– А господин приказал, чтобы почтенный Хризостом явился к нему, – добавил остиарий.
По указанию Хризостома Клеон сложил в одной из комнат все, что он и Лев принесли из лавок. Удостоверившись, что покупки в порядке, домоправитель поспешил к Гнею Станиену.
– Ну, идем, идем скорее! – торопила Клеона нянька. – Гай не привык ждать.
Клеону казалось, что от толкотни и шума на улицах все у него внутри сморщилось и почернело – так он устал. Да и Лев тревожил мальчика: раненный в утренней схватке, целый день исполнял он непривычные обязанности – то верховой лошади, то вьючного мула… В конце концов он мог и взбунтоваться.
– Погоди минутку, – попросил мальчик. – Дай мне поговорить с собакой. Видишь, она устала.
– Мы все устаем, – пожала плечами нянька. – С рассвета до поздней ночи топчемся. Даже ноги к вечеру распухают.
– Но собака не человек, – возразил Клеон. – Она может рассердиться и укусить Гая. Дай же мне поговорить с нею!
– Да что ты глупости болтаешь! Где это видано, чтобы собака разговаривала с человеком?
– Конечно, не Лев будет говорить, а я, – усмехнулся Клеон. – Я скажу ему, чтобы он вел себя смирно, и он поймет. Не мне одному – всем вам будет худо, если случится беда с маленьким господином, – прибавил мальчик.
– Это правда, – согласилась нянька. – Ну скажи ему, чтобы не кусался. Только недолго болтай!
Клеон взял обеими руками голову Льва и, глядя ему в глаза, сказал:
– Тебе хотелось бы растянуться на теплых камнях в саду, правда?
Лев помахал хвостом.
– Но мы оба, ты и я, должны идти к маленькому Гаю и делать все, что он захочет. Понимаешь?… Нельзя ни рычать, ни огрызаться. Ты должен быть послушным и смирным. Понимаешь?
В атрий вбежала еще одна служанка:
– Неужели еще не пришли?… А, вот они! Идите скорее! Госпожа вас требует.
Обе рабыни, Клеон и Лев прибежали в комнату, где обычно принимали гостей, а сейчас хозяйка дома и пять или шесть рабынь старались развлечь валявшегося здесь на полу Гая. Он отворачивался от игрушек, которые подносили ему женщины, бил кулаками тех, кто особенно настойчиво за ним ухаживал, и вот уже больше часа плаксиво тянул одно и то же:
– Как смел Хризостом увести мою лошадь?… Хочу лошадь!
– Ну перестань, мое сокровище! – упрашивала мать. – Я накажу Хризостома, когда он вернется. На твоих глазах накажу… ему дадут десять ударов плетью…
– Хочу лошадь…
– Стыдно, Гай! – уговаривала Фульвия. – Мужчина должен быть терпеливым…
– Вот они, госпожа! – крикнула, вбегая, нянька.
Гай вскочил.
Если бы Панфилон не рассказал ему, как зла хозяйка дома, Клеону она показалась бы красивой. Теперь же, встретившись с ней взглядом, он почувствовал страх и поскорее отвел взор от серых ледяных глаз матроны.[75] «Точно изваяние из камня!»
– Пришли!.. Пришли!.. – радовался Гай. – Теперь давайте мне есть. И пусть лошадь и конюх ужинают со мной.
Няньки вопросительно смотрели на Фульвию.
– Делайте, как приказывает молодой господин, – сказала она и, прищурившись, обратилась к Клеону: – Уж не из Фессалии[76] ли ты, мальчик?
– Нет, – простодушно ответил Клеон, – я родом из Сицилии. Мой отец…
– Я не спрашиваю тебя о твоем родстве, – остановила его Фульвия. – Я хотела знать, не фессалиец ли ты, потому что уроженцы этой страны славятся как искусные чародеи, а ты просто околдовал маленького господина.
Няньки принесли маленький столик и поставили его к ложу, на котором полулежала Фульвия.
Опустив руки, Клеон стоял посреди комнаты, чувствуя, что всем мешает, и не решаясь предложить свою помощь.
– А рабу и лошадке подстелите этот килик, – указал Гай на ковер из козьей шерсти, с которого только что поднялся сам. – Они сядут на пол и будут есть из моих рук.
Рабыни повиновались.
– Что тут? – Фульвия сняла крышку с блюда, которое рабыня поставила перед Гаем. – Пунийская каша!.. С творогом и медом!.. Как вкусно! Кушай, мой маленький!
Гай упрямо мотнул головой:
– Пусть лошадь сначала кушает… Давай руки! – приказал он Клеону. – Ешь сам и лошади дай. Положи ей прямо на пол… Чего же ты?… Боишься мозаику запачкать? Ничего, няньки уберут.
Чтобы не вызвать неудовольствия маленького Гая и суровой Фульвии, Клеон, подавив обиду, стал есть кашу прямо с ладони, предварительно отложив Льву его долю на пол.
Проглотив кусочек жареного цыпленка, Гай бросил остальное Клеону:
– Лови! – и захлопал в ладоши, когда сицилиец поймал жаркое на лету. – Пополам с лошадью!.. Подели пополам! – кричал развеселившийся Гай.
«Это наказание богов, – твердил про себя Клеон, доедая мясо. – Надо терпеть. Может быть, видя мое унижение, они сжалятся над нами».
После сладкого – изюма и яблок – Фульвия поднялась:
– Ну, теперь спать.
– Не хочу! – топнул ногой Гай. – Теперь я поеду в библиотеку и посмотрю, какого педагога[77] купил мне отец.
– Ну кто же после ужина ездит верхом? – попробовала уговорить его мать.
– Я! – сказал маленький упрямец. – Я езжу. Я не виноват, что у меня целый день не было лошади… Эй, конюх! Подведи мне коня.,
– Ну хорошо, – уступила Фульвия. – Пусть твой конь отвезет тебя в спальню.
– Нет, в библиотеку, – настаивал Гай. – Ведь моего коня увели, и я не мог поехать туда днем.
– Железный характер у этого ребенка! – с восхищением сказала Фульвия. – Ну давай пошлем Азур узнать, там ли новый библиотекарь. Но потом – обязательно спать! Иначе я призову Луция. – Она выразительно посмотрела на няньку, и та, ответив ей понимающим взглядом, вышла за дверь.
Гай притих, старший брат был единственным человеком в доме, авторитет которого он признавал. Обняв колени матери, он умильно заглянул ей в лицо:
– Не надо Луция! Он будет браниться. А я ничего плохого не делаю. Я только посмотрю на педагога и пойду спать. А если я не посмотрю на него, я все буду думать, думать, какой он… и не засну.
Фульвия улыбнулась, проведя рукой по кудряшкам сына:
– Хорошо, хорошо, дорогой! Вот только вернется Азур, и ты поедешь.
Клеон, воспитанный в послушании и уважении к родителям, с неодобрением смотрел на эту сцену. Нянька, постояв за дверью, вернулась.
– Господин послал нового библиотекаря в Тускуланскую виллу за книгами, которые надо переписать, – сообщила она только что придуманную новость. – С ним уехал и его помощник, чтобы показать дорогу. Дверь библиотеки заперта, и ключ у молодого господина.
– Ничего не поделаешь, – развела руками матрона. – Придется тебе ехать в спальню. А завтра, как только встанешь, я пришлю к тебе библиотекаря, и он расскажет тебе какую-нибудь интересную историю. – Притянув к себе сына, она поцеловала его: – Да хранит тебя твой гений-покровитель.
– Не буду спать! – надул губы Гай и протянул руки Клеону: – Посади меня на лошадь.
Нянька поспешила положить на спину собаки коврик.
Помня наставления Клеона, Лев не зарычал, только клыки его невольно обнажились от боли, которую причинил ему малыш, задев ногой раненое плечо. Этого было достаточно, чтобы Фульвия вспомнила о драке в вестибюле. Боясь нового взрыва слез и капризов, она не запретила Гаю ехать верхом, но Клеону погрозила пальцем:
– Если собака укусит малютку, ты будешь распят за Эсквилинскими воротами!
С этим напутствием Клеон и Гай в сопровождении нянек спустились по ступенькам в длинное помещение, откуда можно было попасть в летние спальни женщин, комнату нянек и детскую.
Стоя в дверях, Фульвия с беспокойством смотрела им вслед, пока не услышала, что они благополучно добрались до спальни Гая.
Глава 10. Дом засыпает
Передав Гнею Станиену деньги, полученные от булочника и вольноотпущенников-торговцев, и докладывая, как выполнил остальные поручения, Хризостом не забыл рассказать и о поражении претора Клодия.
– К предводителю гладиаторов Спартаку бегут, как говорят, сотни рабов, и вся Кампания объята волнением.
– А зачем ты сообщаешь об этом мне? – высокомерно спросил Станиен.
– Чтобы предупредить об опасности. Может быть, ты решишь, господин, поехать в какую-нибудь другую виллу?… Или пошлешь в Кампанию одного меня, без молодого господина? Я мог бы разведать, действительно ли волнение так распространилось…
– Неужели я буду менять свои планы из-за кучки восставших рабов? – возмутился Станиен. – Надеюсь, ты не забыл послать на виллу гонца, чтобы Луцию выслали к перевалу лектику и приготовили к вашему приезду обед и спальни?
– Все было сделано в тот же час, как ты повелел, господин.
– Ну и отлично! – кивнул Станиен. – Выполняй приказания, и больше от тебя ничего не требуется. Можешь идти! – И, когда домоправитель, поклонившись, повернулся к двери, снисходительно добавил: – Во всяком случае, я ценю твою преданность.
Выйдя от Станиена, Хризостом отправился проверить, заперты ли кладовые и погреба, и опечатать их на ночь. Вспоминая разговор с хозяином, он насмешливо кривил рот. Преданность?… Ему решительно все равно, что случится с Гнеем Станиеном, Фульвией или Гаем. Он тревожился только за Луция, своего воспитанника, которого он втайне любил, как сына. Он готов был рисковать своей жизнью, но не жизнью Луция, и волновался, раздумывая об опасностях, которые могут угрожать в Кампании его любимцу. Как уберечь от них Луция?… Предупредить его?… Уговорить, чтобы он остался дома и предоставил Хризостому самому проверить, как приготовлена вилла к приезду господ?… Бессмысленно! Луций высокомерен не меньше, чем его отец. К тому же он молод и смел, опасность только подзадорит его.
