карьера была также выбором многих дворян. Прусский офицерский корпус сохранял социальную однородность, лица без приставки «фон» перед фамилией оставались в меньшинстве и редко добирались до высоких чинов.
Путь «от солдата до маршала» был и вовсе невообразим; для выходца из нижних чинов стать даже младшим офицером являлось несбыточной мечтой. Остававшиеся служить сверх срока обычно становились унтер-офицерами; в результате квалифицированный и профессиональный унтер-офицерский корпус был одним из козырей прусской армии.
Жесткая субординация была основой отношений между солдатами и офицерами в прусской армии. О французской «вольнице» немецкие рядовые могли только мечтать. Солдат был обязан подчиняться любому приказу офицера; за нарушением этого правила автоматически следовало строгое наказание. Как писал М. И. Драгомиров, «в отношениях с солдатом офицер резок, даже груб; случалось замечать иногда и ручную расправу, хотя весьма редко»[182]. Действительно, рукоприкладство постепенно уходило в прошлое. Однако в целом, как пишет Ф. Кюлих, «в обращении офицеров с солдатами все еще жива была пренебрежительная и совершенно унизительная манера родом из XVIII века»[183]. От солдат по-прежнему требовалось подчиняться, а не думать.
Здесь мы подходим к одному достаточно сложному вопросу. В качестве одной из причин побед прусского оружия многие авторы впоследствии называли поголовную грамотность солдат. Подразумевалось, что более образованный и развитый рядовой более умело и инициативно действовал в бою. «Обязательная народная школа придает также особый характер общей обязательной воинской повинности всей Германии, предоставляя ей возможность выставить в случае войны не орды гуннов и вандалов, у которых в сущности также существовала общая обязательная военная повинность, — а стройную армию, отлично организованную, в которой каждый сознательно и с пониманием дела исполняет возложенные на него обязанности» — писал М. Н. Анненков, лично присутствовавший в 1870 г. на театре военных действий[184].
Однако уже в то время данный тезис ставился под сомнение. М. Зиновьев, побывавший в Германии в начале 1870-х гг., писал: «Многие прусские рекруты, умеющие механически разбирать написанное и с трудом нарисовать несколько букв, а потому статистически отнесенные в разряд грамотных, не могут быть признаны таковыми»[185]. По его словам, «прусские офицеры далеко не считают своих рекрутов образованными» — истоки немецких побед следовало искать отнюдь не в благотворном влиянии народного образования[186]. Современные исследования подтверждают этот тезис. Действительно, в прусской армии грамотность солдат формально была практически поголовной; вопрос, однако, заключался в том, кого считать грамотным. Значительная часть рядовых могла, конечно, написать свое имя, но испытывала серьезные трудности с тем, чтобы черкнуть несколько строк родным на почтовой карточке. Вопрос о том, насколько инициативными были в бою прусские солдаты, еще будет затронут ниже.
Безусловно сильной стороной прусской армии являлся ее офицерский корпус. Как уже говорилось выше, он был достаточно однородным в социальном отношении — большинство составляли дворяне, и именно они формировали менталитет военной элиты. Важными составными частями этого менталитета были безусловное чувство долга, наступательный дух и самостоятельность. Чтобы стать офицером, необходимо было сдать специальный экзамен и пройти через процедуру выборов офицерами той части, где планировалось начать службу. Продвижение по службе осуществлялось достаточно равномерно. Уровень подготовки офицеров, высокий профессионализм и степень их самостоятельности неизменно вызывали восхищение у иностранных наблюдателей. Барон Зедделер писал: «Присутствуя при многих делах, рекогносцировках и объездах, мне неоднократно приходилось выслушивать различного рода донесения, и я всегда удивлялся, с какой ясностью, отчетливостью и умением оценивать свойство местности и взаимное положение сторон передавались донесения даже самыми молодыми офицерами»[187]. Прусские офицеры не боялись проявлять инициативу, тем более что на них возлагалась полная ответственность за подготовку и действия их подразделений. Легендарной стала фраза, сказанная одному из офицеров его вышестоящим начальником: «Король сделал Вас офицером, и Вы обязаны знать, когда не следует повиноваться приказам»[188].
В отличие от Франции, где в мирное время, по сути, не существовало на постоянной основе ни дивизий, ни корпусов, а в одном полку могли служить солдаты из разных концов страны, в Пруссии система комплектования носила территориальный характер. Территория государства была разделена на несколько корпусных округов (до 1866 г. их насчитывалось восемь); каждый корпус получал призывников из «своего» округа, что упрощало и ускоряло процесс мобилизации. Кроме того, поскольку в рамках одного подразделения служили земляки, это позволяло эффективно задействовать локальный патриотизм на поле боя. Только Гвардейский корпус комплектовался новобранцами со всей страны.
Армейский корпус имел ярко выраженную «бинарную» структуру. Его основными подразделениями были две пехотные дивизии по две бригады в каждой. В бригаде, в свою очередь, насчитывалось два пехотных полка. Все эти подразделения были благодаря территориальной системе комплектования жестко привязаны к конкретному корпусу. Впоследствии в германской армии откажутся от этой системы, перейдя к более гибкой структуре, в рамках которой в состав корпуса могло входить разное число дивизий в зависимости от стоящих перед ним задач. Причем сделано это будет во многом именно по опыту Франко-германской войны. Однако жесткая структура имела и свои преимущества — внутри корпуса возникала «спайка» подразделений.
В 1850–1860-е гг. была проделана большая работа по организации тыловых служб. До середины XIX в. соответствующие структуры в прусской армии мирного времени практически отсутствовали. Однако уже в 1856 г. в составе армейских корпусов были сформированы тыловые батальоны, включавшие в себя, помимо транспортных колонн, полевую пекарню и лазареты. В 1860 г. тыловые службы стали самостоятельным родом войск с собственным генеральным инспектором. Преобразования продолжались и в дальнейшем, делая систему еще более эффективной. Были сформированы пять железнодорожных батальонов, в задачи которых входило обеспечение бесперебойной эксплуатации железных дорог, в том числе на вражеской территории. В целом, однако, несмотря на значительную экспансию тыловых служб, их доля оставалась не очень большой — менее 10 % от общей численности армии к концу 1860-х гг.[189]
В 1867 г. прусская военная система была распространена на весь Северогерманский союз. Число армейских корпусов выросло до тринадцати — к существующим добавились три новых прусских, в которые входили также контингенты малых северогерманских государств, и один саксонский (двенадцатый). Кроме того, в состав северогерманской армии входила отдельная (25-я) гессенская дивизия. Для ускорения интеграции новых прусских провинций в военную структуру вновь создаваемые корпуса пополнялись полками из старых; это несколько размывало строго территориальную систему, однако не меняло ее принципиально. Численность северогерманской армии мирного времени превышала 300 тысяч человек, а в военное время приближалась к миллиону (в том числе более полумиллиона — полевая армия, остальное — гарнизоны, тыловые подразделения и резервы). В конце 1860-х гг. реформировать свои вооруженные силы в соответствии с прусскими стандартами начали и южногерманские государства.
Опыт
