— Только не зубами! — бормотал Райан, кроша противника. — Дотронется хоть одним зубом — и станешь таким же. Этого только осиновым колом и возьмешь. Эй, где твоя благодетельница?
— Не дал бы я рубить благодетельницу на колья!
— Я сказал — выброшу в топь! — заорал Райан, почувствовав, что по его штанам кто-то ползет вверх, и безошибочно узнав в этом повадки Землянички.
— Да погоди ты! — рявкнул тот в ответ. — Я ж помочь хочу. Вот этим попробуй.
Он сунул Райану в руку какой-то небольшой острый предмет. Недолго думая, принц Черного трона вонзил эту загадочную штуку упырю в глаз. Глаз лопнул, из него наружу хлынула желтая каша мозгов. Болото огласилось диким утробным воем: упырю, по-видимому, впервые стало больно. Воодушевленный, Райан принялся наносить удары расчетливо и жестоко: в живот, в горло, в сердце… Вскоре вздрагивающая вздутая масса трепыхающейся плоти горой опала на тропу возле его ног. Райан спихнул труп в трясину и машинально сунул чудо-оружие в карман. Земляничка что-то протестующе пискнул, но понял, что момент неудачный, и замолчал. Последние вопли упыря, подхваченные сиплым болотным эхом, унеслись куда-то в ночь.
— Этим дело не кончится, — заметил Райан. — Еще, наверное, и полуночи нет. Знаешь, нам надо выбираться отсюда, иначе еще кто-нибудь такой же веселенький на нас выбредет.
Выбираться — но как? Ах, если бы он был один! Тогда он рискнул бы применить Могущество и сделать для себя дорогу, но он должен таиться, и особенно — от своего талисмана. И даже если бы он был один… Колдовать в чужих владениях считается большим нахальством, за это можно жестоко поплатиться, и в небезвыходном положении он ни за что на это не решился бы, но… В конце концов, придется колдовать, а потом попытаться убедить Санди, что это была мелочь, пустяк, доступный любому магу-недоучке.
Он сосредоточился, набрал в грудь воздуха, открыл рот. Трах! С соседнего дерева обломилась сухая ветка и обрушилась на голову Санди. Положительно, сегодня дар везения ему изменил. С тихим стоном талисман свалился лицом в тину.
— Проклятье! — завопил Райан. — Мы так не договаривались! Кто кого, в конце концов, должен вытаскивать? На кой дьявол мне талисман, от которого с самого начала больше хлопот, чем пользы? Подымайся!
Бесполезно. Похоже было на то, что Санди потерял сознание всерьез и надолго. Скрипя зубами от бешенства, Райан взвалил его на плечо. В любом случае он не собирался здесь оставаться. В его голову закралась предательская мысль о том, что вся затея с Черным мечом, возможно, не так уж умна, как казалось ему раньше. Он был так зол, что даже не заметил, как тихой сапой карабкается на его спину Земляничка — тому болото тоже не приглянулось.
Райан взмахнул рукой и нараспев произнес заклинание, отыскивающее дорогу. По болоту разлился блеклый мертвенный свет: множество блуждающих огоньков замерли на месте, и Райан несколько минут пытался найти смысл в кажущемся беспорядке их расположения. Потом, разобравшись в схеме, он двинулся в путь, пошатываясь под тяжестью ноши.
— Кошка-кошка, сколько у тебя осталось жизней? — поинтересовался Райан, заметив, что ресницы Санди затрепетали.
— Не так уж много, если судить по величине этой шишки, — слабым голосом отозвался тот. — Я пропустил что-то интересное?
— Битых два часа пытаюсь привести тебя в чувство, Спящий Красавец, — сообщил Райан. — Солнце встало, болото позади, страшные сказки, будем надеяться, кончились. Предлагаю сделать дневку и как следует отдохнуть перед дальнейшим путем.
— Ты два раза спас мне жизнь, — сказал Санди.
— Три, — уточнил Райан, — если считать упыря. Упыря…
Он осекся и принялся лихорадочно рыться в кармане.
— Куда я это дел? А, вот…
Он вытащил волшебное оружие Землянички на свет божий и громко расхохотался. Он хохотал так, что ему пришлось сесть и прислониться спиной к дереву. В руках его была самая обыкновенная серебряная вилка, ставшая смертоносным оружием против нечисти.
— Эй, ты! — крикнул он в сторону дымившегося на берегу чистой веселой речки костерка. — Как ты догадался?
— Не бойся ножа, а бойся вилки, один удар — четыре дырки, — пропел в ответ благодушествующий Земляничка. — Мне совсем не хотелось пускаться в опасное путешествие безоружным, и я долго пытался найти себе снаряжение по росту.
— Ты стащил серебряный прибор с праздничного стола Лесного Царя!
— ужаснулся Санди. — Что они о нас подумают?
— Лучше сам подумай, что бы с нами было, если бы я ее не стащил!
— резонно возразил Земляничка. — Серебро берет практически всю нечисть, даже ту, против которой осиновый кол бессилен. Когда я увидел ее, я понял — это то, что нужно. Верни мне ее, пожалуйста, — попросил он Райана. Принц Черного трона торжественно протянул ему его вооружение.
— Тебя надо бы посвятить в рыцари, — сообщил он. — Ты будешь Рыцарем Серебряной Вилки.
Земляничка оперся на вилку, как на протазан, стараясь принять горделивую позу, затем схватил наперевес и, взмахнув ею, гаркнул мужественным хриплым басом:
— Вызываю на поединок на любом холодном оружии любого противника моего роста и веса, и да увенчает слава Достойнейшего!
— А кофе, между тем, убегает, — вполголоса заметил Райан.
— Ах! — Рыцарь Серебряной Вилки поперхнулся и помчался к костру что было сил в его коротеньких мохнатых лапках.
Они сидели на берегу, уже смыв с себя болотную грязь, и блаженствовали, потягивая из жестяных кружек страшно горячий кофе. Райан чувствовал себя великолепно. Ему очень понравилось быть героем. То есть, не то, чтобы ему понравилось сталкиваться с разного рода кошмарами и на грани смертельного риска преодолевать их — он не был мазохистом, такое никому не может понравиться, — а вот то, как себя после всего этого чувствуешь, и как на тебя смотрят окружающие — в этом что-то было! Он решил назвать это прелестью подвига после подвига.
Сияло солнышко, шуршали камыши, что-то заманчивое нашептывала речка. Он чуточку позабавился с паром, густым белым столбом поднимавшимся над его кружкой: перистые полупрозрачные струйки на несколько секунд то застывали в виде бастионов белой крепости, то свешивались головками вниз, как причудливой формы орхидеи… Услышав шепоток в камышах, Райан потерял сосредоточенность, и его последнее монументальное творение-фигурка обнаженной девушки — было сорвано и унесено ветром прежде, чем обрело устойчивость. Он прислушался. Тишина. Странно, он мог бы поклясться, что женский голос в камышах только что произнес: «Какой хорошенький!» Он замер, и ему показалось, что в зарослях кто-то возбужденно дышит, пытаясь изо всех сил удержать готовый прыснуть смешок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
