Виктор Гилмартин – ангел-хранитель аукциониста. Мужчина с твердым характером, в свое время, по долгу службы, бывший ответственным за автомагистраль, идущую через весь город, а также за разрушение нескольких древних, изящных образцов викторианской архитектуры Британии. Говорят, под его бетонными дорогами схоронено немало человеческих тел. Закатившиеся глаза испуганного вола разбудили в Викторе Гилмартине любовь к антиквариату, а в энтузиазме самого Виктора, потратившего целый день, чтобы заполучить эту мазню, Ферри увидел знак свыше.
Ферри – его близкий друг. Он обрабатывал Виктора долго, шел за ним, прощупывая почву на каждом шагу, приближался постепенно, не слишком напористо, чтобы не спугнуть дичь. В день, когда ему удалось вытянуть из него пятьдесят фунтов за белый фарфоровый горшок, он понял, что кормушка уже никуда не убежит. Сам Ферри давно уже не занимается собственными сделками. Он теперь – неофициальный куратор коллекции Виктора. Каждый день в два часа он как штык появляется у бара, сидит там до закрытия и консультирует Виктора, что и когда покупать. Дайте Ферри небольшую взятку, и он с готовностью поможет вам реализовать ваш товар.
– Какой чудный образец ярмарочного стекла! – скажет он, разглядывая в серванте аукционного зала какое-нибудь пошлое блюдо. Чей-то дедушка выиграл его на каком-нибудь шоу. – М-да, в наши дни не часто увидишь такое.
И рука Виктора ползет в карман. Ферри охраняет Виктора и обращается с ним нежно. Более жадный на его месте сыграл бы по-крупному, но Ферри позволяет себе набрать лишь три очка в неделю. Его клиенты стоят в очереди, и он берет с них за посредничество лишь десять процентов комиссионных да кружку пива из вежливости. Мнения о Ферри разделились. Некоторые считают, что он недостаточно амбициозен, другие – что он просто играет в долгую игру, готовясь к решающей и храброй сделке, которая унесет его куда-нибудь в далекое и безопасное место, где руки Виктора не смогут дотянуться до его глотки.
Полки со спиртным у Гилмартина – двенадцать футов в длину и поблескивают янтарем. Посетители устраиваются за длинными деревянными столами на стульях или скамейках. Дуб, который Виктор отобрал у церквей в своей прошлой жизни, теперь украшает эти стены. Бармены в килтах скользят от столика к столику, проносят серебряные подносы с напитками над головами посетителей, не проливая ни капли. Если бы не осклабившиеся лица, висящие на стенах в рамах, разукрашенный фарфор и стекло с трещинами, бар был бы вполне приятным местом. Но со всем этим разнообразием бар Гилмартина похож на оживший кошмар эстета.
Сегодня тут еще появилась голова бизона, прикрепленная на уровне глаз к дальней стене. К голове подошла девушка и печально погладила редкие волоски на носу.
Время.
Сто лет тому назад стадо этих странных зверей неслось по зеленой равнине, и от топота их копыт содрогалась земля. А рядом мчался поезд, за которым летел серый дым. Кочегар бросал уголь в топку, машинист, оживленный погоней, давал гудок. Где-то в пути мужчина из третьего вагона выставил в открытое окно винтовку, навел ее, спустил курок и… бах, одного бизона теперь можно обезглавить, выпотрошить, набить опилками и сохранить в таком вот виде.
Виктор стоял за стойкой, добродушный, как обычно.
– Ну как, нравится, Рильке? Сегодня в обед приобрел. Три мужика, которым очень хотелось выпить, сорок минут потратили, чтобы ее здесь укрепить. Я собираюсь устроить конкурс на лучшее имя этой голове.
– Отлично, Виктор. – Я отвел руку девушки от переносицы быка. – Но, может, стоит повесить ее чуть выше? Викторианские таксидермисты использовали мышьяк в качестве консерванта. Это вещество живет долго, а ты ведь не хочешь травить своих посетителей.
Виктор помрачнел. Добрый дядюшка куда-то исчез, и я увидел взгляд ответственного за городские дороги, наблюдающего за укладкой шоссе на месте разрушенных зданий.
– Бобби! Угости мистера Рильке за наш счет и повесь этого быка повыше. – Он повернулся к Ферри. – Вообще-то это твоя работа – такие вещи мне сообщать.
Ферри глубоко затянулся, потом затушил сигарету в пепельнице, рядом со скрюченными останками других окурков. Он поднял голову. В неоновом свете на его лице показались новые ручейки морщин, что вливались в русла старых и глубоких. Мудрая, древняя, галапагосская черепаха. Он с умыслом ответил вопросом на вопрос:
– А спроси его, откуда он это знает?
Я не боюсь Ферри, однако новые враги мне тоже ни к чему.
– На самом деле это не так уж широко известно, – солгал я. – На прошлой неделе по аукционным домам разослали циркуляр, а то бы и сам не знал.
– Да уж. – Энтузиазм вновь вернулся к Виктору. – Вот он, мир антиквариата: купил – продал, нашел – потерял… Эй, Бобби, налей и Ферри заодно.
Я взял предложенное мне пиво и присоединился к кучке антикваров в центре бара. Иэн из Эдинбурга пустил по кругу какие-то драгоценности. Простой серебряный браслет с единственным зелено-голубым камнем.
– Как вы думаете, чей это браслет?
– Индейский, навахо.
– Правильно. Как думаете, сколько стоит?
– Пятьдесят фунтов.
– Примерно. А вот этот? – Он протянул еще один простенький браслет с одним камушком бирюзы в зеленых прожилках. – Как вы считаете, сколько это стоит?
Понятно, что он вешает лапшу нам на уши, но кто-то все же ответил:
– Столько же.
– Нет. – Иэн положил оба браслета рядом с рюмками, пивными бутылками и полупустыми стаканами: в голубых камнях отразилось белое кружево подсохшей пены, изморозь опустевших стаканов. – Нет, черт подери! А знаете, почему?
Все покачали головами.
– Расизм. Вот этот сделали индейцы навахо, а этот – индийцы. Индийское серебро – поцелуй смерти.
Ловкач Стив настолько невероятен, что его нужно видеть. Грязный желтый шейный платок плохо скрывает отсутствие рубашки под светло-коричневым пиджаком. Волосы густые и черные, зачесаны налево. В этот раз у него появились усы а-ля Запата.
– Привет, Стив. Что, маскируешься?
– Очень смешно.
Он отвернулся к своей соседке. Та еще недостаточно пьяна, чтобы пойти с ним, но Стив ждет. У него терпение старого грешника.
Артур протягивает мне книгу:
– Как ты думаешь, сколько стоит?
Суперобложка чистая, яркая, с оторванным нижним уголком. Интересно, в каком состоянии она была сегодня утром и в каком будет к вечеру, когда Артур отправится баиньки. Я снимаю супер и осматриваю переплет. Без неровностей и жирных пятен, корешок прямой и твердый. Первое издание, Эрик Эмблер «Маска Медузы». Я возвращаю ему книгу:
– В хорошем состоянии.
– Да она восхитительная. Просто восхитительная. Из иного мира. – Он допивает третий бокал красного вина. – Ну давай, говори – сколько я, по-твоему, за нее прошу?
– Ты замучил, Артур.
– Ну догадайся. Догадайся.
– Все, что можно сказать о книге, – это в хорошем она состоянии или нет.
Я надеялся, что после моих слов Артур сообразит, что эту вещь не стоит таскать везде с собой, лапать грязными руками, всем показывать и, в конце концов, забыть под стулом в каком-нибудь баре.
– Детектив, первое издание, 1943 год, в хорошем состоянии, ну запроси сто. – Я польстил ему, на самом деле, думаю, скорее пятьдесят.
– А вот тут ты ошибаешься, Рильке. – Лицо Артура раскраснелось, на щеках и на носу выступили капилляры. Из всех моих знакомых пьяниц он самый счастливый. – Дело в том, что склад, в котором она хранилась, разбомбили во время войны. Взлетел на воздух, как ракета. Сохранилась только малая кучка книжек, среди которых и эта. Так что полторы штуки! – Он с размаху ударяет книгой о стол. От громкого стука вся компания вздрагивает. – Полторы штуки! Вот видишь, Рильке, можно сказать, Адольф сыграл мне на руку сегодня.
Пьянчуга у стойки встревает:
– Э! Моего папу на войне убили.
– Не обижайся, мужик, не обижайся. Я просто придурок, когда выпью, не обращай внимания. Ты что пьешь?
Алкаш потянулся к большой кружке крепкого пива, все еще сохраняя праведный гнев на лице:
– Просто следи за словами, когда говоришь о Гитлере. Он был просто ублюдок.
– Конечно-конечно. – Артур совсем не смутился, он старался перевести разговор на книгу. Если бы Гитлер в этот момент оказался в баре, Артур и ему показал бы свой трофей. – Эй, Макс, когда освободишься, налей ему пинту за мой счет.
– Он убил моего папу.
– Да, он большой ублюдок, ты прав, – повторяет Артур, отворачиваясь от пьянчуги. – Но все-таки кое-что в фашистах мне нравится. – Он переходит на шепот и наклоняется к нам: – Они оказали небольшую услугу продавцам редких книг.
Мы все рассмеялись. Мы испорченные люди.
– Так давай посмотрим на остальные, Артур.
– Боже ты мой, здесь и братья Гримм, и «Дон Жуан», и Святой Джо. – Артур шепчет мне на ухо, пока Джон, книготорговец, тянется к книгам через стол. Брат Джона, Стини, сидит молча, без движения, словно тень. Братья даже словом не обменялись.
