Узнав, чего от нее ожидает хозяин дома, Любовь Сергеевна объявила, что она приложит все усилия, чтобы удовлетворить любопытство своего кумира, и вообще, если Павлу Антоновичу нужна какая-нибудь помощь, она будет счастлива ее оказать. Попрощавшись с младшими Снегиревыми, она удалилась.
– Наконец-то мы от нее избавились, – проворчал Сашенька, когда шаги гостьи стихли за дверью. – Я думал, она уже никогда не уйдет!
Лидочка пожала плечами, устроилась в кресле возле окна и раскрыла книгу. Наденька села на диван и стала рассеянно гладить полосатую кошечку, которая скользнула к ней на колени. Часы пробили два. В комнату заглянула мать, и по кислому, как уксус, выражению ее лица старшие дети тотчас почувствовали, что она не в духе и не прочь закатить скандал.
– Эта особа уже уехала? – спросила мать тонким, злым голоском. – Очень хорошо! Не понимаю, о чем думают женщины, которые набиваются в гости к женатым мужчинам… изображают из себя преданных почитательниц, а сами готовы на бог весть что!
– Мама, не надо, – пробормотал Сашенька, испытывая мучительную неловкость.
Само собой, его замечание оказало действие, совершенно противоположное тому, на которое он рассчитывал.
– Чего не надо? – рассердилась мать. – Сколько я перевидала за свою жизнь таких, как Любовь Сергеевна… Все тише воды, ниже травы, «ах, Павел Антонович, вы такой гений»… А у самих на уме только одно! И еще это убийство, о котором наверняка будут писать все газеты… Боже мой, ведь я же говорила Павочке: зачем, ну зачем ты вмешиваешься? Как чувствовала, ничего хорошего из этого не получится…
– Конечно, ему не надо было вмешиваться, – сказал Сашенька сухо. – Чтобы невинного человека сослали за то, чего он не совершал…
– А его бы не сослали! – вскинулась мать. – Ведь не было никаких улик, вообще ничего не было… Одни подозрения. В наше время не признают виновным, когда нет ничего, кроме подозрений!
– Ничего вы, мама, не понимаете, – ответил сын сердито. – Когда происходит такое громкое убийство, полиции обязательно надо обвинить хоть кого-нибудь. Они не смогли поймать настоящего преступника, ну, и обвинили Колозина.
– Какой смысл сейчас говорить об этом? – с раздражением промолвила Наденька. – Колозин убит! А остановился он в нашем доме! Проблемы будут вовсе не у Колозина – как вы не понимаете, в самом деле, проблемы будут у всех нас!
Ее вспышка странным образом разрядила обстановку: мать почувствовала, что дочь в какой-то степени на ее стороне, но что она взвинчена, и поэтому сейчас не время и не место устраивать скандал.
– Мы ни в чем не виноваты, – упрямо проговорил Сашенька. – Мы его не убивали.
– Боюсь, что это нам еще придется доказать, – бросила Наденька с ожесточением. – Где ты был ночью, кстати?
– Как – где? Спал.
– А следователь спросит, один ли ты спал, и кто может подтвердить, что ты был у себя всю ночь. – Сашенька побагровел. – Понимаешь теперь, что будет?
– Вот об этом я и говорила, – удовлетворенно заметила мать. – А если бы Сашенька не привез его сюда, все было бы прекрасно.
– Получается, теперь я виноват? – вскинулся сын. – Так, что ли?
– Разве я обвиняю тебя в чем-нибудь? Конечно же, нет. – Мать вздохнула. – Просто все получилось так, что хуже не придумаешь. И еще этот англичанин, который будет думать о нас бог весть что…
– Я все-таки не могу понять, кто мог убить Колозина, – пробормотал Сашенька, пожимая плечами. – Если бы его застрелили вчерашняя эпилептичка или ее муж, которые вбили себе в голову, что он убийца… тогда никаких вопросов. Но если они ни при чем…
– Да, все очень странно, – кивнула мать, переставляя безделушки на этажерке и критически оглядывая ансамбль. – Я осмотрела его вещи, думала, найду в них что-нибудь, но он взял с собой совсем маленький чемоданчик, и там нет ничего интересного.
– Мама, – сказала Наденька после паузы, – вам не кажется, это уже чересчур?
– Ему все равно уже ничего не нужно, – парировала мать, пожимая плечами. Лидочка метнула на нее быстрый взгляд и снова углубилась в книгу. – И я ничего не брала, если ты об этом. Я проверила его вещи, осмотрела на всякий случай комнату, поговорила с прислугой – все без толку. Он просто зачем-то ночью вышел из дому и был убит. – Она прищурилась, испустив неприятный смешок. – Думаю, следователю, который будет расследовать это дело, придется нелегко… Очень нелегко!
Курьерский поезд – то есть экспресс, который прежде никогда здесь не останавливался – сбавил ход, подходя к станции. Лязгнули колеса, состав остановился, и через несколько мгновений дверь вагона первого класса распахнулась, пропуская хорошо одетого пассажира. Кондуктор помог ему вынести чемодан.
Как только пассажир сошел на перрон, дверь затворилась, и поезд, свистнув на прощание, тронулся с места. Он загрохотал, набирая ход, и через несколько минут скрылся за поворотом.
Незнакомец остался на перроне один. На вид ему можно было дать лет сорок или чуть больше того. Темные усы, умные глаза, но внешность в общем и целом не привлекающая внимания. Хмурясь, он оглядывал станцию, единственный фонарь, слабо светивший в сгущающихся сумерках, деревья, покрытые снегом. Вытащив часы, господин бросил взгляд на циферблат, но тут издали послышался звон колокольчика. К станции подкатили сани, запряженные тройкой лошадей, и оттуда вылез следователь Порошин.
– Однако, запаздываете, милостивый государь, – холодно заметил господин, беря свой чемодан. – Вам же прислали вторую телеграмму и предупредили, когда и куда именно я приеду.
Следователь хотел оправдываться, что впервые на его памяти курьерский останавливается на этой станции, но у приезжего господина было такое выражение лица, что у Порошина пропала всякая охота с ним объясняться.
– Распутица, Сергей Иванович… – «Вот черт, как же его фамилия? Забыл…»
– Сергей Васильевич, – сухо поправил следователь по особо важным делам, который приехал из Петербурга и обладал властью тормозить где угодно скорые поезда. Он забрался в сани, Порошин помог поставить туда чемодан и сел рядом со столичным гостем.
– Трогай! – крикнул следователь ямщику.
– А теперь, с вашего позволения, – сказал гость, – я хотел бы услышать в подробностях все, что вам известно об убийстве Колозина, а также то, что вам уже удалось установить в ходе следствия.
Порошин прокашлялся и рассказал, как сегодня утром Николай Одинцов нашел в саду окоченевший труп. От находки следователь перешел к результатам вскрытия, после чего поведал о вечере у Снегирева, описал всех, кто присутствовал на нем, а также незваных гостей, которые устроили скандал и угрожали жертве. Однако впоследствии проверка алиби выявила, что те, у кого был мотив разделаться со студентом, не имели такой возможности, а кроме них и подозревать-то было некого.
– Да, положение не из легких, – заметил гость из Петербурга. – Вот что: отвезите-ка меня к генеральше Меркуловой. Мне нужно поговорить с баронессой Корф.
– Но сейчас уже больше семи часов, а пока мы доедем…
– Будет неудобно тревожить баронессу в столь поздний час? – Сергей Васильевич усмехнулся. – Не извольте беспокоиться, милостивый государь. Скажите мне лучше вот что: раз вам известно, что тело Колозина переносили, почему вы не искали место преступления? Это раз. Два: почему вы не допросили Снегирева, его семью и прислугу? Почему не обыскали вещи студента?
– Потому что мы с Клеменсом Федоровичем получили телеграмму, которая запрещала нам что-либо предпринимать, – сухо ответил Порошин. – Нам было предписано дожидаться вас, так что, милостивый государь, если мы вас разочаровали, то вовсе не по своей вине.
– Ну, до разочарования пока далеко, – хмыкнул Сергей Васильевич. – Но работы нам предстоит немало, и если вы с Клеменсом Федоровичем полагаете, что меня прислали исключительно для того, чтобы я отнял у вас все лавры, то вы заблуждаетесь. – Порошин вспыхнул, но ничего не сказал. – Первое: надо будет опросить всех, кто присутствовал на ужине, всех, кто находился в доме Снегирева. Второе: надо найти место преступления. Третье: оружие. Каким бы дешевым ни был револьвер, из которого застрелили Колозина, он кому-то должен принадлежать. Четвертое: мы должны понять, почему студент был убит. В этой части вопросов пока больше всего. Можно строить какие угодно догадки, но, милостивый государь, мне нужны факты и только факты. Если мы не раскроем дело, причем в кратчайшие сроки, боюсь, это произведет на общество гнетущее впечатление. Кое-кто уже начал распускать слухи, что убийство Колозина – будто бы месть полиции за то, что его оправдали, а следователя, который вел его дело, уволили с треском. – Порошин нахмурился. – Мы-то с вами знаем, что разговоры о мести – сущий вздор, но видите ли, в чем дело: в современном мире правда мало кого интересует, зато очень многих интересует, как бы ее истолковать и подать в своих целях. И даже если мы с вами завтра же найдем убийцу и предъявим оружие, из которого застрелили студента, некоторые газетчики все равно напишут, что подданные российского императора живут в стране возмутительного беззакония, все плохо и дальше будет только хуже…
