Вы не можете достичь медитации непосредственно, но вы можете удалить этот камень по кусочкам. Вы можете взять стамеску и молоток — это именно то, чем я постоянно снабжаю вас — и откалывать от камня кусок за куском. Постепенно камень исчезнет. А когда камень исчезнет, внезапно хлынет поток, свежий поток воды, и потечет к океану. Это и есть медитация.
Итак, Прабхати, в каком-то смысле медитации нельзя обучиться. Вы не в состоянии практиковать ее, потому что все виды практики — от ума. Все практики укрепляют ум, делают его сильнее. А ум нужно ослабить; его власть над вами нужно сбросить. Его следует поставить на положенное ему место: он не хозяин, он только стал хозяином. Вы должны перестать сотрудничать с ним, вы должны перестать давать ему все больше и больше подпитки.
Вот что я подразумеваю под отучением ума. Не поддерживайте его. Не цепляйтесь за него. Не опирайтесь на него. Не позволяйте ему владеть вами. Не подчиняйтесь его диктату. И тогда постепенно хозяин освободится из-под власти слуги. Этим хозяином является ваше медитационное начало (букв. «качество»).
Ты спрашиваешь меня: «Можно ли обучиться медитации, или же она, подобно любви, является состоянием, которое приходит к человеку, как дар?»
Она уже есть. Она не приходит, как дар — никто не «дарит» ее вам—это ваша собственная природа, свабхава, это сама ваша суть. И такова же любовь.
Когда происходит медитация, то она сопровождается запахом, ароматом любви. Медитирующий человек естественно является любящим; это не может быть иначе. Любящий человек естественно является медитирующим. Если это не так, то вы обмануты, внутри вас есть фальшь. Если человек считает себя медитирующим, но не является любящим, тогда его медитация— не что иное, как умственное упражнение, нечто фальшивое, псевдо. Нечто, не являющееся медитацией, подделывается под медитацию. В этом случае человек обманут своим умом. Если человек считает себя очень любящим, но не является медитативным, то его любовь — не что иное, как замаскированная похоть. Он ничего не знает о любви; он не может знать в силу самой природы вещей.
«Айс дхаммо санантано». Это предельный закон: медитация естественно приносит любовь — любовь является ее ароматом, ее благоуханием. И любовь существует только вокруг цветка, именуемого медитацией, и никак иначе. Они сопутствуют друг другу.
Ищите либо любви, либо медитации. Вы сможете искать только что-то одно, потому что уже это очень сложно. Если вы станете искать и то и другое, то вы еще больше усложните ситуацию, вы можете запутать ее еще больше. Поэтому я говорю: ищите только одно. Если вы сумеете найти одно, то другое вы найдете без всяких усилий с вашей стороны. Ищите либо любовь, либо медитацию, и другое воспоследует как ее тень.
Но любви и медитации нельзя обучаться непосредственно, так, как вы изучаете математику, географию, историю или иностранный язык. Таким способом нельзя обучиться любви или медитации; им обучаются косвенным путем. Если вы хотите обучиться медитации, вы должны будете отучиться от привычек ума. Если вы хотите обучиться любви, вы должны будете отучиться от привычек нелюбви, которые сильно укоренились в вас. Гнев, собственничество, ревность — от всего этого вы должны будете отучиться.
И это никогда не приходит, как дар, потому что оно уже Дано вам; это ваша сокровенная природа. Да, это милость, это Дар, однако, это уже даровано вам, а не будет даровано когда-то в будущем. Вы никогда не были лишены этого, вы не можете быть лишены этого. Любовь и медитация составляют вашу реальную суть.
Четвертый вопрос: Бхагаван, я поражаюсь вашей памяти. Чем вы объясняете вашу замечательную память?
Гаган.
О чем ты говоришь, человек? У меня самая плохая память, какая только возможна! Но вы не замечаете этого только потому, что я не обращаю на это внимание.
В прошлый раз я рассказывал историю о Врихаспати и его жене — но она не о Врихаспати. Но я не обращаю на это внимание! В середине рассказа я вспомнил: она о Вачаспати, а не о Врихаспати! Ну и что? Врихаспати или Вачаспати — эти имена звучат очень похоже. И это не имеет значения; имя того человека несущественно. Называю я его Врихаспати или Вачаспати— это не меняет сути дела. Я говорил о концентрированном уме; а кому он принадлежал, не имеет большого значения.
Однажды я проводил беседу в Ахмедабаде. Я упомянул небольшой рассказ Марселя. Когда я вышел из зала и садился в машину, ко мне подошел некий профессор и сказал: «Сэр, этот рассказ написал не Марсель, а Кафка».
Я сказал: «Совершенно верно. Поэтому вы можете исправить' мою ошибку — по крайней мере для себя вы можете исправить ее. С моей точки зрения, это несущественно».
Он сказал: «Но этот рассказ написал Кафка!»
Я ответил: «Согласен. И если кто-то скажет, что его написал Жан-Поль Сартр, я тоже соглашусь. Я соглашусь даже в том случае, если кто-то придет и скажет: «Сэр, этот рассказ написали вы». Я соглашусь. Это не имеет значения. Существенно то, что рассказ был использован для того, чтобы указать нечто».
Моя память не очень хорошая, но я говорю так уверенно… эта уверенность обманывает вас.
Отец Ферручио и отец Мессина сидели в гроте и беседовали.
«Как вы думаете, позволит ли папа священникам жениться?»— спросил отец Ферручио.
«Вряд ли это произойдет в наше время, — ответил отец Мессина. — Может быть, во время наших детей!»
Вот такая же память и у меня.
Миссис Браун не могла поверить своим глазам. Мышь! Подумать только — мышь в ее доме! Она была идеальной домохозяйкой, все так говорили; она гордилась своим безупречным домом. Но, увы, только что по кухонному полу пробежала мышь!
Миссис Браун содрогнулась и позвала своего мужа. «Чарли, — сказала она, — сходи в магазин и купи мышеловку. Но, — быстро добавила она, — ради Бога, не говори им, зачем она нам нужна!»
Такая же память и у меня!
В деревенском зале давали представление. Наступила очередь артиста, демонстрировавшего феноменальную память. Аудитория не проявила большого энтузиазма к номеру, и вопросы, заданные артисту в конце шоу, разозлили его.
Когда одна славная старушка встала и спросила у него, чем он объясняет свою замечательную память, он подумал, что пора кончать эту канитель.
«Пожалуйста, мадам, — сказал он без тени улыбки. — Когда я служил в авиации, мне однажды нужно было сделать зачетный парашютный прыжок с высоты, с которой я еще ни разу не прыгал. Как только я прыгнул из самолета, пилот наклонился в мою сторону и крикнул: «Эй, парень, ты забыл надеть парашют!» Поверите или нет, мадам, но это послужило для теня уроком, и с тех пор я никогда ничего не забываю».
Гаган, у меня плохая память. Да и вообще хорошая память отнюдь не является признаком разумности. Фактически как раз наоборот.
Было установлено, что люди, имеющие очень хорошую память, не обладают разумом. Вы будете удивлены, но это одно из самых странных открытий, которое все больше и больше подтверждается: люди, имеющие очень хорошую память, не обладают разумом, — потому что память является механическим феноменом, она не требует разума. Память — это все равно, что грамзапись.
Память является частью вашего ума; а ваш ум непрерывно записывает. Наличие хорошей системы записи, очень хорошей записи, не значит, что она обладает также каким-либо разумом. Да, ваш ум — это хорошее записывающее устройство; это биокомпьютер А некоторые умы являются исключительно хорошими записывающими устройствами — настолько хорошими, что это иногда кажется невероятным, неправдоподобным.
Лорд Керзон, один из вице-королей Индии, написал в своей автобиографии…
Кстати, не принимайте мои слова на веру: это мог быть лорд Керзон, а мог быть и кто-то другой! И я не знаю, написал ли лорд Керзон автобиографию или нет, но тем не менее я расскажу вам эту историю.
Итак, лорд Керзон написал в своей автобиографии… И этот рассказ правдив! Лорд Керзон или не лорд Керзон — но рассказ правдив.
В Раджастане жил очень известный человек, обладавший невероятной памятью. Он был совершенно необразованным, и к тому же очень глупым, но его память была абсолютно редкой, уникальной, — может быть, до него или после него не было человека, имевшего такую стопроцентную память.
Слухи о нем дошли до лорда Керзона и тот пригласил этого человека в вицекоролевский дворец продемонстрировать свою память. Керзон придумал такую сложную ситуацию, что любой, как бы хороша ни была его память, непременно потерпел бы неудачу. Выдержать это испытание было невозможно — таким оно было трудным.
Этого человека должны были испытать тридцать людей, знавших разные языки. Каждый из них должен был держать в своем уме одну фразу на своем языке. Этот человек из Раджастана знал только свой раджастани, местный диалект своего штата — один из них знал французский язык, другой латинский, третий греческий, четвертый немецкий и т. д., и Керзон велел им придумать на этих языках как можно более трудные фразы.
