Не в пример личностной тематике разговор о социально-политических приоритетах реализовался в более «форумной» манере – с озвучиванием неоднозначных точек зрения и оценок; соответственно, для потенциального оппонента эта ситуация вправе смотреться как приглашение к дискуссии. Но прежде хотелось бы предложить читателю текстовую основу от Мельмана и Лунгина как таковую, при том что плавное течение диалога в ряде мест мы сопроводили необременительным (надеемся) курсивом - для поддержания, скажем так, дискуссионного тонуса.
«С кем вы, мастер культуры?» - с горьковским прищуром начинает Мельман. Лунгин: «Всем известно, что я с Прохоровым. Все-таки я знаю его лично и знаю как очень порядочного, хорошего, позитивного человека, который искренне хочет приблизить Россию к Европе, хочет, чтобы Россия жила не по понятиям, а по закону. Общество должно иметь право выбирать»… Что касается вопроса, мы бы и здесь и далее «вы», «ваш» и т.п. давали бы, все-таки, с большой буквы (уважаемый все же человек, понимаешь). При всей риторичности прямого ответа (с кем же еще, как известно?) Прохоров к месту введен в контекст как одна из тем возможного обсуждения.
Читаем далее. Мельман: «Что вы понимаете под обществом? Рассерженных столичных горожан? Но в России всегда было как минимум два общества. И одно из них, маленькое и креативное, никогда не понимало большую часть своих сограждан, то есть тот самый народ, который теперь некоторые без зазрения совести называют быдлом и анчоусами». Лунгин: «Да, в России по сути всегда было два народа. Есть большой народ, миллионов 120, который не может войти в современную жизнь, живет традиционными ценностями, переживает последствия 70 лет Советской власти…». Мельман: «Да что там Советской власти – тысячелетней России!»… Тысяча лет впотьмах, «двести лет вместе», семьдесят лет сообща, двадцать лет в шоке… Ставим диагнозы. Свечи. Массаж. Гирудотерапия.
И далее Лунгин: «…Но все больше и больше нарождается другое общество, которое входит в мир выбора, скорости, Интернета, свободы. И вот эти два общества обязательно нужно перемешать. Мы снова должны объединиться… Время идет, и если раньше мы были обществом-ребенком, то теперь, кажется, становимся подростком, а главный вопрос подростка: «Папа, ты меня уважаешь?» Именно это же звучало на Болотной площади» … В общем, как нам задружить Россию? Ответ «уехать в Куршевель или в Баден-Баден» неправильный… Что касается поскандировать на Болотной «Папа, ты меня уважаешь?» - это конкретный «свежак».
В контексте последующего разговора Лунгин о состоянии общества: «…У большинства населения России проблема выживания, куска хлеба уже решена. И тогда люди начинают ставить вопросы второго порядка, более высокого, духовного - о смысле жизни… Процесс пошел. Перестройка-2. Помните, когда Горбачев открыл форточку – и рухнул дом?» Мельман: «Но мы же сейчас не хотим, чтобы рухнул дом?» Лунгин: «Конечно, и поэтому главная задача – проблема образования и культуры. Только образование и культура смогут соединить в России эти два народа, сплотить и создать общие ценности»… «Когда я слышу слово «культура», хватаюсь за арбалет», - сказал Робин Гуд, кажется, Тилю Уленшпигелю. Что тут скажешь – темные люди! Не в курсе правильного слова - «культуртрегерство».
Далее Лунгин о том, как «у нас» и как «у них»: «…К сожалению, ужасную поверхностность и хамство рождает Интернет, цивилизация клика. Ты как бы одним кликом говоришь про другого человека: он идиот, подонок, негодяй. А это тоже по-своему отключение от думанья, анализа. Такое опрощение (? – Авт.) может завести общество в тупик. Но это проблемы глобальные, мировые. В Америке тоже какой-нибудь бензозаправщик из Техаса Спинозу никогда не читал, он так же смотрит сериалы по телевизору и эротику в Интернете. Но там с молоком матери внедрены универсальные ценности свободы, частной собственности. Поэтому в Америке даже самый тупой обыватель знает, что власть надо контролировать, иначе власть будет контролировать тебя. Это как раз то, что нам нужно»… Дело точно не в Спинозе - а в молоке! Пусть пришлют рецептуру.
Наконец, Лунгин о социальном предназначении творческой личности: «В человеческих обществах всегда было два лидера – вождь и шаман. Вождь – это воин, самый сильный, самый авторитетный. И был шаман, который не являлся самым быстрым, выносливым, не вел за собой массы. Он реагировал на вселенские бедствия, потопы, землетрясения, чувствовал это из-за своего невропатического болезненного одиночества. И такое его состояние выводило людей из беды… Так что мы с вами, Саша, наверное просто из шаманов, а не из вождей»... Вожди, они нынче любимцы девушек - молодые, длинноногие и политически грамотные… Ну какое болезненное одиночество? Шаманом да при таком-то вожде – в самое яблоко!
Вот, собственно, такова исходная диспозиция; или, как у Максима Шевченко, – «судите сами». Что же на наше суждение, то сказанное - даже при известной аморфности, размытости формулировок - смотрится как вполне цельная, концептуальная установка на решение наболевших проблем страны. Если угодно – как идиологема. Что в этом сказанном, однако, прежде всего бросается в глаза, так это отстраненность де-факто Павла Семеновича от всего того, что реально в стране кричит и корчится. Несмотря на обещанный (в преамбуле интервью) разговор «о сегодняшнем дне, о том, что до сих пор болит и будоражит», на поверку что-либо реально терзающее, реально ноющее если и присутствует, то сугубо в личностном контексте при том, что …наглое попрание законов в стране …разгул вседозволенности, аморальности и безнравственности… третьесортные американские фильмы, запредельная гнусь и мерзость на экране и в блогосфере… подростковая агрессивность, беспризорщина и преступность… циничное загаживание природы… убийства наших ученых «непонятно чьими» спецслужбами... запустение земли и безмолвное вымирание деревень… (и т.д. и т.п. – на полстраницы) – ну не будоражит!
Другое дело – сакральная (для истинного «шамана») задача слияния креативной части общества с большей по численности некреативной посредством окультуривания последней в духе первой с последующим наделением некогда некреативной части выбором, скоростью и свободой. Правда, не все здесь так уж гладко и однозначно – в том числе и с формулировками типа «креативное общество». Поди разберись, к примеру, кто на деле креативней – маститый театральный режиссер или простой водитель трамвая – это ведь на чей вкус. Опять же, вожделенная культура креативного меньшинства – тоже вещь в себе: если при обретенном пиджн-инглише останешься без родного русского (а заодно и без любимца американских бензозаправщиков Спинозы) - так оно, может, и не надо.
Ну а уж свобода (она же, кстати, возможность выбора) - и вовсе скользкая, своенравная штука, особенно ежели даруемая одними другим. Достаточно в этой связи вспомнить Меморандум 17 от Аллена Даллеса… Или как пресловутый Адольф надиктовал в 1942 году насчет того, что в пределах восточной зоны оккупации (то есть здесь, у нас) внутренней свободы должно быть больше, чем в фатерланде. Ну чем не нынешние хьюмэн райтс (по определению Людмилы Алексеевой - права человека)?
При всей степенности суждений Павла Семеновича как-то оказалось не поднято напрямую: а что, собственно, являет собой этот малый (пардон! - чуть не выскочило «народ») …этот малый, но креативный сгусток российского общества? Ну кроме того, разве, что численность его - если изловчиться на арифмометре - порядка 25-30 млн. человек? Вообще, что за люди? – как откликнулся бы публичный «эсер» Алексей Митрофанов. То, что сам Павел Лунгин числит себя в рядах «креативного общества» и помаленьку там «шаманит» (на пару с Мельманом - «выводя людей из беды»), это ясно. Есть, опять же, - что касается митрофановских «людей» - и прямая ссылка на «порядочного, хорошего и позитивного» Михаила Прохорова. Здесь же, в пределах локтевой связи угадывается присутствие той же Примадонны, того же Ярмольника… В общем, как говорится, смеркалось. Народ безмолвствует. Как Никита Михалков в монологах Ирины Прохоровой.
Однако помимо конкретных персоналий имеются и еще вопросы – так сказать, по структуре. Ну например: насколько все 25-30 млн. сосуществуют в единой социально-экономической «страте», никто ли не «высовывается»? Или наоборот: предусмотрены ли, скажем, какие ни на есть ступени посвящения - ежели захочется поближе к «свободе, равенству и братству»? И при этом – сложилось ли некое подобие элитарного ядра, мозгового центра, магистрата? И вообще, в этой же связи – озвучивает ли Павел Лунгин свои идиологемы (де-факто) от себя лично – как свободный художник – или, что называется, от «группы товарищей» (как говаривали в старину – пойдя «в народ»)… И что в ответ? Увы, как у Биттлз, – no reply (в общем, тишина). Ясно только, что образец для подражания – благословенная, просвещенная Европа. Европа - потому как та самая, к которой Прохоров, согласно Лунгину, «искренне хочет приблизить Россию». Та самая, которая в отличие от дремучей России живет «не по понятиям, а по закону». Причем живет с особо продвинутой свободой слова – с той, кстати, самой, что в силу «особо продвинутых» законов гарантируется вполне конкретной посадкой за публичное отрицание Холокоста.
