– Разве там были одни мальчики?
– Да. И Клавесины, и Куранты. И, наверно, они ужасно избаловали Арриэтту.
– Но что они ели, как вы думаете? Гусениц?
– О боже, девочка, конечно же, нет. У них была замечательная жизнь. Барсучьи норы – это целые квартиры… там масса жилых помещений, и переходов, и кладовых. Они, верно, собирали лесные орехи… лущили из колосьев зерно и складывали в кладовые, а потом мололи муку, в точности как люди… им даже сеять не нужно было, бери готовым. У них был мёд. Они могли делать чай, и цветочный, и липовый. И собирать ягоды шиповника и боярышника, и тёрн, и чернику, и лесную землянику. Мальчики могли удить в ручейках, а для них мальки – что для нас скумбрия. У них были птичьи яйца – столько, сколько душа пожелает, – для омлетов, пирогов и заварных кремов. Понимаешь, они скоро узнали, где что надо искать. И конечно, у них была зелень для салатов. Только подумай, какой превосходный салат можно приготовить из нежных побегов молодого боярышника – в детстве мы называли его бутерброд с сыром – со щавелем и одуванчиками, а если ещё приправить его тимьяном и диким чесноком! Не забывай – Хомили всегда хорошо готовила. Недаром же они жили под кухней.
– Но их со всех сторон подстерегала опасность, – не сдавалась Кейт, – все эти ласки, и вороны, и горностаи, и все прочие твари.
– Верно, – согласилась миссис Мей. – Им грозила опасность. Так же, как и всем нам. У них по крайней мере не было войн. А ты подумай о первых колонистах в Америке! Или о крестьянах, которые живут посреди саванны в Африке, где вокруг рыщут дикие звери, или о тех, что живут в джунглях Индии! Они понемногу знакомятся с повадками зверей. Даже кролик знает, когда лиса охотится, а когда нет; он может пробежать у неё под носом, если она сытно поела и нежится на солнце. Все дети Хендрири были мальчики, они должны были научиться охотиться, чтобы добывать пищу, научиться защищать себя. Я не думаю, чтобы Арриэтта или Хомили уходили далеко от дома.
– Арриэтта уходила, – сказала Кейт.
– Да, – согласилась, смеясь, миссис Мей. – Арриэтта, пожалуй, уходила.
– Значит, у них было мясо? – сказала Кейт.
– Да, иногда. Но добывайки – не убивайки. Я думаю, – сказала миссис Мей, – что, если горностай, скажем, убивал куропатку, они могли добыть её ногу или крыло.
– А если лиса убивала кролика, они добывали его мех?
– Да, на одеяла и шубы.
– А какие на вкус ягоды боярышника, если их очистить от кожуры и испечь? – с блестящими от возбуждения глазами спросила Кейт. – Как печёный картофель?
– Возможно, – ответила миссис Мей.
– Но они не могли готовить в барсучьей норе. Я полагаю, они разводили костёр. А как зимой? Что они делали, чтобы не замёрзнуть?
– Знаешь, что я думаю? – сказала миссис Мей; она отложила работу и немного наклонилась вперёд. – Я думаю, они использовали её, со всеми переходами и кладовыми, как огромный холл-лабиринт. Никто, кроме них, не знал, как пройти по всем галереям и переходам к их настоящему дому. Добывайки любят длинные коридоры и ворота, и они любят жить далеко от парадных дверей.
– Где же тогда они жили?
– Мне пришло в голову: а не могли они использовать газопровод? – сказала миссис Мей.
– Да-да! – вскричала Кейт. – Я вижу, что вы имеете в виду.
– Земля там мягкая, песчаная. Я думаю, они прошли через всю барсучью нору и вырыли большой круглый зал на одном уровне с газопроводом, а вокруг зала сделали маленькие комнатки, как каютки. И я думаю, – продолжала миссис Мей, – что они проделали в трубе три маленькие дырочки. Одну совсем малюсенькую, такую, что и не увидишь; и газ, который оттуда шёл, всегда горел. А две другие, побольше, с затычками; когда они хотели их зажечь, они вынимали затычки. Большие «горелки» зажигались от маленькой. Вот тебе и освещение, и огонь для готовки.
– Но додумались ли они до этого?
– Додумались. Они умные, – успокоила её миссис Мей, – слишком умные, чтобы жить рядом с газопроводом и не добыть немного газа. Не забывай, кто они.
– Но им был нужен вентилятор.
– О, – сказала миссис Мей, – у них и был вентилятор.
– Откуда вы знаете? – спросила Кейт.
– Потому что однажды, когда я там была, мне почудился запах тушёного мяса.
– Ax! – взволнованно вскричала Кейт и, забравшись с коленями на табурет, перегнулась к миссис Мей. – Значит, вы всё-таки там были? Вот откуда вы всё это знаете. Вы их тоже видели!
– Нет, нет, – сказала миссис Мей, немного отодвигаясь. – Я их никогда не видела. Ни разу!
– Но вы там были? Вы что-то знаете! Вижу, что знаете.
– Да, я там была, – миссис Мей посмотрела прямо в горящие нетерпением глаза Кейт; казалось, она была в нерешительности, чуть ли не чувствовала себя виноватой. – Хорошо, – согласилась она наконец, – я тебе расскажу, но я ни за что не ручаюсь. Я приехала туда как раз перед тем, как тётю Софи забрали в больницу. Я знала, что дом продадут, поэтому я… – Миссис Мей опять заколебалась, затем продолжала смущённо: – Я вынула всю мебель из кукольного дома, положила в наволочку и отнесла туда. И на свои карманные деньги купила кое-что… чай и кофейные зёрна… и соль, и перец, и гвоздику, и большой пакет сахара. И взяла целый ворох шёлковых лоскутков, которые остались, когда мы шили лоскутное одеяло. И немного рыбьих косточек на иголки. Я положила туда крошечный напёрсток, который был в моём куске рождественского пирога, и целый набор щипчиков и тарелочек из цветной фольги, которые были в коробке из-под шоколадных конфет…
– Но вы их ни разу не видели?
– Нет. Ни разу. Я просидела несколько часов на склоне под живой изгородью из боярышника. Мне очень нравился этот склон: отовсюду торчали перекрученные корни, в песке были ямки, там росли лесная фиалка, и первоцвет, и ранняя смолка. С самого верха склона было видно на много миль кругом – и поля, и леса, и долины, и извилистые просёлочные дороги, трубы большого дома.
– Может быть, вы сидели не там, где надо.
– Не думаю. Сидя так в траве, глядя на жуков и муравьёв, я нашла жёлудь; он был гладкий и сухой, сбоку у него была пробуравлена дырочка, а самая верхушка срезана…
– Чайник! – воскликнула Кейт.
– Думаю, что да. Я всё кругом обыскала, но носика из пёрышка так и не нашла. Тогда я принялась звать их, я кричала во все норки и дыры… как раньше брат. Но мне никто не ответил. А когда я пришла туда на следующий день, наволочка исчезла.
– И всё, что в ней, тоже?
– Да. То, что в ней, тоже. Я обшарила всё вокруг – вдруг увижу шёлковый лоскут или зёрнышко кофе. Но нет, я не нашла ничего. Конечно, там мог кто-нибудь проходить и унести наволочку со всем содержимым. Вот в тот день, – сказала миссис Мей, улыбаясь, – я и почуяла запах тушёного мяса.
– А на который день, – спросила Кейт, – вы нашли дневник Арриэтты?
Миссис Мей вновь положила шитьё.
– Кейт, – начала она удивлённо, затем нерешительно улыбнулась. – Почему ты это спрашиваешь? – Щёки её порозовели.
– Я догадалась, – сказала Кейт. – Я знала, что есть что-то… что-то, чего вы не хотите мне говорить. Например, что вы прочитали чужой дневник.
– Не дневник, – сказала миссис Мей поспешно, но щёки её покраснели ещё пуще прежнего. – Я нашла книжечку под названием «Памятные заметки», ту, с пустыми страницами. Там Арриэтта про всё это и написала. И я не тогда её нашла, а через три недели… накануне того дня, когда я насовсем уехала оттуда.
Несколько минут Кейт сидела молча, во все глаза глядя на миссис Мей. Наконец она протяжно вздохнула.
– Но это же всё доказывает, – сказала она. – Подземный зал и всё остальное.
– Не совсем, – сказала миссис Мей.
– Почему? – спросила Кейт.
– Арриэтта писала букву «е» как маленький месяц с чёрточкой посредине.
– Ну и что из того? – спросила Кейт.
Миссис Мей рассмеялась и снова взялась за шитьё.
– Мой брат тоже так писал эту букву, – сказала она.
Добывайки в поле
Глава первая
Что было однажды, может случиться дважды.
Из дневника Арриэтты. 19 марта
Ну кому ещё было выяснить судьбу добываек, как не Кейт?
Много лет спустя, когда она была уже совсем взрослой, она записала их историю для своих четверых детей, собрав её по крупицам, как собирают материал для исторических или биографических книг. Кое-что она помнила сама, кое-что ей рассказали другие, а кое-что – лучше уж сразу признаться в этом – она просто придумала. Самой примечательной находкой, подтверждающей её рассказ, была крошечная старомодная записная книжечка с золотым обрезом, найденная Кейт в доме лесника в поместье Стаддингтонов неподалёку от Лейтон-Баззарда в Бедфордшире.
Старый Том Доброу, лесник, всегда был против того, чтобы история добываек была записана на бумаге, но, поскольку он давным-давно умер и лежал тихо и спокойно в могиле, а дети Кейт были вовсе не тихими и далеко не спокойными, она решила, что, будь он жив, он бы, наверное, преодолел своё предубеждение, понял её и простил. Так или иначе, по размышлении Кейт решила рискнуть.
