Амбал просунул руку, рывком открыл дверцу, выдернул Алиску из машины и с силой швырнул ее на асфальт.
Алиса и "ОЙ" сказать не успела, как амбал, усевшись на водительское сиденье, дал по газам.
С проворотом колес по сухому асфальту, с визгом, все три машины сдернули с места и Алиска вдруг обнаружила себя лежащей посреди дороги.
Лежащей не там, где ей всегда было уютно лежать, то есть не в кровати с очередным любовником, а на сером асфальтобетоне кольцевой автодороги, причем не на обочине, а аж в третьем ряду, когда и слева и справа от ее распростертого на проезжей части красивого тела со вжиканьем проносились авто, обдавая Алиску холодящим октябрьским ветерком… Холодящим в контраст к теплому, установленному на плюс семнадцать климат-контролю ее лексуса, который теперь все дальше и дальше удалялся от своей хозяйки.
– Ты дура, чего разлеглась? Вставай! – крикнул ей какой-то шофер, высунувшийся из КАМАЗа, – задавят тебя дуру!
Машины и слева и справа проносились, только гудели. Гудели и проносились не останавливаясь и даже не притормаживая.
Сама себя не помня, Алиска вдруг разревелась.
Неужели это Тина не предупредив, устроила свой скандал?
Но тогда, где ГАИшники? Где фоторепортеры-папарацци? Где сама Тинка, наконец?
Никого не было. Были только кольцевая автодорога и бесконечный безучастный трафик.
Алиска едва не задавленная, еле-еле перебежала уворачиваясь от машин на обочину.
Но здесь на МКАДЕ разве есть обочина? Бордюр и забор из сетки, мышь не проскочит! Вроде, вон они – дома стоят, видно вдалеке, а пройти к ним – никак.
А до следующего пешеходного мостика или еще до какой лазейки – километра три шагать на каблуке. На непривычных к хождению ножках.
И мобильного телефона нет, он в сумочке, а сумочка в Лексусе уехала.
Хоть стой и плач горючими слезами.
Стала руками проезжающим машинам махать.
Все едут мимо, никому до нее до Алиски дела нет.
Один на КАМАЗе притормозил, высунулся из окна и кричит, смеясь, – дывысь, Данило, яка смешна проститутка стоит! На Алису Хованскую похожа, эй, проститутка, здесь ты никого не поймаешь, здесь остановка запрещена…
И хохлы в своем КАМАЗе уехали…
И Алиска совсем загоревала-забедовала.
– Где эта сучка Тина, если это вообще ее рук дело?
Стоять на ветру было холодно.
Не июль на дворе, а октябрь. А надето на Алиске – платьице, да плащик тоненький-претоненький.
– А жене скажи, что в степи замерз, – пришли ей вдруг на ум строчки из народной песни, что позавчера на вечеринке глумливо пел Митя Красивый.
– Сон в руку оказался, – горько усмехнувшись, подумала Алиса.
– Вам куда? Садитесь, подвезу, здесь стоять нельзя, – услышала она сзади.
Обернулась. Возле нее стоит старенькая вся в разводьях рыжей ржавчины, буграми выпирающей из под некогда белой краски, машина Жигули.
– Садитесь, я вам говорю, – настаивал дядька, перегнувшись со своего водительского сиденья и открывая ей дверцу.
Села, а куда денешься? Не замерзать же здесь насмерть, как тот ямщик из песни?
– Вам куда? – спросил мужик.
Алиска его и рассматривать не стала. На таких как он – обсосов ей глядеть – западло. Это пипл, это трудящиеся, а она… А она звезда, она светская дама.
– Слыш, мужчина, у тебя мобильник есть? – молвила наконец, Алиса, – я позвоню, ты меня до какого-нибудь приличного места довези, тебе хорошо заплатят.
– Ладно, довезу, а что случилось то? – спросил мужик, доставая и протягивая Алиске какую-то стыдно-допотопную трубку мобилы.
Алиска не ответила, молча набрала номер и принялась ждать гудка, со злым отчаянием глядя на набегающий под капот асфальт.
– Тина, блядь, это ты? – буквально крикнула Алиса, когда соединение произошло, причем так крикнула, что шофер аж вздрогнул, слегка вильнув рулем так, что жигуль рыскнул носом по полосе.
– Тина, меня грабанули на МКАДе, что? Как грабанули? У меня лексус прямо из под меня угнали, А это не ты, сука устроила? Что?
Алиса зло шмыгнула носом и принялась набирать следующий номер.
– Тимурчик? Тимурчик, это ты? У меня машину угнали, Тимурчик, приедь за мной, ладненько? Куда? Я не знаю куда, – Алиска беспомощно поглядела на своего шофера.
– Сейчас мимо Ашана будем поезжать, я вас могу возле Ашана высадить, там и кафе есть, где посидеть, пусть ваш муж за вами к Ашану подъезжает, что на Юго-Западе у МКАДА, – подсказал мужик.
Алиска даже спасибо ему не сказала.
Даже спасибо.
Потому что была уверена в том, что сама возможность посидеть с нею рядом в машине – это само по себе огромное для этого мужика счастье.
***
Скандал, естественно, попал в колонки светской хроники.
Уж Тина со своими цепными папарацци расстаралась.
А "лексус" так и не нашли.
– Это дагестанцы угнали, – сказал Тимур, – у этих дело так поставлено, что машина эта уже в контейнере на Махачкалу едет, мы ее уже не увидим никогда.
На следующий день Аджинджал подогнал к дому Алиски новенький Мерседес-купе.
Двухдверный с четырьмя глазами спереди, красивенький, темно-фиолетового цвета, как чернила в детстве.
***
– Раньше свет петербургского общества был представлен родовыми аристократами. А теперь свет – это актеришки родом из провинции и прочие, что рифмуются со словом "аристократы", – утешала Кира своего Сережу.
– Она мне даже спасибо, даже досвиданья не сказала, – сокрушался Сергей.
Они сидели на диване в Кириной квартирке и смотрели по светскую хронику по МТV. Там как раз сказали, что Хованскую прямо из машины выбросили, и интервью с ней потом показывали, и новую ее машинку тоже показали.
– Представляешь, я еду по МКАДу, как раз на Ленинградку собираюсь выезжать, чтобы домой на Питер, а тут эта знаменитая фря на обочине стоит скучает, – грустно рассказывал Сережа, – а она мне даже потом ни спасибо, ни досвиданья.
– Наплюй на нее, – обнимая Сережу, сказала Кира, – все они из этой тусовки сволочи и дегенераты.
Вот уже месяц, как выписавшись из больницы и сняв гипс с лица, Кира жила теперь с Сережей. Это он тогда, спускаясь по лестнице и найдя избитую Киру, обрел в ней свою Судьбу. Так что, как только Кира выписалась, она пригласила соседа сверху – попить чайку, отпраздновать ее выздоровление. К тому-же ее собачка Мультик была у Сережи, ах, получается, он ее дважды выручил!
Сережа оказался очень хорошим. Квартиру над нею он снимал, потому как сам был родом из Вологды. Здесь в Питере у Сережи была долька в каком-то маленьком фармацевтическом дельце. Настолько маленькая долька в настолько маленьком дельце, что в свои пусть нечастые, но случавшиеся командировки в Москву за товаром – ездил Сережа на очень старенькой машине.
– Купи машинку, – сказала Кира Сереже, памятуя, как пару раз, когда за нею ухаживал еще Максим Тушников, ее катали на дорогой иномарке.
– Во-первых, я еще не заработал, – строго ответил Сережа, – во-вторых эта, если угонят, ее не так жалко, а мне в командировках порою приходится ее оставлять хрен знает где, а в третьих, сперва на квартиру заработать надо.
Кире импонировала рассудительность Сережи. И втайне, она уже даже просчитывала в голове, что если у них с Сережей сладится, то они могли бы пока жить в ее – Киры квартире, а если бы еще у них бы родились и дети, то уж тогда, совместно, они могли бы подумать, как продав эту с прибавкой денег, можно было бы купить двушку, или даже трешку. И советуясь порою с подружками, Кира даже находила поддержку в этих своих мечтах, так как ее продвинутая в законах товарка Лёля Кузнецова объясняла Кире на пальцах, – если даже вы будете вступать с ним (под этим "с ним" Лёля подразумевала Кириного Сережу) если с ним вы будете вступать в совместное обладание новой квартирой, то твоя доля будет оговариваться при приобретении, а также будет оговариваться и доля вашего ребенка, и если даже случится развод, (здесь Лёля плевала через плечо) то ничего страшного, ты не только получишь свою долю в виде проданной этой однушки, но и с Сережи своего оттянешь часть вложенных им, потому как ребеночку тоже причитается.
Вобщем, покуда деток у них не было, они жили в Кириной квартире и каждый из них вечерами мечтал о своем.
– О чем мечтаешь? – спрашивала Кира, когда после приступа объятий, они отлеплялись друг от дружки и погасив телевизор, тихо посапывали, каждый на своей подушке ее широкого в пол-комнаты раскладывающегося дивана.
– Мечтаю о том, чтобы бизнес расширить, квартиру купить, потом машину, – говорил Сережа в тихий мрак едва белевшего над ними ночного потолка.
– Ну, пока можно жить у меня, – отвечала Кира, и доверчиво клала свои руки на грудь любимому, щекой прижимаясь к его мощному плечу.
– Хорошо, спи, потом обсудим, – отвечал Сережа, и они засыпали.
А наутро, проснувшись, они начинали быстро передвигаться по маленькой квартирке.
Сережа выбегал с Мультиком на улицу, Кира бежала в душ, потом в душ залезал Сережа, а Кира на кухне варила два яйца вкрутую и кофе в большой турке.
