– Понятно. – Дронго поднялся. Немного подумал и протянул руку своему собеседнику: – Спасибо за ваши честные ответы.
Бенкович посмотрел на его руку, пожал ее, снова невесело усмехнулся и сказал:
– Я тоже не был ангелом. Мы все оказались совсем не теми людьми, которыми должны были быть. Но трудно оставаться обычным человеком, когда насилуют твою жену, убивают твоих родителей, мучают твоих детей… Трудно подставлять вторую щеку, когда с таким остервенением бьют по первой.
Дронго покинул аргентинский павильон. Настроение было хуже некуда, словно его опустили в какую-то выгребную яму, из которой не было выхода. Он начал искать стенд косовской делегации, но не сумел его найти и спустился вниз, в информационный центр, чтобы узнать, где именно находится экспозиция Косово. Молодая девушка любезно объяснила ему, что этот стенд расположен несколько в стороне от остальных югославских республик, ведь многие из них так и не признали независимость Косово.
Он наконец подошел к небольшому косовскому стенду и поинтересовался, где можно найти Зейнала Рамовша. Сидевший за столом пожилой косовар ответил ему, что сегодня Зейнала не будет и он, возможно, придет только завтра. Разочарованный Дронго отошел от экспозиции, и тут раздался звонок его мобильного телефона. Это был Павел Орлич.
– Я все узнал, – взволнованно сообщил он, – Табакович вернулся в Белград в две тысячи первом и почти сразу уехал в Венесуэлу. Говорили, что его послали закупать оружие. Но там у него что-то сорвалось, и его посадили в тюрьму, где он отсидел почти полтора года. Его имя не попало в список военных преступников, так как считалось, что он погиб.
– Судя по тем сведениям, которые я узнал, он действительно принимал активное участие в боснийских событиях.
– Мы знаем. Наше министерство уже готовит специальный запрос насчет убийства Марко Табаковича. Но мы пока не имеем никаких официальных подтверждений. В Белграде живет семья его брата.
– Ты можешь организовать мне встречу с братом? – попросил Дронго.
– Какую встречу? – не понял Орлич. – Вы собираетесь прилететь в Белград?
– Нет. Поговорим по «Скайпу». Я включу компьютер у себя, а ты включишь у себя. Но мне нужно сделать это как можно быстрее. Желательно сегодня.
– У нас уже заканчивается рабочий день, – сообщил Павел, – но я попробую. Возьму свой ноутбук и поеду к его брату. Если он согласится с вами побеседовать, я сразу перезвоню.
– Давай, – согласился Дронго, – мне очень важно с ним переговорить.
Он убрал телефон в карман. Интересно, сумеют ли немцы понять, что именно происходило в Югославии в начале и середине девяностых? Их опыт потрясений закончился в ноябре восемьдесят девятого, когда ликующая толпа прорвала Берлинскую стену, и произошло сначала объединение города, а затем и страны. Безо всякого насилия и жертв. А здесь Югославия. Непрекращающаяся несколько лет гражданская война, геноцид, истребление сел и городов, массовые убийства, распад страны… Сумеют ли они понять и осознать эту трагедию? Ему гораздо легче, ведь он помнит жесткое военное противостояние в Карабахе, взаимное ожесточение двух соседних народов, войны в Приднестровье, Осетии, Абхазии, Чечне, Дагестане, Таджикистане, погромы в Узбекистане и Киргизии, танки в Литве и Латвии, войска в Тбилиси и Баку, стрельбу по парламенту в Москве. И, как закономерный итог, развал большой страны и миллионы жертв. А потом бессовестные и беспринципные политики будут лицемерно говорить о том, что Советский Союз распался без жертв. Как без жертв, если только в одном Азербайджане было около миллиона беженцев и десятки тысяч погибших?
Дронго тяжело вздохнул. Искать виноватых в югославской трагедии – заведомо неблагодарное дело. Фюнхауф с удовольствием закроет дело об убийстве издателя, списав все на погибшего Рамиреса. Но Рамирес почти наверняка не убивал этого издателя. Иначе непонятно, зачем ему, получив столько денег за организацию взрыва в пресс-центре ярмарки, так глупо и неосмотрительно рисковать? Тем более что его выезд из Германии был продуман до мелочей…
Дронго задумчиво шел мимо книжных экспозиций. Здесь были представлены такие великолепные образцы книжной продукции, за которыми была вся европейская и мировая цивилизация и литература. Зачем нужны все эти умные книги, если они не могут уберечь нас от сползания в варварство, огорченно подумал он. И в этот момент снова зазвонил телефон. Эксперт удивился: неужели Павел так быстро вышел на брата погибшего? Но на экране высветился незнакомый номер.
– Слушаю вас, – сказал Дронго.
– Они нашли орудие убийства, – услышал он голос Дюнуа. – Где ты находишься? Ты меня слышишь? Они нашли его.
Глава 13
Дронго прошел в комнату, где обычно проводил свои совещания начальник полиции. Фюнхауф еще не успел подъехать, но здесь уже были Дюнуа и Грисбах. Последний торжествующе показал на стол, где лежал какой-то непонятный предмет. Дронго подошел ближе. Это был длинный вытянутый нож для разрезки бумаг. Изящная ручка из красного дерева, длинное лезвие. Нож был в крови.
– Где вы его нашли? – спросил эксперт.
– За трубой отопления в зале четыре-один, – пояснил Грисбах. Он просто светился от радости, словно уже нашел самого убийцу.
– Отпечатки пальцев смотрели?
– Да, конечно. Но отпечатков нет, возможно, их уже стерли. Я попросил прислать специального эксперта по дактилоскопии из городской полиции, чтобы он все проверил лично. Герр Фюнхауф уже обо всем информирован. Он сейчас приедет.
Дронго наклонился, рассматривая длинный нож. Поднял голову, взглянул на Дюнуа и высказал свое предположение:
– Таким длинным ножом могла убить и женщина, если бы решилась сразу нанести резкий удар.
– Тогда нужно еще найти эту женщину, – сказал Дюнуа. – Сколько лиц женского пола среди прибывших сюда членов делегаций югославских республик?
– Двадцать два из сорока пяти, – сообщил Грисбах, просмотрев список, который у него был с собой.
– Сколько лет самой младшей? – уточнил Дюнуа.
– Девятнадцать. Это корректор словенского издательства.
– Ее можно исключить, – посоветовал Дронго. – Шестнадцать лет назад ей было только три года. Она явно не попадает в число подозреваемых. Еще молодые женщины есть? Или очень молодые мужчины?
– В делегации Македонии есть двадцатитрехлетний переводчик, – сказал Грисбах, просматривая список.
– А ему было только семь лет, – посчитал Дронго. – Тоже не очень подходит. Кто еще?
– В делегации Боснии есть Лейла Азизи. Ей двадцать восемь. Значит, тогда было двенадцать или тринадцать, – посчитал Грисбах.
– Я ее знаю, – кивнул Дронго, – она тоже не могла участвовать тогда в военных действиях. То есть нужно исключить всех, кому сейчас меньше тридцати.
– Софии Милоевич тридцать четыре, – прочел Грисбах, – она в делегации Сербии.
– Значит, тогда было около восемнадцати. Ее можно занести в список подозреваемых, но нам это ничего не даст. Нужно искать среди мужчин, которые тогда могли принимать участие в боевых действиях. У меня есть список людей, знавших Марко Табаковича еще по событиям в Боснии.
– Какой список? – оживился Грисбах.
– Вот посмотрите. Его знал Аржан Милутинович, хорошо знал Андро Бенкович и, возможно, некий Зейнал Рамовш.
– Где ваш список? – спросил Грисбах.
– У меня в голове, – ответил Дронго.
– Вы все шутите, – отмахнулся Грисбах, – а у нас через два дня закрывается ярмарка, и нам нужно найти убийцу до закрытия.
В комнату, тяжело ступая, вошел Фюнхауф. Он кивнул всем присутствующим и уселся на стул, который тут же заскрипел под ним. С явной неприязнью посмотрел на нож для разрезания бумаг и мрачно поинтересовался:
– Где вы его нашли?
– За трубой в зале четыре-один, – сообщил Грисбах. – Туда случайно заглянула уборщица и нашла этот нож. Очевидно, убийца спешил и поэтому решил спрятать его там.
– Срочно на экспертизу, – распорядился Фюнхауф, – может, найдем там какие-нибудь отпечатки пальцев. И заодно проверим группу крови, совпадает ли она с той, что была у погибшего.
Он вызвал своего сотрудника, приказав ему передать нож в лабораторию.
– Может, провести инвентаризацию во всех делегациях? – предложил Дюнуа.
– Нет, – ответил Грисбах, – это не поможет. Такие ножи выдали всем делегациям для разрезания страниц новых книг. Я уже проверил. Все получали их без особого учета. Ведь такие ножи нельзя использовать как обычные, так что особого контроля не было.
– Выходит, любой желающий мог взять этот нож и убить человека? – мрачно спросил Дюнуа.
– Это не обычный нож, – повторил Грисбах, – он заострен только на конце. Ножницы более опасный предмет, чем эти ножи для резки бумаги. У всех делегаций есть большие ножницы для разрезания картона. Убийца мог воспользоваться и ими, но почему-то решил взять нож.
