Кира и не помнила уже, сколько времени прошло, пока спускавшийся по лестнице мужчина – сосед не узнал ее, да быстро поняв, что с ней произошло, не дошел с нею до квартиры и не вызвал скорую.
Скорая отвезла Киру в больницу на Авангардной в отделение лицевой хирургии. Вот тут-то насмотрелась Кира на все те стороны жизни, которые до этого, покуда миловал Бог, были скрыты от ее глаз и сознания.
Бомжи, уличные драчуны-хулиганы и несчастные жены-жертвы изуверов-супругов, вот контингент отделения, на которое угодила домашняя интеллигентная девочка. Ну, разве что разбавляли эту веселую компанию еще и аварийщицы, водительши и пассажирки, попавшие в ДТП, которые тоже поломали себе носы и челюсти от ударов об рули или о жестко надувшиеся подушки безопасности.
Кстати, добрая сердцем дежурившая в тот день старшая медсестра не стала определять бедную Киру в палату к бомжихам и к избитым их сутенерами проституткам, а разобравшись в том, что Кира – девушка порядочная, положила ее в палату к аварийщицам. Но и тут, лежала у них одна деваха совсем не из благополучных. Палата была шестиместной, и кроме Киры, тут лежала молодая предпринимательница, которая разбила свое красивое лицо об руль своей тойоты, домохозяйка, упавшая со стремянки и ударившаяся подбородком прямо о край плиты, девушка-спортсменка- гребчиха, которой на тренировке так въехали по зубам вальком весла, что челюсть ее раскололась на шесть мелких частей и ее пришлось буквально собирать на титановых штырях.
Тем для обсуждений и для ночных бдений, что корнями были как бы из давно забытого школьного пионерлагерного, было более чем достаточно. Кругом и вокруг, в коридоре отделения и в курилке – везде клубки страстей и судеб с цветными иллюстрациями на фэйсах лиц, с преобладанием фиолетового и темно-синего, переходящего в черный.
В тот же день, что и Киру, привезли на отделение двух женщин – бомжиху пьяницу Катю тоже с переломанной челюстью и с заплывшими от побоев обоими глазами. Может, даже и красивыми некогда глазами, про которые иной одноклассник и стихи мучился ночами сочинял, типа, – ах, эти глаза напротив… А теперь у Кати ни левого, ни правого органа зрения разлепить было невозможно – сплошной кровавый синяк.
Вот тема… Такое Кира только разве что в телевизоре видала, когда криминальную хронику показывали.
И еще одну девчонку привезли, эта со скейт-борда упала. Или врала, что со скейт-борда…
Хотя, доверчивая Кира всегда априори готова была верить всем и всему что ей скажут, но скептически настроенные соседки по палате были склонны сомневаться в правдивости тех безобидных версий того или иного бито-разбитого женского лица.
– Ольке из седьмой палаты? – хмыкала соседка, – ей муж отоварил, чтобы за мужиками не бегала. А Таньке, той, что мелированная и в синем халате ходит, ей сутенер надавал битой для бейсбола…
К Кире приходил милиционер, брал у нее показания, как на нее напали, что отняли, а может, мстили за что или пугали, вымогая долг?
Кира мычала в ответ, что ничего не знает.
Ее только волновала судьба песика Мультика, которого на время, покуда Кира лежала в больнице, взял к себе тот сосед сверху, что вызвал ей скорую.
***
Того соседа, что жил сверху, звали Сережа.
А полностью, как Королёва – Сергеем Павловичем.
Только фамилия была у него не королевская, и не царская, а очень простая – Фролов.
Сережа дал Кире номер своего мобильного, и Кира теперь звонила ему по два раза на дню, беспокоилась, интересовалась, как там живет ее Мультик, накормлен ли?
Не скучает ли? Хорошо ли себя ведет? Не писает ли в прихожей? Не грызет ли мебель? Не лает ли по ночам?
Фролов заверял Киру, что все хорошо, что Мультик ему не обременителен, что он даже рад поводу два раза в день лишний раз выходить на двор подышать.
На самом то деле, Кира понимала, что Сереже не очень нужен этот ее песик, Сережа жил в такой же, как у Киры квартире-однушке, прямо над нею, на шестом этаже.
Только у Киры квартира была своей, от бабушки в наследство досталась, а Сережа свою снимал у каких-то хозяев, что здесь не жили, а вообще обитали где-то в Финляндии.
Засыпая и наболтавшись с соседками по палате о том, что все мужики – козлы, Кира думала… Думала о Максиме Тушникове, которым, как ей показалось, она была так сильно увлечена, а потом думала о Сереже Фролове. О том, какой он хороший.
– Каждому человеку, каждая его болезнь дается ему за его грехи, – назидательно сказала на прощанье Ира – аварийщица. Она выписывалась и за ней приехал ее не то муж, не то сожитель.
– Выздоравливайте, девочки, и подумайте, чтобы такого с вами больше никогда не происходило, подумайте и проанализируйте, за что у вас с вами это произошло.
– А сама то анализировала? – насколько ей позволило перекошенное загипсованное лицо, иронично фыркнула бомжиха Нина.
– Да, представь себе, анализировала, – ответила Ира, выгребая последние свои шмотки из освобождаемой ею тумбочки.
– И за что тебе Бог твою аварию послал? – проныла Нина.
– А это мое дело за что, не скажу, каждому надо знать свои грехи, а не чужие.
Ира ушла, подарив девчонкам остатки конфет, фруктов и шоколадок, что всю неделю носил ей не то муж, не то любовник. Ушла, а Кира, задумавшись над словами Ирины, стала размышлять, – за что ей такое? Неужто она прогневила небеса тем, что переспала с Максимом Тушниковым? Неужели это не понравилось там?
***
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
МОСКВА МАТЕРНАЯ
Глава первая
***
– Больше тусуйся, вливайся в жизнь, братан! – напутствовал Максима Гриша Золотников, – в тебя такие деньги вложены, мы с Зурабом Ахметовичем ожидаем, что ты оправдаешь наши надежды, так что, готовь печень к напрягу.
И Максим, напрягая печень, начал вовсю тусоваться.
– Если журналюги-папарацци не проплачены твоими продюсерами или спонсорами, они могут всю ночь напролет тебя фоткать во всех видах и позах, но никогда ты не увидишь своего фэйса-лица на странице глянца, – поучал Максима приставленный к нему племянник по имени Тимур, – видишь, вон, сидит Лёва из "Хомо", а с ним вертлявая такая в шелковых брюках, это Тина Демарская, она королева всех скандальных светских репортажей, сейчас я с ней поговорю, потом она с тобой поговорит, и на следующей неделе ты будешь материалом первой полосы всех таблоидов.
Максим не был таким уж и новичком, но то, что он узнал здесь, в первую неделю своего московского проживания, стоило года или даже двух лет опыта работы в тихом провинциальном Питере.
– Все скандалы обговариваются заранее и разыгрываются по сценариям, – сказала Тина, когда они с Максимом перешли из нижнего бара в верхний и уселись там напротив огромного акульего аквариума, где в красиво подсвеченной голубой морской воде плавали полутораметровые белые хищницы, с характерными полумесяцами спинных плавников и жуткими оскалами своих беспощадно- омерзительных пастей.
Максим заказал текилу, а Тина попросила бармена сочинить ей огненный коктейль типа "Фиеста Капо-Кобана".
– В прошлом месяце помнишь Митя Красивый с Костей из Фабрики подрались? Так это я тот хэппенинг спродюссировала, – как бы демонстрируя Максиму максимум доверия, призналась Тина, – они там якобы Алиску Хованскую не поделили, а на самом деле это гениальный пи-ар ход, прикинь, да?
Тина вынула из бокала соломинки, небрежно бросила их прямо на пол и залпом опрокинула в себя адское сине-оранжевое содержимое.
– Прикинь, Митя, Костя и Алиска проходят по одному материалу, одним репортажем, и экономя нам места на полосах глянца, получают каждый по сто пудов раскрутки на две недели, чтобы быть намбер уан, сечёшь?
– Секу, – кивнул Максим, – лихо придумано.
– А то! – сделав губками и глазками, ответила Тина.
Максим знал, что Тимур уже переговорил с Тиной и был уверенно спокоен.
– Я вижу, тут уровень денег повыше, чем кое где, – в задумчивости произнес он, подразумевая свой Питер, но в тоже самое время не желая выглядеть провинциалом.
– Ты в Тюмени был? – спросила Тина.
– Нет – А я была этим летом, – тряхнув прической, сказала Тина, – это раньше говорили, мол, Тюмень столица деревень, а теперь люди в Новом Уренгое и Нижневартовске себе такие рублевки, такие жуковки отбабахали, что Эр-Рийяд скоро деревней рядом с ними покажется.
– Ну, так и надо понимать, времена теперь другие, время комсомольских строек кануло…
– Да я совсем не про это, – недовольно сморщилась Тина. Она была из тех быстро думающих овнов, что раздражаются, когда их не догоняют, – Москва то все равно всегда останется главной тусовкой, где бы все деньги не лежали, в Тюмени ли, в Воркуте или на Магадане, все равно, рано или поздно, заработав свой двадцать пятый или сорок первый миллиард, всякий, я повторяю, всякий нефтяной или угольный или алюминиевый магнат, хочет начать бизнес гигиенически чистенький и культурненько красивенький. Один, заработав денег, покупает футбольные клубы, другой покупает Голливуд и киностудии, третий покупает телевидение и тусовку, понял?
