я быстро и сжала кулаки, пытаясь отвлечь саму себя от странного жара в сердце. — Я быстро. Фред и Джордж хотят, чтобы я пригласила вас на завтрашний пикник в парке.
— А-а-а, — сосед засмеялся. — Фред и Джордж, значит. Конечно. Что ж, не переживайте, я не смогу прийти. Передайте ребятам, что у меня срочные дела. Я потом с ними сам поговорю.
Что ж, я вроде этого и хотела. Только вот почему мне тогда настолько стыдно и… досадно?
— Я… — начала я, но он меня перебил:
— Не нужно объяснять, я всё понял. Я бы не хотел доставлять вам неудобства или причинять боль, так что… Постараюсь поменьше попадаться на глаза.
Вновь спокойный, невозмутимый тон. А мне было так плохо, я ощущала себя таким чудовищем, что безумно желала, чтобы Лев сейчас наорал на меня. Сказал, что он имеет право гулять где хочет, ходить на пикники, общаться с моими детьми и вообще…
Но он молчал. И мне было горько.
— Вы не так меня поняли, Лев Игоревич, — пробормотала я очень тихо, разрываясь пополам от противоречивых эмоций. — Фред и Джордж хотят, чтобы я пригласила вас, и я… не против. Я вас приглашаю. Пойдёте с нами?
Он ничего не говорил несколько томительных мгновений, и вновь у меня возникло чувство, что сосед решает какое-то сложное жизненное уравнение.
— Алёна, если бы вы хотели пригласить меня, вы бы прошли на кухню и выпили со мной чаю. А вы остались стоять в полутёмном коридоре, скрестив руки на груди в защитном жесте. И сейчас вы, извините, обманываете меня.
Руки?.. Да, точно.
Я опустила руки, ощущая теперь жар не только в сердце, но и на щеках.
— Я…
— Я уже сказал — не нужно объяснять. Я понимаю. Это очевидно, гораздо очевиднее расчёта интегралов. — Шляпник усмехнулся. — Вы светловолосая, но не рыжая, и мама ваша тоже. А мальчишки — рыжие. И муж ваш умер. Вам неприятно на меня смотреть. Я понимаю.
Я вздрогнула и зажмурилась, пытаясь не заплакать.
Понимает он… Да что он может понимать!..
— Ни черта вы не понимаете, — шепнула я и всхлипнула. — Наоборот… Всё наоборот…
Пара секунд молчания — и вдруг лёгкое прикосновение к ладони, и негромкое — совсем рядом, почти в губы:
— Что это значит, Алёна?
Я, испугавшись этой неожиданной близости, сделала шаг назад — но позади была дверь.
— Не надо меня трогать!
— Я вас не трогаю, — сказал Шляпник тихо и спокойно, всё ещё находясь слишком близко ко мне. — И не трону, не волнуйтесь. Вы сказали: «Наоборот, всё наоборот». Что это значит?
И как я должна это объяснять? Рассказывать, что мне нравится с ним разговаривать, смотреть на него, находиться рядом? Да ни за что.
— Забудьте. И на пикник… приходите. Я правда не против. Честное слово.
Лев Игоревич вновь несколько мгновений молчал — и опять появилось ощущение, что он решает уравнение.
— Ладно. Во сколько?
— Давайте полдесятого.
— Хорошо.
Господи, что я делаю?..
Хотя мальчишки, конечно, будут рады.
Фред с Джорджем были не просто рады — они светились, как две рыжие лампочки. А вот мама не светилась — скорее, она была удивлена до глубины души. И спросила меня тихо, когда близнецы ушли спать:
— С чего ты вдруг решила сменить гнев на милость? Или ты сама на пикник не пойдёшь?
— Ага, щаз, — буркнула я язвительно. — Да я если скажу, что не пойду, мальчишки меня насквозь пропилят. Пойду, конечно.
— Тогда почему ты позволила ему согласиться?
Да… конечно, мама знает меня как облупленную. И она прекрасно понимала, что я должна была сделать всё возможное, чтобы Лев отказался от этого «заманчивого предложения».
— Потому что понимаю, что отношусь к нему несправедливо, — призналась я неохотно. — Да и счастье близнецов для меня значит больше моих капризов, а они очень хотят общаться со Львом, так что…
— Наконец я слышу мудрые слова! — мама радостно всплеснула руками. — А то у меня в последнее время ощущение, что ты вернулась в подростковый возраст. Закидоны прям как тогда.
— Ладно тебе.
— Ничего не «ладно». Алёна, — родительница посуровела, — твои отношения со Львом — твоё дело, но Фреду и Джорджу будет полезно общение с ним. И не мешай ты этому. Если им нравится, а его не напрягает — не мешай. Пусть хотя бы так…
Я промолчала. Сказать мне было нечего. Соглашаться слишком тошно, а возражать неправильно и бессмысленно. Я всегда знала, что близнецам однажды понадобится не только моё внимание, но и другое, мужское, и ждала этого времени со страхом.
Дождалась…
Я думала, мои рыжие бандиты на следующий день будут вести себя соответственно — как бандиты. Но поведение Фреда и Джорджа и до, и после, и во время пикника было больше похоже на поведение Феди и Димы. Близнецы слушались, никуда не убегали в поисках приключений на свои попы, но главное — они продолжали смотреть соседу в рот и ловить каждое его слово.
Лев Игоревич захватил с собой мангал и большой лоток с шашлыком, хотя мы об этом не договаривались — я вообще думала ограничиться бутербродами, овощами и фруктами, — и заявил, что пикник без шашлыка — не пикник вовсе.
— Я заодно ребят научу, как правильно шашлык жарить, — сказал Шляпник, улыбаясь Фреду и Джорджу. — А, ребята? Хотите научиться?
— Да-а-а! — энергично закивали мальчишки, и я фыркнула — кажется, они были готовы учиться чему угодно, хоть математике, лишь бы вместе с соседом.
В результате Лев, сняв футболку, показывал моим детям, как ставить и разжигать мангал, накалывать куски мяса на шампур, а после — как жарить это мясо над углями. Фред и Джордж, с кусками пепла в волосах, сияли от восторга, занимаясь делом, а мы с мамой в это время отдыхали, расположившись на большом разноцветном покрывале.
Я изо всех сил старалась не показывать, что мне неловко. Неловко от того, что сосед занимается с моими ребятами, пока я расслабляюсь, неловко от того, что я никак не могла перестать смотреть на его голую спину — мускулистую, но молочно-белую, с россыпью веснушек на плечах, — неловко от того, что я наслаждалась обществом этого человека, а не мучилась, мечтая поскорее уйти. Неправильно, нельзя… и в то же время хочется и безумно приятно.
Шашлык у близнецов и Льва получился очень вкусный, и мальчишки, поедая горячее аппетитное мясо, хохотали во весь голос над Ремом, который сидел рядом с ними, облизываясь и пуская слюни.
— Дядя Лёва, можно ему дать?
— Можно? Один кусочек!
— Только один, — разрешил сосед, усмехаясь. — Ему
