— Друг мой, неужели?
Я раздраженно молчал.
— Да скажите же наконец, кого вы имели в виду?
Несколько секунд Пуаро внимательно смотрел мне в глаза, затем отрицательно покачал головой.
— Не могу.
— Да почему же, Пуаро?
— Если секрет знают больше, чем двое, то это уже не секрет.
— Я считаю вопиющей несправедливостью скрывать от меня какие-то факты.
— Я ничего от вас не скрываю. Все, что известно мне, — известно и вам. Можете делать свои собственные выводы. В этом и состоит искусство детектива.
— Но я бы хотел услышать и ваши соображения. Пуаро снова внимательно взглянул на меня и покачал головой.
— Хастингс, — грустно сказал мой друг, — к сожалению, у вас нет чутья.
— Но ведь только что вы требовали от меня лишь сообразительности.
— Трудно представить себе одно без другого.
Последняя фраза показалась мне настолько бестактной, что я даже не потрудился на нее ответить. Но про себя решил: если мне удастся сделать какое-нибудь интересное открытие (в отличие от Пуаро, я не сомневался в собственных способностях!), то он ничего об этом не узнает и я сам доведу расследование до конца. Представляю, какая у него будет кислая физиономия!
8. Доктор Бауэрстайн
Я все никак не мог передать Лоуренсу послание Пуаро. Но вот, проходя как-то по лужайке возле дома, я увидел Лоуренса, державшего в руках старый молоток для игры в крокет. Он бесцельно бил по еще более старым шарам. Я подумал, что это очень удобный случай, чтобы передать послание Пуаро (хотя в моей душе все еще пылала обида на бесцеремонного сыщика). Однако я боялся, что он может, чего доброго, освободить меня от этой миссии. Не совсем понимая смысла слов, которые мне надлежало передать, я тешил себя надеждой, что их значение станет понятным из ответа Лоуренса, а также из его реакции на еще несколько вопросов, которые я тщательно подготовил по собственной инициативе.
Обдумав план разговора, я подошел к Лоуренсу.
— А ведь я вас ищу, — произнес я нарочито беспечно.
— Правда? А в чем дело?
— Мне надо передать послание Пуаро.
— Какое послание?
— Он просил выбрать момент, когда мы будем наедине, — сказал я, многозначительно понизив голос, и, прищурившись, наблюдал за своим собеседником. Мне льстила собственная способность создавать нужную атмосферу для разговора.
— И что же?
Печальное выражение лица Лоуренса нисколько не изменилось. Интересно, подозревает ли он, что я собираюсь сказать?
— Пуаро просил передать следующее, — произнес я почти шепотом. — Найдите еще одну кофейную чашку, и все будет нормально.
— Что? Какую еще чашку?
Лоуренс уставился на меня в неподдельном изумлении.
— Неужели вы сами не понимаете?
— Конечно, нет. А вы? Я промолчал.
— О какой кофейной чашке идет речь?
— Честно говоря, не знаю.
— Пусть лучше ваш друг поговорит с Доркас или с другими служанками. Это их дело — следить за посудой. Я чашками не интересуюсь! Знаю только, что у нас есть дорогой старинный кофейный сервиз, которым никогда не пользуются. Если бы вы его видели. Хастингс! Настоящая вустерская работа! Вы любите старинные вещи?
Я пожал плечами.
— О, вы столького себя лишаете! Нет ничего приятней, чем держать в руках старинную фарфоровую чашку! Даже смотреть на нее — наслаждение!
— И все-таки, что мне сказать Пуаро?
— Передайте ему, что я не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит.
— Хорошо, я так и скажу.
Попрощавшись, я пошел в сторону дома, как вдруг Лоуренс окликнул меня:
— Подождите, Хастингс! Повторите, пожалуйста, еще конец фразы. Нет, лучше даже всю целиком.
— Найдите еще одну кофейную чашку, и все будет в порядке. Вы по-прежнему не понимаете, о чем идет речь? — спросил я, снова прищурившись.
Лоуренс пожал плечами.
— Нет, но я бы хотел это понять.
Из дома раздался звон колокольчика, возвещающего приближение обеда, и мы с Лоуренсом отправились в усадьбу. Пуаро, которого Джон пригласил остаться на обед, уже сидел за столом.
Во время застольной беседы, все тщательно избегали упоминания о недавней трагедии.
Мы обсуждали ход военных действий и прочие нейтральные темы. Но когда Доркас, подав сыр и бисквит, вышла из комнаты, Пуаро неожиданно обратился к миссис Кавендиш:
— Простите, мадам, что вновь напоминаю о страшном несчастье, постигшем вашу семью, но мне в голову пришла одна небольшая идея (вступление по поводу «небольшой идеи» было излюбленным приемом моего друга!), и я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Мне? Что ж, извольте.
— Благодарю, мадам. Меня интересует следующее: вы утверждаете, что дверь, ведущая в комнату миссис Инглторп из комнаты мадемуазель Цинции, была закрыта на засов, не так ли?
— Да, она действительно была закрыта, — удивленно сказала Мэри. — Я уже говорила об этом на дознании.
— Закрыта на засов?
— Д-да, — произнесла Мэри теперь уже неуверенно.
— Вы точно знаете, что она была закрыта на засов, а не просто заперта?
— Ах, вот о чем вы! Нет, в этом я не уверена. Просто я хотела сказать, что дверь не открывалась. Но, кажется, все двери были заперты на засов. Зайдя в комнату миссис Инглторп, мы это увидели сами.
— И все же, именно эта дверь могла быть просто заперта на ключ?
— Возможно. Я не знаю точно.
— Оказавшись в комнате миссис Инглторп, вы лично не обратили внимания, как она была закрыта?
— Мне кажется… да, мне кажется, она была закрыта на засов.
— Ну, тогда все в порядке.
Несмотря на свою последнюю реплику, Пуаро выглядел несколько обескуражено. Честно говоря, я был даже доволен тем, что одна из его «небольших идей» оказалась ложной.
После обеда Пуаро попросил меня проводить его до дома. Я холодно согласился.
— Вы злитесь на меня? — спросил он, когда мы вошли в парк.
— Нисколько, — процедил я сквозь зубы.
— Вот и хорошо. А то я очень боялся, что ненароком обидел вас.
Я ожидал услышать не это, ведь холодная сдержанность моего ответа была совершенно очевидной. Но дружелюбие и искренность его слов сделали свое дело, и мое раздражение вскоре прошло.
— Я передал Лоуренсу то, что вы просили.
— И что он сказал? Наверное, был очень удивлен?
— Да. Я уверен, что он даже не понял, о чем идет речь
Я ожидал, что Пуаро будет разочарован, но он, напротив, очень обрадовался моим словам и сказал, что надеялся именно на такую реакцию Лоуренса.
Гордость не позволяла мне задавать никаких вопросов, а Пуаро тем временем переключился на другую тему.
— Почему мадемуазель Цинция отсутствовала сегодня за обедом?
— Она в госпитале. С сегодняшнего дня мисс Мердок снова работает.
— Какое трудолюбие! Хастингс, берите пример! А какая красавица! Мадемуазель Цинция словно сошла с одной из тех картин, которые я видел в Италии. Кстати, мне бы хотелось посмотреть ее госпиталь. Как вы думаете, это удобно?
— Уверен, что она обрадуется вашему приходу. Вы получите большое удовольствие, это очень интересное место.
— Мисс Цинния ездит в госпиталь ежедневно?
— Нет, по средам она отдыхает, а по субботам успевает приехать сюда на обед. Остальные дни Цинция полностью проводит в госпитале.
— Постараюсь не забыть ее расписание. Да, Хастингс, женщинам сейчас приходится много работать. Между прочим, она производит впечатление очень умной девушки, как вы считаете?
— Безусловно, к тому же мисс Мердок пришлось сдать довольно сложный экзамен.
— Конечно, ведь у нее очень ответственная работа. Наверное, в госпитале много сильнодействующих ядов?
— Да, я их даже видел. Они хранятся в маленьком шкафчике. Цинции приходится быть очень осторожной, и каждый раз, выходя из кабинета, она забирает ключ от шкафчика с собой.
— Этот шкафчик стоит возле окна?
— Нет, у противоположной стены, а что?
— Да ничего, просто интересно. Мы подошли к коттеджу Листвэйз.
— Вы зайдете? — спросил Пуаро.
— Нет, уже поздно. К тому же я хочу возвратиться другой дорогой, через лес, а она немного длиннее.
Стайлз окружали удивительно красивые леса. После широких аллей парка так приятно было шагать по узкой дорожке, прислушиваться к шороху деревьев и тихому щебетанью птиц. В эти минуты все люди казались мне добрыми и праведными, я даже простил Пуаро его глупую конспирацию. Гармония мира переливалась в меня. А может, не было страшного преступления? Вдруг завтра мы очнемся и освободимся от кошмарного наваждения…
Я очень устал в тот день. Хотелось спать, я все время зевал, но мужественно продолжал свой путь. Странные видения одно за другим проносились в моем сонном мозгу.
Мне вдруг почудилось, что миссис Инглторп жива, а убийцей был Лоуренс, который размозжил голову Альфреду крокетным молотком. Но зачем же тогда Джон поднял такой шум?
Я решил отдохнуть и присел под огромным старым буком. «Да, непонятно, зачем поднимать такой шум вокруг смерти этого негодяя? — подумал я. — Зачем Джону кричать? Я не потерплю этого!»
