Я не собирался дожидаться еще одного смертоносного визга пули. Нажав два раза подряд на курок своего верного тридцать восьмого, я убедился, что Морт зашатался, но на всякий случай всадил и третью пулю ему в грудь, потому что такая глыба, как он, может оказаться весьма живучей. После этого Морт медленно повалился назад. Трех пуль оказалось достаточно.
Все же я проверил, на самом ли деле он мертв, и чуть было не прозевал следующий номер в этом спектакле, через пару секунд было бы уже слишком поздно. Я повернулся спиной к телу Морта и в самый последний момент сумел схватить Фэбриеллу за руку. Пока я занимался вопросом отправки Морта на тот свет, она соизволила растянуться на ковре рядом со своей куклой, натянула ночную сорочку себе на голову точно так же, как я это проделал с сорочкой куклы. В руке у Фэбриеллы был зажат все тот же злополучный нож — вне всякого сомнения, она намеревалась вспороть им собственный живот, не желая ни в чем отличаться от Гильды.
Мне с большим трудом удалось разжать ей пальцы, нож упал на пол, не причинив вреда. Я поднял Фэбриеллу и одернул на ней рубашку. Вообще-то я не ожидал услышать от нее слова благодарности — и не ошибся.
Фэбриелла яростно плюнула мне в лицо. К тому времени, когда прибыл лейтенант Сантана, она успела уложить куклу на кушетку, сложила ей руки крест-накрест на соломенной груди и негромко пела колыбельную, расчесывая ее засаленные волосы.
Глава 9
Абсолютно лысая голова по-прежнему казалась розовой, как у новорожденного младенца, под мягким светом ламп, скрытых за лепными украшениями на потолке. На окнах были закрыты венецианские ставни, прекращая доступ грубому, не поддающемуся контролю дневному свету, стремящемуся проникнуть внутрь. Постоянно выступающие над его верхней губой бисеринки пота дополняли картину, ну и, разумеется, огромная сигара, занимавшая свое привычное место между двумя пальцами.
— Сантана проверил все счета Патрика, — сообщил я. — У него было поразительное число клиентов, которые потеряли кучу денег, делая совершенно несуразные капиталовложения. Весьма странно — почти все эти клиенты были из мира кино, более того, все они в то или иное время были связаны с вашей студией.
Он кивнул пару раз:
— Полагаю, это был хитрый трюк. Вместо того чтобы получать с них наличными, когда он их шантажировал, он их наверняка заставлял делать совершенно идиотские инвестиции, вроде бы даже вопреки его совету, так что, если бы кто-то из его жертв поднял шум, доказать что-либо было бы невозможно!
— Верно, мистер Вагнер! И вам даже в голову не приходило, что именно ваша секретарша снабжала его необходимой информацией, которую она могла раздобыть благодаря своему положению в вашем офисе?
— Ни разу! — воскликнул он. — Я всегда считал Глэдис действительно сообразительным секретарем и доброй дочерью, которая, скорее всего, большую часть свободного времени вяжет теплые носки своей калеке матери.
Он неожиданно издал забавный не то писк, не то стон.
— Фэбриелла, конечно, никогда не предстанет перед судом, — продолжал я. — Они прямиком отвезли ее в сумасшедший дом, и, судя по словам Сантаны, врачи сомневаются, что она когда-нибудь излечится.
— Скверно!
Его сигара энергично подчеркнула данное высказывание, рассекая воздух на отдельные участки по количеству звуков, одновременно приговаривая Фэбриеллу к вечному забвению.
— Глэдис, конечно, погорела на той жульнической операции, которую вы проделали с иностранной валютой, — продолжал я нейтральным тоном. — Поэтому, полагаю, именно Патрик первым сделал заявку.
— Ему было известно решительно все, он предложил мне на выбор: либо я передаю эти деньги ему и мы их делим, либо он сообщает имеющуюся у него информацию Карлу Лаймеру, одному из двух основных акционеров, который давно точил на меня зуб, но просто не мог ничего доказать. Мне не оставалось ничего иного, как согласиться, я дал ему деньги, он пообещал приобрести на них надежные акции и вернуть половину мне.
— Но когда этого не произошло, полагаю, вы разъярились?
— Я сказал ему, что не допущу подобного финала, со мной шутки плохи! — возмущенно воскликнул Вагнер. — Либо я получаю назад свою половину, либо отправляюсь в полицию. В подобной ситуации они меня защитят.
— Догадываюсь, ему пришлось сообщить вам правду сразу после того, как Глэдис была убита? — Я ободряюще улыбнулся ему. — Может быть, он даже высказал предположение, что Уэстэрвей не имел к этому никакого отношения?
— Черта с два! — Сигара снова рассекла воздух. — Патрик сказал, что Уэстэрвею требовался партнер, а его партнером, возможно, являетесь вы, Холман!
— Неужели? — Я попытался выглядеть изумленным. — Так вот почему вы позвонили, затем пригрозили уничтожить меня, если я не сообщу вам имени моего клиента? Я-то всегда считал, что защищаю интересы Фэбриеллы, которая первой обратилась ко мне, но вам хотелось, чтобы я признал, что это был Уэстэрвей?
— Что же еще? — Он усмехнулся. — Вы не всегда такой сообразительный, Холман!
— Людям свойственно ошибаться... Лейтенант Сантана сказал мне то же самое, только изложил это куда более впечатляюще. Заявил, что он лишился ума, имея дело с каким-то маньяком, который приблизительно через шесть часов предоставил ему три трупа и еще ожидал, что его наградят за это медалью.
— ? — Вагнер в недоумении уставился на меня, — Не имеет значения... Вот что я хотел сказать, отношение Сантаны так меня обозлило, что я решил послать его ко веем чертям, ему вовсе не обязательно про все знать, и без того слишком задирает нос!
— Я не уверен, что правильно понял сказанное вами.
— Раз он знал уже решительно все, что его интересовало, чего ради мне рассказывать ему что-то дополнительно? — пожал я плечами. — К примеру, про пакет.
Теперь сигара указывала прямо на меня, а Вагнер смотрел на нее, как будто определял мой рост с помощью своеобразной масштабной линейки.
— Я удивлялся, почему я до сих пор ничего не слышал об этом... — Он улыбнулся почти благосклонно. — Вы оказались чересчур сообразительным для лейтенанта, Холман?! Не стали раскрывать секрета!
— То, чего он не знал, его не касается, — обтекаемо ответил я. — Кроме того, должен я подумать и о самом себе? Я всегда считал Фэбриеллу моей настоящей клиенткой, ни на одно мгновение не воспринимал серьезно ни самого Патрика, ни его дутое предложение. Но когда твой клиент непосредственно причастен к убийству и в конечном счете оказывается запертым в сумасшедшем доме, тебе приходится задуматься о том, с кого же теперь получить свой гонорар.
— Вполне понимаю, в каком вы оказались положении... — Он заулыбался во весь рот. — И естественно, вы не забыли, что у вас был и второй клиент — я?
— Естественно. Я подумал, что, если верну пакет вам, как моему клиенту, вы, скорее всего, с радостью уплатите мне пятнадцать тысяч долларов.
— Я выпишу вам прямо сейчас свой персональный чек! — обрадовался он. — Только верните мне пакет, Холман, и я...
— Потом я принялся рассуждать дальше, — продолжил я, как будто не слышал ни единого слова из сказанного им. — Как вы обращались со мной и третировали меня за то, что я осмелился в отношении себя употребить слово “этично”? — Я усмехнулся, видя его растерянность. — Да, тогда какое-то время я чувствовал себя далеко не сладко, мистер Вагнер!
— Пожалуйста! — Сигара в полном смысле заплясала в воздухе. — Приношу вам нижайшие извинения, Холман! Я был страшно расстроен, буквально обезумел в тот момент. Так что, если вы вернете мне этот пакет, я тут же выпишу вам чек и...
— Потом у меня появилась другая идея, — невозмутимо продолжил я. — Меня уже ждал другой клиент. Некто, с радостью выложивший бы мне мой гонорар только за информацию. — Я весело подмигнул ему. — Я вынужден признаться, что обманул вас, заявив, будто не вручил пакет лейтенанту Сантане. Он слишком умный коп, чтобы затевать с ним игры, в особенности такого рода.
Сигара неподвижно замерла в воздухе.
— Другой клиент? — хрипло произнес Вагнер. — Кто же заплатил вам гонорар?
— Полагаю, вы его знаете очень хорошо. Несколько минут назад вы даже упомянули его имя: Карл Лаймер, один из двух основных акционеров, которые совсем недавно причинили вам серьезные неприятности.
Я посмотрел на него последний раз уже с порога. Сигара все еще оставалась поднятой вверх, сам же Вагнер уставился в какую-то точку на противоположной стене. Его физиономия вспотела сильнее, чем обычно. Возможно, но в этом я не был абсолютно уверен, его сигара погасла.
— Все дело в том, — медленно заговорил я, — что, если босс, контролирующий такую огромную организацию, как эта, настолько обеспокоен, что настаивает на включении в любой контракт напечатанного петитом очень длинного параграфа о моральном облике данного человека, значит, он должен быть хорошо осведомлен о происходящем: что некоторых его работников шантажировали, потому что утечка конфиденциальной информации происходила в его собственном заведении. Человек достаточно сообразительный непременно станет подозревать решительно всех, в том числе собственного секретаря. Если только (прошу простить за вульгарное выражение) он не спит с ней регулярно и не имеет возможности сам поживиться за счет ее дополнительной деятельности.
