— А постелька эта где находится, можно полюбопытствовать?
— В Твери… в Морозовском городке, в квартире Греты Львовны.
Худой посмотрел на бородатого, и тот еле заметно хмыкнул и впервые включился в беседу:
— Как вы там оказались? Откуда знаете Грету Львовну?
— Познакомилась в электричке, она пригласила к себе.
— Кроме вас, еще кто-то смотрел праздничный концерт? — два последних слова худой произнес четко и по слогам.
— Да. Соседи Греты Львовны. Их пять человек было…
— Ладно. Давайте начнем сначала, — бородач придвинул к себе чистый лист бумаги. — Нам известно, что Ярослав Степанович Зарубин изнасиловал вас накануне праздника. Вы подтверждаете эти сведения?
— Нет! — заявила Алевтина и гордо подняла подбородок.
— А почему вы его выгораживаете? Зачем? Вам бы не хотелось, чтобы он понес наказание и сел за решетку?
Алевтина точно понимала, что бородач сейчас провоцирует ее, ему зачем-то надо затащить за решетку Ярослава. Только Алевтина не хотела иметь к этому отношения. Она не верила в «родную милицию, которая меня бережет» и в справедливость и меньше всего мечтала нажить себе врага в лице приемного отца. Даже если его сейчас и засадят, рано или поздно Тамара его вытащит, и вот тогда у него будет достаточно причин для мести. А Алевтина давно мечтала начать новую жизнь, поэтому она опять с вызовом посмотрела на бородача и сказала:
— Если у вас есть за что сажать его за решетку — сажайте. Мне он ничего плохого не сделал!
— А три дня и три ночи в подвале он что делал? Гладил тебя по головке?
В тот момент Алевтина уже была уверена, что Ярослава в чем-то подловили и ее показаниями хотят засадить его.
В кабинет постучали, показалась чья-то голова и худой вышел в коридор. Бородач стих, начал перебирать бумаги на столе, и Алевтина сделала вывод, что без худого он не намерен вести допрос. Воспользовавшись тишиной, она попыталась проанализировать ситуацию и сначала пришла к версии, что девочки — Оля и Наташа — могли доложить на Ярослава. Но ее тут же осенила и вторая, верная версия — Оксана! Вот кто им все рассказал и даже довел до Твери. Только ее лучшая подруга знала, где она находится.
В кабинет зашел худой и сразу поинтересовался:
— Не надумала еще сотрудничать с нами?
Бородач строго посмотрел на девушку и сказал:
— Не хочет. Желает посидеть за решеточкой, подумать над своим поведением.
Алевтина не хотела верить, что они серьезно говорят об этом. Ведь даже если и предположить, что Ярослава задержали за насилие, то зачем и почему следователям надо наказывать потерпевших? Или это было запугивание? Да, конечно, они всеми силами пытаются ее запугать и выбить признание об изнасиловании. Только вот Алевтина не станет этого делать!
Девушка гордо поднялась и сказала:
— Да, желаю посидеть за решеточкой!
Бородач зло рассмеялся.
— Присядь! Сначала подпишешь протокол. Только подумай хорошенько. Чистосердечное признание смягчает наказание. Слышала такую пословицу? Можем по-быстрому побои снять, показания твоих подруг к делу пришить и уже не такой срок получишь. А, Алевтина Евгеньевна, что скажешь?
— Какой срок? За что? — девушка понимала, что ей лучше придерживаться заранее продуманной тактики, но не сдержалась, вскочила и крикнула: — Что вы себе позволяете? На каком основании вы меня задержали?
Худой хмыкнул. Бородач достал из папки фотографии и кинул на стол, чтобы Алевтина на них посмотрела.
Девушка взяла в руки первое фото и не сразу поняла, что изображено: какие-то обгорелые бревна, сухая трава, покосившаяся крыша.
— Что это? — спокойно спросила она у бородача.
Оба опера бросили на нее взгляд, полный презрения.
— Домик твой, в котором ты с двенадцати лет жила, а потом подожгла.
Алевтина схватила вторую фотографию и стала всматриваться в нее. Затем замотала головой:
— Я не понимаю вас!
— Ничего, посидишь пару суток — сразу все вспомнишь, — ответил ей худой и спросил у бородача. — Может, ее в Печатники оформим? Там ей больше понравится, мне та-а-а-к кажется.
— Оформим. Обязательно! А пока пусть тут подумает. На вот, подпиши, — он швырнул в ее сторону лист бумаги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Не буду я ничего подписывать, понятно? Ничего!
— Понятно.
Он встал и вышел из кабинета. Через минуту вернулся с охранником, который попросил Алевтину следовать за ним.
Девушка бросила фото на стол и спросила:
— Когда это произошло? Девятого мая? Вы же меня про этот день спрашивали? Так вот, у меня есть алиби! Шесть человек! — она уже кричала. — У меня есть шесть свидетелей, которые были со мной в этот день. Вы не имеете права меня арестовывать! У меня есть алиби! Я требую адвоката!
— А вот и голос прорезался. Про права вспомнила. Это хорошо. Посиди и вспомни, как поджигала родной дом, а там и поговорим. Уводи! — кивнул худой охраннику.
Электричка на перрон «Пролетарки» подошла вовремя. Людской поток повалил из поезда. В этом водовороте оказались Оксана и двое мужчин в штатском.
Оксана огляделась в поисках Алевтины, но один из мужчин взял ее за локоть и сказал:
— Все, возвращайтесь в Москву и никуда не уезжайте. Вы нужны нам будете для показаний. Телефон всегда держите при себе и не отключайте. Все понятно?
— А Алевтина? Где она?
— Все, без разговоров. Садитесь в поезд и возвращайтесь в Москву.
— Можно мне хоть пообедать? Я в буфет загляну.
Мужчина отпустил ее, подошел к напарнику, они пошептались и направились к билетной кассе.
Оксана воспользовалась ситуацией и медленно пошла в противоположном направлении.
Еще через минуту она перешла дорогу и побежала к старым кирпичным зданиям. Остановив одного из прохожих, она спросила:
— Морозовский городок где находится?
Парень указал на красные кирпичные здания, и девушка побежала к ним. Совсем некстати пошел дождь, заливая неровные дороги лужами и перемешивая землю в липкую грязь. Прохожих не было. Только разрушенные опустевшие дома. Оксана, ежась от холода, побежала вперед по каким-то жутким затворкам и, увидев впереди женщину с ведром, обрадовалась и рванула ей на встречу.
— Мне Грета нужна. Пожалуйста! Помогите мне! Вы знаете Грету? — Оксана схватила женщину за рукав и еще раз повторила: — Пожалуйста, мне очень надо!
Женщина указала пальцем на дом:
— Вход с торца, третий этаж.
Оксана, крикнув на ходу «спасибо», побежала к дому и дернула на себя входную дверь. В нос ударил удушливый застоявшийся запах. Она побежала по широкой железной лестнице на третий этаж и стала метаться по коридору, не зная, в какую дверь постучать.
В тусклом свете, проникающем сквозь панорамные окна, забитые фанерой, посреди коридора она увидела бабушку: низенькую, с седыми уложенными волосами и накинутым на плечи платком.
— Грета! — закричала Оксана и бросилась ей навстречу.
Бабушка тоже поспешила к девушке, и, когда между ними оставался всего шаг, Оксана зарыдала:
— Алевтину засадили! Повязали!
Время открываться
Давид промучился два месяца. Каждый день видеться с Сашкой в офисе, общаться с ним, вечером вместе ужинать и скрывать такие дикие вещи об Алевтине, как обвинение в убийстве и о себе, что он был ее любовником? Он съедал себя, обвинял, осуждал… В результате потерял аппетит, сон и покой.
Как трудно молчать, когда тебя ни о чем спрашивают! И как трудно признаться в этом чудовищном преступлении, которое он совершил по отношению к Алевтине!
— Лучше пусть я буду гадом и он меня так и назовет, чем предателем, который скрыл от него такие подробности! — делился Давид с Аленой накануне вечером.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не надо… — несмело отговаривала его Алена, — он с Алей не видится больше… может, так все тихо и закончится?
— Что? Его любовь к ней? Конечно же нет! Ты бы его видела… он вообще сам не свой ходит. При тебе он хорохорится, чтобы не расстраивать, а на работе вообще никакой. Сколько времени прошло, как она ему отказала? Два месяца уже есть?
