– Что? – болезненно вскрикнул Федор, отшатываясь. – Да как вы смеете…
– О, у меня в Петербурге большие связи, – усмехнулся Селиванов. – И я быстро узнал, что своим освобождением вы обязаны баронессе Корф. Какой ей резон вступаться за вас? Не держите меня за дурака, милостивый государь!
Вне себя Федор сделал движение, чтобы схватить фабриканта за воротник, но тот отступил и больно ударил молодого человека по рукам тростью.
– Полегче, Федор Алексеевич, полегче! Вы знаете, что я знаю, это вы убили Колозина, и покончим на этом. Как и почему это случилось, мне, по правде говоря, совершенно наплевать. Главное – мне достаточно нанести один визит Порошину или Ленгле, чтобы разрушить вашу жизнь раз и навсегда. И что тогда будет делать ваша бесценная маменька? Она же не переживет, если вас сошлют второй раз… Не переживет!
– Вы мерзавец, – мрачно уронил Федор, чувствуя полное, ослепительное бессилие, осознание которого способно было свести с ума. – Просто мерзавец.
– Совершенно верно, – покладисто согласился Селиванов, – и ваше счастье, что я мерзавец, который хочет заполучить ваше имение. А то был бы я мерзавцем и сознательным гражданином – и сразу же доложил бы куда следует. Так что, Федор Алексеевич? Решим вопросец полюбовно?
– Откуда мне знать, что вы не донесете на меня после того, как я отдам вам имение? – недобро сощурился его собеседник.
– Федор Алексеевич, я деловой человек. Такой пустяк, как правосудие, меня не интересует. Меня заботит только одно: мои интересы. Если вы продадите мне имение, то, будьте благонадежны, я забуду то, что видел этой ночью. Я вообще случайно оказался снаружи – бессонница, то да се… Луна светила… Правда, потом стал хлопьями сыпать снег…
– Все вы врете, – холодно сказал Федор, с ненавистью глядя на своего собеседника. – У таких, как вы, бессонницы не бывает. Признавайтесь: почему вы шляетесь по ночам?
– Будет вам, Федор Алексеевич, – усмехнулся фабрикант. – Ну что вам дадут эти скучные подробности? Допустим, я подозреваю, что у меня воруют кое-что, и хочу поймать вора с поличным. Ночью я обходил территорию, не заметил ничего подозрительного, и вдруг бах! Выстрел где-то в стороне. Ну я и пошел на звук, и как раз подоспел к тому моменту, когда вы вывели из конюшни лошадь и пытались погрузить на нее труп, а она чуяла мертвеца, храпела и упиралась. Я за деревом стоял и все видел, милостивый государь… Что ж вы его подальше не отвезли, а? Не ровен час, Порошин догадается, где на самом деле студентика ухлопали…
– Это из-за лошади, – ответил Меркулов удрученно. – Я хотел оставить труп в лесу, но недалеко от дома Одинцовых лошадь встала на дыбы и сбросила тело. Я не смог погрузить его обратно, и мне пришлось оттащить его в кусты. Я никому не хотел причинять неприятностей, просто так получилось…
– Поторопились вы, конечно, и ошибок понаделали, – заметил Селиванов с таким видом, будто они обсуждали домашнее задание нерадивого гимназиста. – Кстати, строго между нами: за что вы его так, а?
– Я принял его за грабителя, – выдавил из себя Федор.
– Так я и думал, – кивнул фабрикант. – Погорячились… Так что, Федор Алексеевич, по рукам? Я распоряжусь насчет купчей?
– Что я скажу матери? – хрипло спросил офицер, проводя рукой по лицу. – Я… Не могу… Так сразу… Дайте мне хотя бы время!
– Время я вам, пожалуй, дам, – уронил Селиванов веско. – Двадцать четыре часа, и ни минутой больше. Но хочу сразу же пояснить кое-что. – Тон его сделался жестким, глаза засверкали, как лезвие ножа. – Если вы думаете, что вам удастся разобраться со мной, как с господином Колозиным, вы заблуждаетесь. Я принял меры и записал все, что видел этой ночью. После моей смерти конверт вскроют, и вам не поздоровится. Я ясно выражаюсь?
Федор кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Селиванов скользнул взглядом по его бледному лицу и мельком подумал, что немногого же стоит императорская армия, если ее офицера, хоть и бывшего, может скрутить в бараний рог внук простого крестьянина, каким являлся сам фабрикант.
– Даю вам время до завтрашнего вечера на объяснение с маменькой, – бросил Селиванов на прощание. – И не забудьте предупредить свою девку и всю ее родню, что им скоро придется отсюда убираться. Я не люблю, когда чужие люди ходят по моей собственности.
Он поудобнее перехватил трость и вышел. Стиснув виски, Меркулов опустился на софу и стал смотреть на пятна от снега на полу, которые оставил незваный гость.
– Что же мне делать? – проговорил Федор в отчаянии. – Боже мой, что же мне делать?
Глава 16
Мотив
– Вопреки всему, что пишут в романах, – сказал Порошин, – работа следователя адски скучна.
Ольге Ивановне ужасно хотелось, чтобы следователь ушел и оставил ее в покое. Она нервничала, у нее дрожали руки, когда она переставляла склянки в больничном шкафчике, и она боялась, что разобьет что-нибудь в присутствии этого лощеного и невыносимо уверенного в себе господина, и он будет думать, что она в чем-то виновата, хотя Ольга Ивановна не знала за собой никакой вины – он просто был ей противен, и она не могла ничего поделать с этим.
– Взять хотя бы убийство Колозина, – продолжал Михаил Яковлевич, задумчиво поглядывая на бледную медсестру и отмечая ее странную нервозность. – Все было бы проще простого, если бы выяснилось, что жена Печки или он сам ночью покидали больницу. Но Василиса до сих пор плохо себя чувствует и еле держится на ногах, а отставной штабс-капитан всю ночь просидел возле ее постели. Значит, никто из них не убивал. Возникает естественный вопрос: кто же тогда это сделал? Вот вы, например, что думаете, Ольга Ивановна?
– А почему вы меня спрашиваете? – резко спросила молодая женщина, захлопывая шкафчик.
– Потому что ситуация крайне странная, согласитесь! Колозин приехал из Петербурга, чтобы поблагодарить Павла Антоновича за заступничество. Здесь его вроде бы никто не знает, кроме Николая Одинцова, который с ним учился. В доме Снегирева состоялся торжественный ужин, а вскоре после него студента находят мертвым. Вы же видели Колозина вчера, может быть, заметили что-то?
– Ну, насколько я помню, никто не угрожал его застрелить, – сухо бросила Ольга Ивановна. – И никто вообще ему не угрожал, не считая тех двоих.
– Но, может быть, было что-то еще? Вы не заметили в его поведении ничего странного?
– Странного? – Ольга Ивановна пожала плечами. – Он очень искренне благодарил Павла Антоновича, потом говорил всякие глупости… пытался задеть баронессу Корф, потом предложил тост за мистера Бэрли и сказал, что если тот пожелает описать его процесс в своей книге, то Колозин к его услугам. Что было дальше, я не знаю, потому что за мной приехали, и я ушла.
– Насколько мне известно, – сказал Порошин, – доктор Волин разрешил вам остаться до конца вечера. Можно узнать, почему вы поторопились вернуться в больницу?
Ольга Ивановна нахмурилась.
– Я была уверена, что Георгию Арсеньевичу понадобится моя помощь, – сдержанно промолвила она.
– Весьма похвально с вашей стороны, – кивнул следователь, решив покамест не заострять на этом внимания. – Возвращаясь к Колозину: вы больше не помните ничего особенного? Какие-то мелочи, может быть, которые показались вам необычными?
– Вы все время возвращаетесь к одному и тому же, – уже с раздражением промолвила Ольга Ивановна. – Поймите же наконец: Павел Антонович – интеллигентнейший человек, и его гости – замечательные люди. Не было такого, чтобы Колозину кто-то угрожал, или оскорблял, или каким-то образом пытался его задеть. И я уверена, что в тот вечер ему даже в голову не могло прийти, что идут последние часы его жизни.
