– Это только ваши предположения, – возразил Фюнхауф. – Человек обязан понимать границы зла или добра, которые он переступает.
– Не всегда, герр Фюнхауф, далеко не всегда. Вам отчасти повезло, вы родились после войны и не видели ужасов, через которые прошли эти люди и многие из моих сограждан тоже. На войне люди становятся другими, пролитая кровь превращает даже нормальных людей в неуправляемых монстров. Я даже больше скажу: любая война развращает победителей. В этом случае дозволены убийства, насилие, мародерство, грабежи, как обычная плата за поражение. И никакие моральные нормы в этих случаях не действуют.
Фюнхауф молчал, даже не пытаясь спорить.
– Я могу вспомнить, как в победном апреле сорок пятого года советские войска брали штурмом Берлин, – продолжал Дронго. – Это был последний акт великой трагедии и великого подвига советских людей. Нужно было покончить с фашизмом раз и навсегда. Сотни тысяч людей погибли на Зееловских высотах и на улицах Берлина, когда брали с боями каждый дом, каждый квартал. Можете себе представить, как обидно было умирать в последние дни войны… А потом началась вакханалия. Герои превратились в насильников. Даже по самым осторожным данным, огромное количество женщин и девушек, не успевших покинуть город, были изнасилованы. Некоторых сразу убивали, другим повезло больше…
– Я об этом слышал, – глухо проговорил Фюнхауф.
– Мне рассказывал об этом мой отец, он тоже воевал. И потерял двоих братьев на той проклятой войне. Я буду всегда преклоняться перед их памятью. Они действительно были героями. Но война развращает и героев. Тогда многие из них искренне полагали, что оставшиеся в городе женщины – их законная компенсация за все страдания и смерти. До сих пор не публикуют статистику, сколько людей было расстреляно в Берлине за насилие и мародерство. Повторяю: война в смысле нравственного и морального падения не щадит ни победителей, ни побежденных.
– Я все понял, – кивнул Фюнхауф. – Поступайте как считаете нужным. После сегодняшнего успеха вы у нас настоящий герой. Если сумеем еще и найти убийцу Ламбрехта, то я первый сниму перед вами шляпу.
– Которую вы не носите, – улыбнулся Дронго, посмотрев на часы. – Уже семь часов. Господин Фюнхауф, может, вы мне поможете? Я должен еще успеть забежать в свой отель, чтобы переодеться и доехать до Майнца.
– Что вам нужно?
– Машина. На поезде я просто не успею.
– Ну, это как раз не проблема, – усмехнулся начальник полиции.
Глава 14
Отель «Кантел» в Майнце был расположен на северо-западе от вокзала, в тихой, почти загородной зоне, где тишина лишь изредка нарушалась проезжавшими мимо автомобилями. Повсюду стояли уютные двухэтажные домики, окруженные кустами цветов и декоративными деревьями. Дронго подъехал к отелю без пяти минут восемь и, отпустив машину, вошел в холл, устраиваясь на удобном диване. На часах было три минуты девятого, когда в холле появилась София. Она была уже в другом платье. Черно-красное, длинное, оно выгодно подчеркивало достоинства ее фигуры. Плащ София перекинула через руку. Дронго улыбнулся. Он понял, почему она не надела плащ, – ведь в этом случае был бы нарушен ее законченный облик, и плащ выглядел бы несколько куцым на фоне длинного платья. Она успела даже забежать к парикмахеру и сделать себе укладку.
Дронго подошел к ней и поцеловал руку.
– Вы выглядите просто великолепно, – мягко сказал он. Затем подошел к портье и попросил вызвать такси. Столик в итальянском ресторане, о существовании которого он узнал от самого Фюнхауфа, был уже заказан.
– Вы тоже неплохо смотритесь, – сказала она, увидев его в смокинге.
В приглашении, присланном американским издательством, была просьба взять с собой и смокинг, так как в день закрытия их приглашали на официальный прием по случаю окончания ярмарки. Сейчас, в смокинге и лакированной обуви, он чувствовал себя почти как на приеме.
Машина приехала довольно быстро, и они, усевшись в салон автомобиля, отправились в центр города.
– Я заказал нам столик в итальянском ресторане, – пояснил Дронго, – если вы не возражаете.
– Не возражаю, – улыбнулась София. – Я позвонила в Белград отцу и сообщила, что Видрана, возможно, выйдет из тюрьмы уже в следующем году. Если, конечно, вы сказали правду. Но я почему-то вам верю.
– Правильно делаете, – улыбнулся в ответ Дронго, – я бы не стал так глупо и неумно лгать.
В ресторане им отвели лучшие места у фонтана. Дронго попросил принести устрицы и шампанское, а уже затем перейти к самому ужину. Когда принесли устрицы, София обратила внимание, что он даже не дотронулся до них.
– Вы не любите устрицы? – удивилась она.
– Не очень, – признался Дронго. – В этом есть нечто неэстетичное, когда вы берете еще живую устрицу и убиваете ее лимонным соком. Возможно, она мне просто не нравится, поэтому я так и говорю. Я вообще не люблю некоторые деликатесы – устриц, кальмары и черную икру.
– Икру тоже? – улыбнулась София.
– Представьте себе. В моем детстве ее было слишком много. Не забывайте, что я родом из Баку. А настоящую икру можно достать только из белуги, живущей в водах Каспийского моря. Если мясо осетра считается самым вкусным, то икра не самая лучшая. Самая лучшая икра бывает серого цвета и напоминает маленькие жемчужины. Это белужья икра, которую я, впрочем, тоже не очень любил. Тогда она почти ничего не стоила, а сейчас на вес золота, хотя разница в ценах между Баку и европейскими ресторанами все равно очень существенная.
– Теперь буду знать, – сказала София.
– За наше знакомство, – поднял свой бокал Дронго.
– За знакомство. – Бокалы почти неслышно соприкоснулись.
София пригубила шампанское, поставила бокал на столик.
– Странно, – произнесла она, – если бы кто-нибудь еще два дня назад сказал мне о нашей возможной встрече, я бы ему не поверила. Ни за что бы не поверила.
– Но вы поняли, что я вам не лгал.
– Уже поняла. А после того, как вы рассказали мне о возможном досрочном выходе из тюрьмы Видраны, я вам окончательно поверила.
– Она еще не вышла…
– Не поэтому, – быстро перебила его София. – Вы честно сказали, что за нее просил ее муж. Учитывая, что два дня вы рассказывали о нем ужасные вещи, и именно вы посадили его в тюрьму, доказав его причастность к этому преступлению, такая откровенность вызывает по меньшей мере уважение.
– Спасибо. – Дронго подозвал официанта и заказал основной ужин, а также попросил принести бутылку «Баролло». Ему нравилось это итальянское красное вино.
– Вы завтра уезжаете? – спросил он.
– Улетаем. Поздно вечером, – ответила София. – Нужно сказать, что наша поездка на этот раз была исключительно удачной. Мы заключили шесть контрактов на переводы и издание наших книг. Это все благодаря профессору Брашовану. Он настоящий интеллектуал и книжник. И ему до сих пор верят в Европе.
– Мне кажется, у вас, у сербов, выработался какой-то комплекс неполноценности.
– Не забывайте, что мы почти двадцать лет были отверженными среди европейских народов, – напомнила София. – Все беды Югославии были списаны на сербский режим и Белград, который якобы не хотел отпускать народы и предоставлять им независимость. Никто не думал, что оставшиеся в Хорватии или Боснии сербы будут подвергаться сознательному выдавливанию, как это происходит сейчас в Косово. Можете не сомневаться, что через двадцать лет там не останется сербов. Я могу об этом спокойно говорить – у меня мать итальянка, а отец только наполовину серб. Но для остальных сербов это крайне болезненная тема. До сих пор продолжаются процессы над сербскими военными, до сих пор нас считают людоедами, виновными в геноциде соседних народов. Можно подумать, что среди наших оппонентов не было своих палачей и людоедов… Иногда возникает такое ощущение, что Гаагский международный трибунал был создан не для решения югославских проблем, а для осуждения Сербии.
– Югославская армия подчинялась Белграду, – напомнил Дронго, – а сербы составляли большинство в Югославии. С сильного всегда спрашивают больше.
– Поэтому с нас до сих пор и спрашивают, – вздохнула София, – и поэтому опять убили серба на этой ярмарке, зарезав его среди бела дня в цивилизованном Франкфурте. И никто не смог его защитить.
– Боюсь, что в данном случае вы не правы. Чем больше я узнаю о погибшем, тем с большей вероятностью понимаю, что это акт мести. Он был далеко не ангелом и, судя по всему, лично возглавлял карательные отряды, действующие в Боснии.
– Там все убивали друг друга, – напомнила София. – Нельзя судить одних, оправдывая других. Я не хочу его выгораживать, но подозреваю, что его враги тоже вели себя не лучшим способом.
– Да, – кивнул Дронго, – здесь вы абсолютно правы. Его сестру изнасиловали и убили на глазах у мужа. Заодно убили и ее двоих детей.
