Этот день — день свадьбы Джека — был самым горестным в ее жизни, а ленч с бабушкой в тягостной стариковской компании в старомодном клубе лишь усугубил ее похоронное настроение. Уже невмоготу было ей слушать воркование по поводу невесты. Вчера ей хватило этого с избытком на приеме, устроенном Кэботами. Пенелопа дала себе зарок не слушать больше этой словесной шелухи.
— Я уже позвонила и извинилась, — сказала Пенелопа, входя в спальню сестры. — Со мной все в порядке, а вот ты не имеешь права так наплевательски относиться к бабушке.
В спальне царил полный хаос. Платья были разбросаны и на кровати, и на полу и свисали со спинок стульев. Туалетный столик был измазан кремом и засыпан пудрой.
— Тут что, Атилла прошелся? — съязвила Пенелопа.
— Я не знаю, что мне делать, — дрогнувшим голосом призналась Хоуп.
— Все нервничают в такой день. — Пенелопа даже удивилась, насколько мало трогают ее переживания сестры. Все-таки ей следовало проявить побольше сочувствия.
— Это не по поводу свадьбы. Она меня больше не волнует.
Пенелопа не знала, что сказать на это. Сама она мечтала о грандиозной, эффектной свадебной церемонии с букетами белых роз, с шатром, освещенным разноцветными фонариками, с роскошным воздушным платьем и с толпой нарядных гостей — словом, о том, что Хоуп получит сполна сегодня. У Пенелопы не было родного отца, который поведет ее к алтарю, когда такой день настанет, хотя она уже начала в этом сомневаться. Билл никогда не пойдет на подобные хлопоты и затраты ради своей падчерицы. Зато он не уставал потакать Хоуп, портить ее и сделал из родной дочери законченную эгоистку.
— Ты болтаешь невесть что, — только и смогла сказать она.
— Ты не понимаешь. У меня сердце так колотится, что вот-вот разорвется. Я не могу одеться и все время меняю белье и платья, потому что обливаюсь потом.
Хоуп схватила со спинки стула ворох одежды и расшвыряла по комнате.
У Пенелопы глаза расширились в изумлении.
— Почему я не сказала до сих пор то, что давно должна была сказать! — с отчаянием воскликнула Хоуп.
— О чем ты?
— Случалось ли с тобой такое, что кому-то ты верила абсолютно, а потом была им обманута? Как будто мир распался у тебя под ногами и ты летишь в бездну. Я падаю, я не могу удержаться на краю.
Хоуп на глазах Пенелопы в самом деле упала, только не в пропасть, а на свою кровать и зарылась головой в подушки. Пенелопа услышала глухие рыдания.
— Может, тебе поговорить с мамой? Или с Биллом? — посоветовала Пенелопа, уверенная, что родители найдут способ, как это бывало неоднократно, лаской возвратить любимую дочурку из кошмарных грез в реальность.
— Зачем? Они лгали мне всю жизнь. Как и все вокруг. Я хочу с этим покончить. Ты должна помочь мне.
«Почему Джек выбрал себе в жены эту истеричку?» — словно раскаленным железом обожгла Пенелопу мысль. Она сейчас воочию видела разницу между Хоуп и собой, но могла лишь горестно удивляться. Со вздохом она спросила:
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Хоуп оторвала заплаканное, распухшее лицо от подушки и произнесла едва слышно:
— У мамы в аптечке есть экуанил. Стибри его для меня.
— Экуанил?
— Это успокаивающее средство. Типа транквилизатора.
Пенелопе показалось странным, что ее мать, столь душевно здоровая женщина, держит у себя седативные препараты.
— Я не стану рыться в ее аптечке, — твердо заявила Пенелопа. — А если хочешь успокоить нервы, глотни вина. Только сначала напяль на себя что-нибудь поприличнее.
— Пожалуйста, сходи к маме в ванную…
— Иди сама.
— Я не могу. Вдруг я наткнусь на кого-нибудь? Не хочу, чтобы меня видели.
— Все равно тебе придется показаться на людях.
— Только не сейчас. После… Я приму лекарство… и скоро буду готова. Пожалуйста, Пенни! Прошу тебя…
Хоуп вдруг перешла на крик. Она вся тряслась мелкой дрожью, а руки ее бесцельно шарили в воздухе, словно стараясь ухватить что-то невидимое.
— Только это. Больше я ничего не прошу…
Пенелопа прониклась жалостью к сестре, но одновременно ее истерика вызывала у нее чувство брезгливости. Она подумала, что неплохо было бы, если б Джек застал свою «принцессу» в таком состоянии. А еще лучше — напичканную успокаивающими средствами, вялую и бездушную, как кукла. Может, тогда он опомнится. Слабый лучик надежды забрезжил в мозгу Пенелопы. Пусть Джек сказал накануне, что поезд уже ушел. Неправда. Ведь бывали случаи, когда бракосочетание отменялось в самый последний момент. Может быть, Пенелопе еще уготована победа и вожделенный приз.
— А ты принимала это лекарство раньше?
Хоуп отрицательно мотнула головой, и слезы потекли у нее из глаз.
— Окажи мне услугу, Пенни… — всхлипывая, бормотала она.
Как хватает совести у их матери подсовывать благородному, честному, слепому в своей влюбленности парню столь негодный товар — больную и распущенную девицу — в невесты? А у отчима Пенелопы вообще нет стыда. Он хоть волоком потащит полубезумную дочь к алтарю ради материальной выгоды и дутого престижа.
Пенелопа выдавила из себя ободряющую улыбку.
— Попробую пошуровать в ванной у мамы… если ты уверена, что лекарство там есть. Только бы Аделаида меня не застукала. — Пенелопа повернулась к двери.
— Не знаю, что бы я делала без тебя, — произнесла Хоуп ей вслед.
Фрэнсис блуждала взглядом меж круглых столов, которыми была уставлена лужайка Прибрежного певческого клуба, и под клетчатыми зонтами и соломенными шляпками не различала лиц. Она поборола искушение расположиться в банкетном зале, примыкающем к буфету, что имело свои преимущества, как-то: удобная близость к напиткам и закускам, но зато исключало возможность повидать Тедди.
Старушка ее предупредила: «Если погода позволит, я буду снаружи. Внутри, когда многолюдно, я страдаю клаустрофобией. К тому же в этом помещении невозможно расслышать собеседника. Акустика там ужасная». А так как небо было безоблачным, искать Тедди следовало на лужайке.
Фрэнсис покинула зал и вышла на воздух.
В конце концов она заметила Тедди и Хоуп, примостившихся на складных стульчиках за пустым столом. На бабушке была видавшая виды соломенная шляпа, розовое с желтым летнее платье, странно перепоясанное под самой ее объемистой грудью, и телесного цвета ортопедические ботинки. Ее трость была прислонена к спинке стула.
До начала ленча еще оставалось десять минут, но, видимо, Тедди уже успела заблаговременно навестить буфет. Ее тарелка была полна. Фрэнсис отметила, что старушка не страдает отсутствием аппетита. Сандвичи с огурцами, фаршированные яйца, заливное с томатным соусом, причем все в изрядном количестве.
— Ты что-то поздно являешься, — упрекнула она Фрэнсис. — Подражаешь моей неорганизованной внучке? Ступай в буфет, запасайся закусками и возвращайся скорее. Я умираю с тоски. Пенелопа отказалась прийти. Аделаида вся в хлопотах и предупредила, что опоздает. А наша невеста, помимо того, что неприлично опоздала, сидит истуканом и до сих пор не проронила ни словечка. Выходит, мне не с кем потрепаться. Вся надежда на тебя. Возможно, ты припасла кое-что интересное, чем с нами и поделишься.
Фрэнсис усмехнулась. Старые люди обладают преимуществом говорить вслух что думают, отпускать критические замечания и рискованные остроты, не стесняясь и не боясь осуждения окружающих. Все списывается на возраст и принимается более молодыми поколениями со снисходительным добродушием.
Фрэнсис вернулась в помещение, взяла из стопки тарелку и двинулась вдоль буфетной стойки. Меню не изменилось с той поры, когда ее приводили сюда еще ребенком. Она могла, закрыв глаза, вспомнить последовательность выставленных блюд и чуть ли не накладывать их на тарелки вслепую. Выбор не отличался богатством, мебель и прочая обстановка давно обветшали, да и вообще клуб выглядел ужасно старомодным, однако все стремились в него попасть. Чтобы быть принятыми в члены клуба, люди записывались в очередь и ждали лет по пять, а то и дольше. Логика Фрэнсис восставала против подобного феномена.
