Банкин тут же жалобно замычал и принялся шёпотом материться, возмущённо фыркая после каждой законченной фразы, словно изображал из себя рассерженного сибирского кота.
Мисс Хадсон ещё пару раз продефилировала туда-сюда и нерешительно остановилась, явно раздумывая, какую из двух оставшихся частей одежды снимать первой…
Краем глаза Ник отметил какое-то шевеление в зарослях ольхи, отмечавших границы берега крохотного ручейка, впадающего в Облямбино, и срочно направил карабин в ту сторону.
Расстояние от этих кустов до беззаботно разгуливающей по дикому пляжу ослепительной курортницы-стриптизёрши едва превышало сто метров, шутки заканчивались.
Синицын стартовал мгновенно. Ветки ольховника разлетелись в стороны, и нечто, обросшее длинными волосами и одетое в какие-то немыслимые лохмотья, понеслось – стрелой – по направлению к беззащитной девушке.
Ник выстрелил через мгновенье, Банкин и Вогул тут же сорвались с места и что было сил побежали к озеру, стараясь не оказаться на линии огня. Бывший поручик упал на землю, схватился руками за простреленную голень правой ноги и страшно завыл – так пронзительно и громко, что у Ника по спине тут же побежали мелкие и частые мурашки, а на голове зашевелились волосы.
Однако, буквально через три-четыре секунды, Синицын поднялся с земли и достаточно быстро, лишь слегка прихрамывая, целенаправленно продолжил своё движение к заветной цели.
Мэри, похоже, окончательно потеряла самообладание и впала в транс. Она опустилась на песок, безвольно вытянула руки и с немым ужасом уставилась на приближавшегося к ней монстра.
Ник выстрелил во второй раз, всё ещё целясь бывшему поручику в нижнюю половину туловища.
На этот раз Синицын от души покатался по земле секунд шесть-семь, после чего двинулся вперёд по-заячьи, отталкиваясь от кочек и валунов непропорционально длинными руками, приземляясь на колени и не обращая внимания на боль от полученных ран. Банкин и Вогул явно не успевали.
Нику стало по-настоящему страшно, мерзкий холод тяжёлой волной прокатился по всему телу – от макушки до самых пяток: между смертельно-испуганной Мэри Хадсон и Родионом Синицыным было уже метров десять, не больше.
Стараясь ни о чём не думать, он трижды выстрелил – уже на поражение, стараясь попасть в голову или грудь…
Ник поднялся на ноги, смахнул со лба крупные капли холодного пота и, закинув карабин за спину, прогулочным шагом пошёл в сторону озера. Некуда было торопиться. Мифический Синица мёртв, допрашивать уже некого, следовательно, тайна Чаши Святого Грааля не будет раскрыта никогда…
Глава шестая
По тонкому льду
Банкин – в трёх шагах от трясущейся Мэри, закутанной в собственный бушлат и Гешкин ватник, – лихорадочно разводил костёр. Вогул возился с мёртвым телом Синицына. Лицо монстра представляло собой сплошное кровавое месиво: очевидно, три последние пули попали точно в голову.
«Это я, наверное, со страха такую меткость продемонстрировал», – отстраненно подумал Ник и криво ухмыльнулся.
Он прошёл метров на пятьдесят-шестьдесят дальше по косе и присел на ствол поваленной берёзы – со свежими следами бобровых зубов на комле.
Во-первых, не хотелось смущать бедную Мэри нескромными взглядами (а там было на что посмотреть), во-вторых, больно уж гадко пованивало от мёртвого поручика.
Закурил, наблюдая, как из тайных глубин озера начали подниматься первые комки будущих комаров – чёрно-бурые, с частыми рубиновыми прожилками.
Осторожно подошёл Вогул, легонько толкнул Ника в бок.
– Не грусти начальник. Ну, так получилось. Бывает. Лучше, вот, посмотри, что я у нашего Синицы нашёл. Нашёл – теперь куда денешься от этого?
Ник равнодушно посмотрел на шаманские находки: холщовый мешочек на толстом кожаном ремешке и плоский серебряный медальон – на серебряной же цепочке.
– Медальон у него на шее висел, а мешок – к поясу был привязан, – доходчиво пояснил Вогул.
Ослабив тесёмки на мешочке, Ник вывалил его содержимое на землю: с десяток ромбических разноцветных металлических кристаллов, два прямоугольника, напоминавших диктофонные кассеты, и квадратная пластина, по внешнему виду – дискета для компьютера, Ник такими пользовался в конце девяностых годов, пока на смену дискетам не пришли CD и DVD-диски.
«Диктофонные кассеты и компьютерные дискеты в 1940 году?», – подумал про себя Ник. – «А почему, собственно говоря, и нет? Чего только на этом Свете не бывает…»
С одной стороны, это было хоть что-то, всё же не с пустыми руками теперь предстояло возвращаться в Ленинград.
С другой стороны – всё равно задание было провалено, а требуемая информация от источника так и не получена.
Да и то, что было записано на кассетах и диске, прочитать удастся только через многие годы.
Так что впереди, при любом раскладе, ждали жёсткий разнос и косые неодобрительные взгляды.
– Знаешь что, Вогул, – обратился Ник к шаману. – Сегодня нам обратно всё равно не тронуться, девчонке же надо дать в себя прийти. Так что, давай, тут заночуем, только отнесём этого Синицына чуть в сторону и похороним, как полагается. А потом одного олешка зарежем, давно я оленятины парной не пробовал…
Вдвоём с Вогулом отнесли тело бывшего поручика на полкилометра в сторону, закопали на краю торфяного болота, в изголовье могилы Ник даже крест установил, наспех изготовленный из тонкого ствола молодой осины.
Потом он вернулся к костру, где, крепко обнявшись, сидели молчаливые Банкин и Мэри, временами начинавшие очень даже серьёзно целоваться, не обращая – при этом – никакого внимания на окружавшую их Вселенную и её отдельных представителей…
Вогул пошёл к перевалу – резать оленя. Сразу договорились с ним, что не стоит в очередной раз смущать и расстраивать трепетную американку, ей и так досталось с лихвой – за этот весёлый и насквозь авантюрный поход.
Ник сел в некотором отдалении от влюблённой парочки, достал из ножен охотничий нож и попытался открыть медальон Синицына. С первого наскока ничего не получилось. Пришлось прибегнуть к грубой помощи камней. Через десять минут покорёженный и смятый медальон, всё же, раскрылся.
На чёрной бархатной подложке лежал девственно-белый картонный прямоугольник.
Ник взял в руки визитную карточку, обнюхал её, перевернул и с удивлением прочёл: – «Aleksandr Amatov, Klagenfurt».
– Твою мать, в том смысле – что мою! – не сдержался Ник, после чего позвал Банкина: – Эй, Ромео недоделанный, двигай сюда быстро! Кажется, я знаю, где искать нашу загадочную Чашу…
Подошёл Гешка, корча недовольные гримасы и ожидая очередного пошлого подвоха.
Ознакомившись с содержанием визитки, сообразительный Банкин сообщил – с невозмутимостью истинного философа:
