Стояло лето. Мне было пять лет, и я жил с родственниками в небольшом городке штата Алабама. Недалеко от города, как и здесь, протекала река, но грязная, заросшая, вызывавшая у меня отвращение из-за того, что в ней было полным-полно водяных щитомордников и усачей. Хотя я терпеть не мог их усатые морды, но любил их есть жареными, обмакивая в кетчуп. У нас была кухарка, которая часто готовила рыбу. Ее звали Люси Джой[21], но мне редко приходилось встречаться с такими невеселыми людьми, как она. Это была здоровенная негритянка, молчаливая и серьезная; казалось, она жила только в ожидании воскресенья — по воскресеньям она пела в хоре какой-то заброшенной церквушки. Но однажды с Люси произошла удивительная перемена. Мы были с ней вдвоем на кухне, когда она вдруг принялась рассказывать мне про некоего преподобного Бобби-Джо Сноу — Люси описывала его с таким восторгом, что ее рассказ воспламенил мое воображение. По словам кухарки, Сноу был известный евангелист, настоящий чудотворец, который должен скоро приехать в наш город, его ожидали здесь на следующей неделе, он будет произносить проповеди, крестить людей и спасать их души! Я умолял Люси взять меня с собой, чтобы поглядеть на него, и она, улыбаясь, обещала, что возьмет. На самом же деле ей было просто необходимо, чтобы я пошел вместе с ней. Этот преподобный Сноу был белый, на его проповеди черные не допускались, и Люси сообразила, что ее не прогонят лишь в том случае, если она приведет крестить белого мальчика. Вполне естественно, что Люси не обмолвилась об этом ни словом, и меня ожидал сюрприз. На следующей неделе по дороге на собрание, где выступал с проповедью преподобный, я представлял себе такую картину: я увижу собственными глазами, как спустившийся с небес святой будет исцелять слепых и хромых. Но как только я понял, что мы направляемся к реке, меня охватило беспокойство; когда же мы пришли туда и я увидел массу людей, всех этих жалких белых бедняков из глухих деревень, которые горланили и приплясывали, я не захотел идти дальше. Тут Люси рассвирепела и втолкнула меня в изнемогавшую от зноя толпу. Вокруг звенели колокольцы, дергались в пляске тела, но среди общего шума я ясно различал один голос — баритон; человек то пел, то что-то громко выкрикивал. Люси тоже пела, стонала и дергалась. Вдруг какой-то незнакомец неожиданно посадил меня к себе на плечо, и я увидел человека, голос которого выделялся среди всех других. Он стоял по пояс в воде, в белой одежде, у него были убеленные сединой волосы, спутанные и мокрые, а воздетые к небу длинные руки словно умоляли о чем-то полуденное солнце, висевшее во влажном воздухе. Я старался рассмотреть его лицо, так как понял, что это и есть преподобный Бобби-Джо Сноу, но, прежде чем я что-то увидел, мой благодетель сбросил меня на землю в мерзкое месиво из пляшущих в экстазе ног, ходящих ходуном рук и сотрясаемых тамбуринов. Я просил отвести меня домой, но Люси, опьяненная великолепием зрелища, цепко держала меня за руку. Нестерпимо жгло солнце, к горлу подкатывала тошнота. Меня не вырвало, но я принялся кричать, отбиваться кулаками и плакать. Люси подталкивала меня к реке, и толпа расступалась, освобождая нам дорогу. Я сопротивлялся изо всех сил, пока не очутился на самом берегу реки и не остановился там как вкопанный; пораженный тем, что увидел. Стоявший в реке человек в белой одежде держал на руках упиравшуюся девочку, он произнес что-то из Священного Писания, затем быстро погрузил ее в воду, а потом вытащил. Она кричала и плакала и, шатаясь, с трудом взобралась на берег. Тогда длинные руки преподобного потянулись ко мне. Я укусил Люси за руку, пытаясь вырваться, но какой-то парень с красной шеей схватил меня и потянул к воде. Я закрыл глаза, в нос ударил запах волос Иисуса, и тут я почувствовал, как руки преподобного опускают меня куда-то в черную глубину реки, а затем — спустя целую вечность — снова извлекают на свет божий. Мои глаза открылись, и я увидел серые глаза маньяка. Его широкое, но изможденное лицо приблизилось к моему, и он поцеловал меня в губы. Я услышал громкий смех и громоподобный крик: "Мат!"
КУИНН. Мат!
ДЖЕЙК. Черт побери, Боб. Он дал вам выиграть просто из вежливости.
(Поцелуя как не бывало, и лицо преподобного исчезло, уступив место совершенно такому же лицу Куинна. Итак, пятьдесят лет тому назад в Алабаме я впервые увидел мистера Куинна. Или, во всяком случае, его двойника — евангелиста Бобби-Джо Сноу.)
КУИНН. Ну как, Джейк? Согласны проиграть еще один доллар?
ДЖЕЙК. Только не сегодня. Мы завтра утром едем в Денвер. Мой друг должен попасть на самолет.
КУИНН (обращаясь ко мне). Черт побери! Да разве так гостят! Приезжайте сюда снова. Приезжайте-ка летом, и я возьму вас с собой на ловлю форели. Теперь, правда, уже не то, что прежде. Бывало, забросишь удочку и тут же вытащишь шестифунтовую рыбину. Так было, пока не испакостили мою реку.
(Мы ушли, не попрощавшись с Хуанитой Куинн, которая спала крепким сном и громко храпела. Куинн проводил нас до машины. "Будьте осторожны!" — предупредил он, помахав нам рукой, и стоял на дороге, пока машина не исчезла из виду.)
ДЖЕЙК. Благодаря тебе я еще кое-что узнал. Теперь мне ясно, что фотографии проявлял он сам.
Т. К. Хорошо, но почему ты не позволил Адди рассказать мне, как он выглядит?
ДЖЕЙК. Это могло бы повлиять на твое первое впечатление. А мне хотелось, чтобы ты посмотрел на него свежим взглядом и сказал свое мнение.
Т. К. Передо мной был человек, которого я уже видел раньше.
ДЖЕЙК. Ты — Куинна?
Т. К. Нет, не Куинна. Но кое-кого, очень на него похожего. Его двойника.
ДЖЕЙК. Объясни по-человечески.
(Я рассказал ему о памятном летнем дне и моем крещении. Мне самому было вполне понятно сходство между Куинном и преподобным Сноу и то, что связывало этих людей, но я говорил слишком взволнованно и запутанно и не сумел передать свои мысли — я почувствовал, что Джейк разочарован. Он ожидал от меня трезвой, непредвзятой оценки, глубокого проникновения в сущность Куинна, что помогло бы ему, Джейку, утвердиться в его представлении о характере этого человека и мотивах его действий.
Я замолчал, огорченный тем, что разочаровал Джейка. Но когда мы выехали на автостраду, ведущую к городу, Джейк сказал мне, что, хотя мои воспоминания о крещении довольно туманны и путанны, он все же понял, что я хотел сказать.)
Значит, Боб Куинн думает, что он сам Господь Бог.
Т. К. Не думает, а уверен в этом.
ДЖЕЙК. Есть у тебя сомнения в его виновности?
Т. К. Нет, никаких. Куинн — именно тот человек, который мастерит гробики.
ДЖЕЙК. И однажды он смастерит свой собственный гроб. Иначе мне не быть Джейком Пеппером.
В последующие месяцы я звонил Джейку примерно раз в неделю и, как правило, по воскресеньям, чтобы поболтать и с ним, и с Адди. Джейк обычно начинал разговор словами: "Извини, старина, ничего нового сообщить не могу". Но в одно из воскресений Джейк сказал мне, что они с Адди назначили день свадьбы на десятое августа. А Адди добавила: "Мы надеемся, что вы приедете на свадьбу". Я обещал приехать, хотя дата свадьбы совпадала с ранее намеченной трехнедельной поездкой в Европу, — ничего, я постараюсь уладить свои дела. Однако в конечном счете планы пришлось изменить не мне, а жениху и невесте, так как агент из Бюро расследований, который должен был заменить Джейка на время его поездки в свадебное путешествие ("Мы собираемся в Гонолулу!"), заболел гепатитом и свадьбу отложили до первого сентября. "Вот не везет, — сказал я Адди. — Но я к тому времени вернусь и буду у вас непременно".
В начале августа я вылетел на швейцарском самолете в Швейцарию и пролодырничал несколько недель в альпийской деревне, загорая на солнце среди вечных снегов. Я спал, ел и перечитал всего Пруста, погружаясь в его романы как в прибрежную волну, когда не знаешь, куда она тебя вынесет. Но в своих мыслях я довольно часто возвращался к мистеру Куинну: иногда он являлся мне во сне, то в своем собственном обличии — и тогда серые глаза его блестели за очками в металлической оправе, то в виде преподобного Сноу, облаченного в белые одежды.
Краткое пребывание в горах на альпийском воздухе действует бодряще, но длительный отдых может вызвать клаустрофобию и необъяснимую депрессию. И вот однажды, когда на меня напала такая хандра, я заказал машину, перебрался через перевал Сен-Бернар в Италию и поехал в Венецию. Ну, а в Венеции — вечный праздник с костюмами и масками, там вы уже не вы и не отвечаете за свои поступки. Так было и со мной: некто вместо меня приехали Венецию в пять часов вечера, а к полуночи уже сел в поезд, отправлявшийся в Стамбул. Все началось в баре "Гарри", где часто зарождаются шальные планы. Стоило мне заказать порцию мартини, как через вращающуюся дверь в бар ввалился — кто бы вы думали? — сам Джанни Паоли, весьма бойкий журналист, с которым я познакомился в Москве, где он работал корреспондентом одной из итальянских газет, — за бутылкой водки мы разгоняли с ним скуку московских ресторанов. Джанни находился в Венеции по пути в Стамбул, он собирался выехать Восточным экспрессом в полночь. После шести порций мартини он уговорил меня отправиться вместе с ним. Поездка длилась двое суток, поезд тащился по извилистым дорогам Югославии и Болгарии, но наше впечатление об этих странах свелось к тому, что мы увидели из окна купе спального вагона. Мы покидали купе лишь для того, чтобы пополнить наши запасы вина и водки.
