Сама история появления Солнца на их базе тоже, мягко скажем, была далека от банальности. Пока Бегемот расчищал на заваленном разным горноспасательным хламом столе место для электрического чайника, он почему-то очень остро вспомнил этот тяжелый день. Наверное, потому, что погода за окном была такая же, как сегодня. Это произошло два сезона назад, приблизительно в такое же время. Снега в тот год было много, даже чересчур много. Лавинщики работали почти каждую неделю, но всех проблем их стрельба не решала. Конфликт интересов. С одной стороны, обезопасить все склоны невозможно. С другой стороны, закрывать канатки надолго тоже нельзя – весь район живет исключительно туризмом. Комаров, начальник службы лавинной безопасности, орал до хрипоты, объяснял, доказывал, приводил веские аргументы, что, мол, канатку необходимо остановить как минимум дня на три. Нельзя, нельзя поднимать людей в горы – трассы на Чегете отродясь не было – одно название, ратрака там никто и в глаза не видел, бесшабашный народ обязательно поедет по бокам, по южным и северным склонам. И лавина свое возьмет. Но подъемники работали почти каждый день. «Дуракам законы нэ писаны, – уверенно заявлял главный канатчик. – Ты таблычки выставыл – кататса запрыщэно, лавыноопасно? Всо! Осталое ых дэло! Сматрэть на горы и па трассэ ездыть всегда можно! Нам дэтей кармить надо». В принципе, его можно понять.
Бегемот открыл ножом банку консервов и посмотрел на Солнце. Кошка все так же сидела на клапане рюкзака, громко мурлыкала, перебирая передними лапами по плотной ткани, томно жмурила зеленые глаза и как будто улыбалась. Чайник закипел.
Тогда, два года назад, Бегемот ошивался в Терсколе, у друзей, приехавших на пару недель из Москвы. Катался, пил пиво, рассказывал байки из жизни спасателей, пару раз вместе с лавинщиками стрелял по склонам из пушки. Командор был не в восторге, но возражать не стал. В это время года основная работа связана именно с горнолыжниками, так что если Бегемот будет поближе к катальным местам, это даже хорошо. От базы спасателей до подъемника примерно километров двенадцать, а от Терскола – не более трех. «Бормоталу возьми», – проворчал Командор в ответ на просьбу Бегемота об отлучке, но это – так, для очистки совести. Командор знал, что без джентльменского набора из рации, аптечки и лавинного комплекта Бегемот все равно с ПСС не уйдет. Школа. Бегемот скорее мог забыть ключи от дома, чем выйти зимой на склон без складной лопаты, лавинного щупа и бипера – радиоэлектронного прибора для поиска засыпанных снегом людей.
Тем утром Бегемот проснулся со странным ощущением раздражения и тоски. Высунув голову из спальника, он увидел в окно фантастическое кавказское голубое небо и сверкающую вершину Чегета за лесом. Вчера снегопада вроде бы не было, и выстрелов зениток лавинщиков тоже не слышно. Значит, канатка работает, и можно будет зажечь пару раз на зависть московским чайникам. Настроение улучшилось. Бегемот вылез из спальника, заглянул в соседнюю комнату и с торжествующим криком: «Подъем, хорьки!!!» – начал развивать бурную деятельность по выходу на катание. Раньше придешь – меньше в очереди проторчишь.
Тропинка от Терскола до подъемников на Чегетской поляне проходила по берегу Баксана, углублялась в перелесок из янтарных строевых сосен, удерживающих на своих раскидистых лапах пушистые снежные шапки, и подбиралась к склону горы в устье крутого кулуара, под названием Доллар. Ничего странного, просто форма кулуара издали напоминала растянутую букву S. Пока добирались до Доллара, Бегемот снова забеспокоился: температура явно поднялась, было около нуля, и практически полный штиль. Вероятность схода лавин значительная, поэтому он однозначно заявил приятелям, что никаких катаний по югам и северам сегодня не будет. Трасса и только трасса, бугры – значит бугры…
Очередь у двухкресельного подъемника была довольно приличная, но случалось и похуже. Пристроившись за какой-то компанией, щеголявшей дорогущим снаряжением, Бегемот дожидался очереди на посадку и прислушивался к разгоравшемуся в компании спору. Народ явно собирался на целинный пухляк, и дискуссия разгорелась на предмет того, по южным или по северным склонам Чегета лучше предпринять первый спуск. Бегемот конечно мог подняться и без очереди – удостоверение спасателя давало кое-какие преимущества, но уезжать не хотелось. Уже пять минут он пожирал глазами зеленоглазую девушку в оранжевой куртке, перед которой увивались, всячески пытаясь показать себя асами фрирайда, парни в фирменных шмотках. Пышные каштановые волосы и удивительная, загадочная улыбка незнакомки были более чем привлекательны. Бегемот не привык ждать милостей от природы, когда речь шла о противоположном поле. Поэтому он набрал в легкие побольше воздуху, чтобы, обращаясь преимущественно к стройной красавице, произнести что-нибудь очень веское в отношении полной невозможности сегодняшнего внетрассового катания. Но вдруг, словно разгадав его намерения, она повернулась к нему с обескураживающей фразой: «А вот волноваться за нас не надо, мы все на пике прогресса», – и, приподняв полу куртки, продемонстрировала на дьявольски узкой талии современный лавинный бипер.
Бегемот никогда за словом в карман не лез, но почему-то при взгляде на пикантно расположенный приборчик он почувствовал неприятный комок в груди, как будто зашевелилась в средостении черная, холодная пиявка. Утренняя тоска внезапно вернулась, и возражать расхотелось… «Увидимся на склоне, красавчик!» – задорно произнесла зеленоглазая незнакомка и, загадочно улыбнувшись, повернулась к своим. «Какой я тебе красавчик?!!!» – раздраженно подумал Бегемот. Размахивая удостоверением спасателя, он протолкался к турникету и, минуя очередь, уехал наверх.
Старый подъемник движется довольно медленно. Покачиваясь в кресле и закрываясь доской от легкого южного ветра, Бегемот смотрел на величественно блиставшие в ультрамариновом небе груди Эльбруса, на оккупировавший небольшое плато белоснежный купол обсерватории, на прячущийся в густых соснах поселок внизу и постепенно успокаивался. Эта фантастическая по своей красоте и масштабу панорама всегда завораживала Бегемота и наполняла его метущуюся душу особым покоем и теплотой. Как человек действия, он никогда не был особенно склонен к созерцательности, но горные пейзажи действовали на него магически… Строгий, жесткий ландшафт. Как-то раз подъемник сломался, что, кстати, бывало не так уж редко, и Бегемот провисел в кресле на ледяном ветру больше двух часов. С тех пор он всегда носил в рюкзаке длинную веревку с узлами через каждые полметра, на случай подобной ситуации. Не сможешь спуститься – замерзнешь. Бегемот любил этот гордый, суровый край с его непритязательным бытом, со своеобразным местным колоритом и традициями, с кучей явных и скрытых опасностей, и, несмотря на то что у него была приличная двушка в Москве, жить в этом медвежьем углу ему нравилось…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
