Вблизи тот не казался столь невредимым. В его полотне зияли широкие дыры, но камень — или каменная пена — не крошился, и Санди, затаив дыхание, обходил пробоины, тесно прижавшись к стене, распластавшись по ней и опираясь лишь на пальцы ног. Он заглядывал в окна, надеясь отыскать хотя бы несколько более или менее уцелевших комнат и какую-нибудь книгу или картину, или хоть что-то, способное дать ключик к разгадке тайны мертвого Белого города. Он забрался уже довольно высоко, когда решил, что ничего более подходящего может ему не попасться, и влез в окно.
Первое, что он увидел, была пыль. Многолетний слой пыли покрывал все так, что с первого взгляда ни в чем нельзя было разобраться; к тому же переход от яркого солнечного дня к полусумраку комнаты, чье окно было специально затенено ажурной решеткой, ослепил его. Несколько минут Санди привыкал. Потом огляделся.
Похоже, это была небольшая уютная комнатка для отдыха. Толстый ковер под ногами пророс травой, тут и там валялись книги, сброшенные со стеллажей при чудовищном сотрясении, когда рушился замок. Под сапогами Санди что-то хрустнуло; он нагнулся и рассмотрел на полу множество стеклянных и фарфоровых осколков — все, что осталось от изящных безделушек, бывших частью чьей-то жизни. Из прорех задвинутой в угол кушетки, чей бархат когда-то имел глубокий винный цвет, лез конский волос. Под ногами, растерзанный и истлевший, валялся глобус. К огорчению Санди, на нем уже ничего нельзя было разобрать. Он полистал книги, бережно касаясь их страниц, чтобы те, не дай бог, не рассыпались — в нем с детства жило благоговейное отношение к книге — но, во-первых, написаны они были незнакомыми ему руническими письменами, а во-вторых, являлись, насколько он понял по рисункам, ботаническими справочниками. Еще ему попались лента, женская перчатка и детская погремушка. Убедившись, что не найдет здесь более ничего, он миновал сбитую с петель дверь и вышел в коридор.
Сюда уже вломилась разруха. С обнаженных стропил свисали, колыхаясь на легком ветерке, какие-то рваные тряпки, в стенах зияли дыры, сквозь которые открывалась великолепная панорама противоположного берега реки. Когда он глянул вниз, у него закружилась голова-площадка, где он стоял, парила в пустоте, с нее спускались несколько лестничных пролетов, обрывавшихся пропастью. Прижимаясь к стене, Санди добрался до следующей двери и нырнул туда.
Здесь располагалась детская. Интересно, сколько сейчас лет должно быть этому ребенку? Когда-то занавески и драпировки были разрисованы веселыми и добрыми зверями. В углу стояла кроватка, а рядом с нею — кушетка для няни. У женщины, что жила здесь, был ребенок, и оба они пользовались любовью и уважением. Мог ли кто-нибудь выжить в этом кошмаре?
— Хозяин!
Первым желанием Санди было немедленно выскочить в окно. В замке не было ни души, как и во всем городе, не мог же хладный камень окликнуть его человеческим голосом.
— Хозяин, я иду! Где вы, хозяин?
Санди сообразил, что голос доносится из коридора. Он прижался к стене и осторожно, одним глазом, выглянул наружу.
По захламленной лестнице, рискуя жизнью, пошатываясь, как былинка, и трепеща от возбуждения, как осиновый лист, ползло какое-то странное создание. На нем болтались когда-то зеленые, а теперь блекло-желтые лохмотья, из-под них тут и там выглядывало костлявое тело с висевшей складками серой кожей. Голова его была совершенно лишена волос, а подслеповатыми глазами он, тараща их изо всех сил, обшаривал этаж за этажом. Он производил скорее жалкое впечатление, и Санди решил, что его не стоит бояться. Очевидно, он, не зная того, включил какую-то сигнализацию.
— Я здесь, — сказал он, показываясь на пороге.
Создание всплеснуло тонкими ручками и, помогая себе ими при преодолении особенно крупных завалов, поспешило к нему. Ростом оно примерно раза в три превосходило Земляничку.
— Как я рад, как я рад, — повторяло оно. — Я уж и не чаял дождаться.
— Вы ошиблись, — сказал Санди. — Я просто прохожий и прошу прощения за вторжение.
По лицу существа расползлась двузубая улыбка.
— Не надо шутить так жестоко с вашим верным Марги, Хозяин! Я чувствую вас! Я слышу исходящую от вас эманацию Могущества!
Вот так дела! А он-то скрывается! Что за польза от молчания, если тебя распознает первый же леший? «Я — простой человек, — сказал он себе, — я ничего этакого не могу. Кто тут говорит о Могуществе? Ничего нет. Пусто».
Марги очумело повертел головой и издал дребезжащий смешок.
— Экранирование! Подавить Могущество куда труднее, чем проявить, это я знаю. Если оно было, а теперь его нет, это верный признак его наличия, сэр Артур. Как я вас ждал!
Тут он, наконец, добрался до места, где его старческое зрение позволило ему рассмотреть лицо Санди.
— Ой! — сконфузился он. — Как это я так обознался? Прошу прощения, миледи. Вы всегда были такая добрая. Как я рад, что вы спаслись. Это хорошо, что вы переоделись мужчиной, так вам куда легче будет скрываться. А маленький где?
Санди молча ждал, надеясь, что Марги скажет еще что-нибудь полезное.
— Я пытался немного прибираться, пока верил в ваше возвращение, Хозяйка, но, сами видите, тут дела больше, чем это под силу старому маленькому домовому.
Тут он осекся, осознав, что снова ошибся.
— Это мужчина, — шепотом сообщил он сам себе. — Но лицо… и Могущество? Как такое может быть?
— Я всего лишь прохожий, — повторил Санди, — очарованный красотой города и замка.
— Прохожий? — бормотнул Марги. — Как это может быть-с этим лицом… и этим Могуществом? А найдется у вас, сэр, что-нибудь пожевать?
Санди порылся по карманам и отыскал сухарь; он машинально сунул его в карман, отправляясь на прогулку.
— Вот, — сказал он. — Ой, вы зубы себе поломаете. Его размочить надо.
Марги вскарабкался на подоконник, свесился наружу и в одной из ямок, образующих узор фигурного карниза, отыскал немного воды. Он уселся спиной к Санди и принялся громко жевать.
— Извините, что отвернулся, — сказал он. — Когда я вас не вижу, мне легче обращаться к вам, как к сэру Артуру, а я так давно хотел с ним поговорить. Вы позволите?
— Прошу вас.
Санди понял, что перед ним — обезумевший от страха и одиночества домовой. Он мог рассказать, что здесь произошло.
— Чем ты тут питаешься? — спросил он.
Марги тяжело вздохнул.
— Ах, поверите ли… Раньше вы кормили меня со своего стола, а я еще позволял себе привередничать. Таким ли тощим я был тогда, Хозяин? А сейчас… Семена вот с травы соберу, пожую, запью водичкой. Цветочной пыльцы иногда, на сладкое. Иногда мышь удается поймать, я не брезгую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});