– Ты не хочешь мне все рассказать? Я пойму… Я прощу все, только скажи честно, слышишь?..
Она смахнула слезу. Борьба чувств доходила до головокружения. Гордость взяла верх.
– Уходи. Если ты мне не веришь – ты мне не нужен.
– Да как же тут верить?! – возопил он.
– А просто – верить.
Он тяжело произнес:
– Если я уйду – то уже не вернусь. – И было слышно, что сказал правду.
Валя вскинула голову:
– И не смей больше приходить ко мне, слышишь! Я не хочу больше видеть тебя!
Закрыв за ним дверь, упала на диван и разревелась. (Какая к черту сессия, какие зачеты!..)
17. Не ищите женщину – она найдется сама
Мрачность Игоря не прошла незамеченной. Он угрюмился в лаборатории, излучая непоправимое несчастье. Как известно, женщины лучше ощущают чужое состояние, и мужчина (если он в меру молод, или неплох собой, или круто стоит и т. д. – короче, годится) может скорее рассчитывать на женское участие, нежели мужское. Тем более что в наше время наличествует сверх избытка одиноких и неустроенных женщин, всегда готовых обратить внимание на неполадки в жизни сильного пола, и устранить их по мере – или сверх меры – своих возможностей. (Ну как тут не вспомнить сэра Оскара Уайльда: «Женщина может изменить мужчину одним способом: причинить ему столько зла, чтоб он вовсе потерял вкус к жизни». Консервативные британцы! У нас чаще наоборот – мужчины таким образом изменяют женщин; или – женщинАМ? так и просится каламбур.) И какая-нибудь из таких женщин – если не несколько – всегда оказывается рядом в нужный момент.
В данном случае женщину звали Ларисой, была она старше Игоря на два года (нынче модно, чтоб женщина, как глава семьи, была постарше), растила дочку от мужа, с которым разошлась, и работала на той же кафедре старшим лаборантом.
– Заболел? – с чуть шутливым участием обратилась она.
– Здоров, – мрачно отвечал наш герой.
– Разбил машину, – ужаснулась Лариса.
– Машина на стоянке, зимует.
– Родители ущемляют свободу единственного чада.
– Займись своими делами.
– Влюблен, – протянула Лариса, – причем неудачно. Ой, какая прелесть! Я уж думала, с нынешними мужиками этого не случается.
– Интересно, – вопросил Игорь, – дойдет ли эмансипация до такого уровня, чтоб мужчина мог заехать женщине в рыло?
– Уже дошла. И заехать могут куда угодно, – бестрепетно согласилась Лариса. – Бельмондо чуть не в каждом фильме лупит женщину, и это вызывает бурный восторг зала. Мужчины всегда были настолько сильны и храбры, что лупили жен. Эмансипация родилась из естественной реакции женщин дать сдачи. Пошли.
– Куда?
– Обедать. Перерыв начался.
После второго, прихлебывая тепловатый эрзац-кофе (в столовой тоже холодрыга), сказала дружеским тоном равного:
– Игорек, что ты сходишь с ума? Самолюбие заело? Уж тебе-то – неужели девушек не хватает? Послушай меня, плюнь, я баба, мне лучше знать, как должен вести себя мужчина.
– Вот и плюю…
– Как ее зовут?
– Какое это имеет значение. Валя.
– И сколько ей лет?
– Двадцать.
– И ты, взрослый, видный мужик!.. О времена! Мне б ваши заботы. Когда я расходилась – насмотрелась, как слаб и смешон нынешний повелитель природы. Ни силы, ни выдержки, ни благородства. Не будь современным мужчиной, милый.
– Быть несовременным?
– Быть просто мужчиной.
– Это как?
– И еще спрашивает женщину… Слушай, нет такой девушки, которая устояла бы перед настоящим мужчиной. Только не теряй голову.
– А если она уже потеряна?
– Ох, тогда не потеряй еще что-нибудь ценное.
Ничто так не подкупает мужчину, как своевременное и несентиментальное дружеское участие женщины – при условии, что женщина неглупа и привлекательна. Дружба настоящей женщины – мощное подспорье в житейских штормах. Лариса была настоящей женщиной – танк, который гуляет сам по себе. Работа, ребенок, однокомнатная квартира, доставшаяся после размена жилья – самодостаточность современной подруги, стоящей на своих ногах и не надеящейся на чужие руки.
Они «по чуть-чуть» вечером выпивали на уютной кухоньке: бра, раскладное креслице, салфетки, проигрыватель, и разговаривали, как сто лет знакомые (вот умение пойти в масть).
– Что за идиотство – припирать к стенке девочку, – пожимала плечами Лариса. – Если ты знаешь правду – зачем тебе признание? Из упрямого самолюбия? Имеешь лишнего туза в рукаве. Будь ты взрослее и умнее ее! Может, она отчаянно боится, что ты узнаешь ее грехи? Считает себя недостаточно хорошей для тебя, так любит? А ты – пачкать ее в своих глазах перед ее глазами… А если она хочет отрезать и забыть все, что было до тебя? Это должно только льстить, дурачок!
Это женщины-то не в ладах с логикой? Успокоительный бальзам лился на измученную душу.
– Попросить у нее прощения?
– Еще не хватало. Хочешь быть в ее глазах идиотом, закрывающим глаза собственные на очевидное и поступающимся самолюбием?
– А что же мне делать? – Деморализованный человек только ведь и ищет, кому бы сунуть этот вопрос: вдруг ответ спасет?
– А делай вид, что ничего не было. Проехали, ясно? Она будет благодарна за ум и такт. Новый год вместе встречать собирались?
– Собирались, конечно…
– А где?
– На родительской даче, в лесу…
– Пригласи ее завтра же, три дня осталось, девочка извелась!
– Думаешь?..
Игорь стал соображать. Лариса поставила Раффаэллу Карру. Из духовки запахло допекшимся до кондиции тортом.
– А ты где встречаешь?
– Со старыми друзьями.
– Это – железно? – Помолчал, улыбнулся: – Жаль.
Лариса подняла тонкую изогнутую бровь:
– Ты хочешь пригласить меня?
– Одну или вдвоем – как захочешь прийти. Будет весело. А?
– Ну, если все будут так веселы, как ты сейчас, то я лучше посижу дома и послушаю «Плач замученных детей Малера».
Но он уже что-то задумал.
– Правда – плюнь на этих друзей, а? Может, пригласить для тебя кого-нибудь? Найдем такого парня!
Она взъерошила ему волосы:
– Милый, свою жизнь я привыкла устраивать сама. За приглашение спасибо, но… Э нет, только без этого! Иди-ка домой, спать пора.
18. Вот поживешь с мое в этой проклятой стране, сынок, тогда узнаешь, что Рождество бывает только раз в году
Над елями белела луна, серебря снег на крыше и перилах. Полыхающий в комнате камин клал подвижные отсветы на скрипучие половицы. Дача была хороша, и компания под стать.
Стол ломился, елка благоухала, магнитофон гремел; отлично веселимся!
Валя сравнивала себя с другими женщинами: они были взрослее, раскованнее, лучше одеты… Выглядеть «девочкой» Игоря было лестно – и унизительно. Он – хозяин, красивый, богатый, его значимость переходила и на нее; но ей казалось, что ее воспринимают как принадлежность застолья, Игорево очередное развлечение: снисходительность к очередной ягодке не нашего лесу.
Ослепительно выглядящая Лариса – женственная, уверенная, – совершенно затеняла сопровождающего ее стертого шплинта.
Пока гости прогревались коктейлями, прогрелась и дача. Застучали стульями вокруг стола, телевизор засветился, куранты зазвонили, шампанское хлопнуло салютом:
– С Новым Годом!
– Счастье – достойным!
– Ура!
Грохнули хлопушки, осыпая конфетти на головы и блюда. Зашипели искристо голубые бенгальские огни. Чокались, накладывали, жевали.
Игорь, само собой получалось, больше разговаривал с друзьями, чем с Валей («Мог бы быть внимательней»). Она поддерживала беседу, когда ей давали пас, оттенок отчуждения не исчезал («Строит из себя скромницу? Обижается?»).
Поднажрались. Пошли танцевать и обжиматься.
Тихо, скромно держалась Лариса – безо всякого ущерба для своего зрелого сияния. Среди ночи она оказалась сидящей с Валей на угловом диване.
– Я в первый раз здесь, – завязался разговор. – Славно, правда? И народ чудесный.
Валя отвечала неопределенно.
– Не нравится, да? – приоткрыла улыбку Лариса. – Свой круг. Сливки общества. Соответствующие родители. Ну и, конечно, – мы-то не то, что некоторые, с толпой не смешивать… Вы где учитесь?
Ответ ей понравился.
– Я тоже невысокого полета птица, – призналась союзнически. – Образование умеренное, лаборантка, хотя и старшая. – И, переходя на ты: – Твои родители кто?
– Не профессора, – сказала Валя.
– И не генералы, значит. Так что мы здесь обе с тобой, выходит, для украшения общества. Ведь развлекаться не обязательно с равными, точно?
Контакт! – есть контакт. Лариса делилась опытом. Старшая женщина рассказывала о жизни. Валя внимала мудрости. Счастье у каждой свое, но как много общего в путях горя и радости.
Веселье разобралось попарно. Подходили к столу, уединялись где-то, смыкались в недолговечные кучки. Лариса оставалась сама по себе, легко улыбалась, говорила негромко, и если бы Валя следила за ней внимательнее, то могла бы заметить и указующие на нее движения глаз, и тихое втолковывание о чем-то; Ларисе чуть кивали, понимающе и согласно.
