А мы пошли в лес, прогуляться. Долго бродили среди камней и деревьев и вышли на край красивой опушки. Она вся заросла густой травой и была окружена маленькими, пушистыми, как зайчата, елками.
Вдруг папа повернулся ко мне, прижал палец к губам и тихонько лег на землю. И я тоже, хотя еще ничего не понял.
– Смотри, – одними губами, почти беззвучно прошептал папа, – вон туда, где большой валун. Видишь?
Я пригляделся и чуть не ахнул: слева от нас, совсем рядом, легко качнулись еловые ветки, и на опушку осторожно вышел маленький безрогий лосенок на тонких ножках.
Он постоял немного, двигая ушами и шевеля черным носом, осмотрелся и, путаясь нескладными длинными ногами в высокой траве, сделал несколько шагов, потянулся губами к какой-то веточке.
Мы даже дыхание затаили.
И вдруг из леса ударил двойной выстрел. Дрогнули еловые лапы, выплыл из-за них и растаял легкий дымок.
Лосенка будто что-то очень сильное толкнуло в плечо, у него подогнулись передние ноги, и он упал на колени. Потом медленно завалился на бок, приподнял было голову, словно пытался дотянуться до своей веточки, и бессильно уронил ее в траву.
Я чуть не вскочил, чтобы броситься ему на помощь. Но папа сильно прижал мой затылок, и я уткнулся носом в мох.
– Не двигайся, – услышал я тихие слова. – Сейчас мы его возьмем. С поличным.
Когда я приподнял голову, папы рядом уже не было. Он беззвучно исчез в лесу…
Я долго лежал, затаившись, шарил глазами во все стороны, но ничего не происходило. Снова защебетали испуганные выстрелами птицы. Покачивалась шуршащая трава. Зеленели елки. Только лосенок все так же лежал на боку, лишь чуточку шевелилась от ветра его шерсть. И потому казалось, что он еще дышит.
И все кругом опять было так, будто ничего на свете не случилось.
А потом на дальней стороне опушки раздвинулись ветки, и вышел из леса настороженный человек. Тут же остановился, воровато огляделся по сторонам. Переломил ружье и выбросил из его стволов звякнувшие о камень пустые гильзы. Вставил патроны, снова захлопнул свою двустволку и, озираясь, пошел к лосенку.
Это был здоровенный мордатый парень. Наверное, тот самый злостный браконьер Багров, сообщник Филина, глушивший рыбу динамитом за Песчаной косой.
На поясе у него был патронташ, набитый патронами, и висел большой охотничий нож.
Я тихонько притянул поближе здоровенный сухой сук, вроде дубинки, и сжал его изо всех сил в руке.
Парень стал над лосенком, опять осмотрелся, даже назад оглянулся, повесил ружье на ближнее дерево и вытащил нож из чехла. Закатал рукава, наклонился над лосенком и стал что-то с ним делать – наверное, снимать шкуру. Я старался на это не смотреть, не мог.
Тем более, что мой взгляд привлекло совсем другое: за деревом, где висело ружье браконьера, незаметно и бесшумно, как индеец, появился папа. Он протянул из-за ствола руку, тихо снял ружье с сучка и, отступив назад в чащу, снова исчез.
Через мгновение двустволка опять висела на том же сучке – уже разряженная, как я сразу догадался.
А браконьер ничего не замечал за своим поганым делом. Мотая головой, сдувая с лица комаров, он сноровисто, как опытный мясник, работал ножом. Левая рука его, голая по локоть, красная от крови, оттягивала взрезанный край шкуры лосенка, а в правой, тоже окровавленной, безошибочно сверкало тусклое длинное лезвие. Он торопился. И так увлекся, что даже не сразу поднял голову, когда папа оказался рядом с ним.
– Все, мужичок, отохотился, – спокойно сказал папа. – Года на три, я думаю.
Парень вздрогнул, выронил нож, его красная лапа метнулась к дереву и сдернула с сучка ружье. Не вскидывая его, прямо от пояса, направил папе в грудь и щелкнул курками.
– Давай еще, – посоветовал папа. – Может, осечка? Попробуй, я подожду.
Парень все понял. Выронил ружье и попытался схватить нож. Но на нем уже стояла папина нога в сапоге.
Тогда он отпрыгнул в сторону и скачками помчался в лес. Прямо мимо меня.
Не знаю, что меня толкнуло. Будто земля подбросила. Я вскочил, что-то заорал и, подняв над головой сук, бросился ему наперерез…
Но не очень удачно. Когда до браконьера оставалось всего два шага, я зацепился ногой за кочку и грохнулся со всей дури на землю. Зато рука моя пошла по инерции вперед, и палка очень удачно попала парню между ног. Он запутался в ней и тоже грохнулся со всего маху.
Приподнялся, но не успел вскочить. Папа навалился на него сзади, схватил за волосы и здорово ткнул его лбом прямо в камень.
Парень замер, видно, с ним так круто еще не обращались.
– Хорошо у тебя получилось, – сказал папа, повернув ко мне голову.
– Это случайно, – признался я.
– Все равно хорошо. Подбери его ружье и нож.
Папа задрал парню куртку, выдернул из его брюк ремень и связал ему руки.
– Вставай, – сказал он, – хватит валяться.
– Ты бы отпустил меня, мужик, а? – жалобно попросил парень, поднимаясь с земли.
– Зачем? – спросил папа.
– А я больше не буду.
– Не будешь, – согласился папа. – Долго не будешь. Тебе к сроку за злостное браконьерство еще добавят за попытку применить оружие. При задержании.
– Ну, смотри, мужик, – злобно пригрозил парень, – тут наших много, они тебя достанут.
– Может, и правда, отпустить его? – спросил меня папа. – А то я очень испугался.
– Давай его лучше застрелим, – предложил я. – Чего с ним таскаться? И нам спокойнее. Никто ведь не узнает.
Папа сделал вид, что глубоко задумался над моим предложением. А парень испуганно смотрел на него, ждал решения.
– Багров! – вдруг раздался рядом с ним радостный голос биолога. – Попался! Вот радость-то!
– Повезло тебе, – вздохнул папа с сожалением.
Биолог наклонился над лосенком. Потом подошел вплотную к Багрову, долго смотрел на него. С ненавистью и брезгливостью. Потом сказал:
– Морду бы тебе для начала набить, да руки у тебя связаны. Иди в лодку. Да штаны не потеряй.
И мы пошли на берег.
– Я отвезу его на станцию, – сказал биолог, – и вызову милицию, у нас рация есть.
– Не сбежит, пока милиция приедет? – спросил папа.
– Не сбежит. Мы его в клетку посадим, к волкам. Иди, иди, не оглядывайся.
Мы помогли биологу собрать его приборы, посадили Багрова в лодку, и, когда она скрылась вдали, я все-таки спросил папу:
– Скажи, а если ему удалось бы бежать, ты бы смог в него выстрелить?
– Не знаю, – сказал папа. – А ты смог бы в этом случае его по башке дубинкой ахнуть?
– Смог бы, – сказал я честно, вспоминая открытые глаза мертвого лосенка…
В тот же день нам удалось поднять нашу лодку на поверхность.
Лешкина идея себя полностью оправдала.
Глава XXII
Секретное оружие
Лешка времени тоже даром не терял. И надежно укрепил оборону нашего берега на случай пиратского вторжения.
В этом мы убедились, когда, откачав воду и заделав пробоину, возвращались домой. (Кстати, пробоин оказалось две. Одна дырка в носовой палубе, а другая – под ней, в днище. Похоже, что с самой кручи свалился на нашу лодку камень. Но уж больно точно)…
Папа вел «Богатыря», а я нашу лодку. Парус у нее еще не просох, она сильно кренилась: не столько от ветра, сколько от его веса, но при подходе к берегу я решил обогнать папу и первым достичь причала.
И вот когда я догнал «Богатыря» и пошел параллельным курсом, между нами вдруг поднялся столб воды, будто в нее плюхнулся артиллерийский снаряд. Калибром миллиметров на сто пятьдесят.
А с берега донесся восторженный визг и старческое кряканье: «А как же!»
Оказывается, мы попали в район стрельб, когда там проводились испытания Алешкиного бомбомета. Вернее, подвернулись в нужный момент в качестве мишеней.
– Прицел надо улучшить, – сказал Алешка, когда мы высадились на берег. – Не точно бьет. Разброс большой.
Повезло нам, что разброс большой. А то бы опять пришлось лодку со дна доставать.
Мы подошли к «форту». В средней его амбразуре торчало странное сооружение.
Попробую его описать.
Представьте себе что-то вроде спортивного лука, закрепленного горизонтально на толстой и тяжелой доске. Вместо тетивы – наложенные друг на друга лямки от рюкзака. Потом еще мамин половник и сплющенная гильза на веревочке.
Мы осмотрели это сооружение и ничего не поняли.
– Покажи в действии, – попросил папа.
Алешка поломался немного, ссылаясь на то, что испытания бомбомета еще не завершены, что прицел требует доработки, но все-таки согласился.
Сунув половник концом ручки между лямками, он начал его вращать, закручивая тетиву. Все с большим и большим усилием. Вдруг половник вырвался из его рук и врезал Алешке в лоб – так, что он плюхнулся на… ну, скажем, на спину.
– Стопор подвел, – объяснил он, потирая лоб, и снова взялся за половник. Завернул его до отказа, закрепил гильзой и скомандовал:
– Снаряд!
Акимыч (второй номер артиллерийского расчета) вложил в чашку половника увесистый булыжник, сделал шаг назад и ответил:
