девицы случился с Николаем Ивановичем, защитившемся до смерти реального «нежильца» 72-летнего генсека. Разумеется, и на эту жуткую и отчасти омерзительную историю с погибельным биоэффектом был наложен ментальный барьер, чтобы все это надолго или навечно вычеркнуть все из памяти. Единственно положительный свет в окошке мелькнул между временными точками «нежильца» студента и «нежильцом-генсеком», что после успешной защиты докторской диссертации Ивана Николаевича поздравил доцент-злопыхатель, ответственный исполнитель хоздоговорной сухумской темы.
Поздравляя и пожимая руку Ивану Николаевичу, доцент в конце сказал с каким-то внутренним надрывом:
– Я был не прав, зачитав ту глупую оскорбительную рецензию, мне неловко сейчас перед вами. Но вы тогда держались молодцом, тем и поразили меня. Зачем я внушил себе, что имею прав вместе с рецензентом поучить и проучить вас? А статья ваша после переработки увидела свет. После того пассажа с разгромной рецензией и вашим спокойным и достойным сопротивлением я усомнился в своем праве поучать, в праве проучить вас… А блестящей защитой докторской работы вы и мне напомнили: я был неправ… Хочется позабыть, свою промашку, ошибку, отбросить… видеть в том фантом улетевший… Так фантом – вроде ничего и не было, ибо фантомное прошлое за барьером быльем поросло… Извините. Забудьте мой грешок, как сон-фантом… и не держите лиха…
– Я уже и так давно все позабыл… почти забыл…
Глава 8
Перестройка началась стремительно и пронеслась, как одно мгновение…
– Вот и пришло наше время говорунов-подкаблучников, – сказал Ивану Владик, когда ко власти в стране вместе, молчаливого, как трухлявый пень «нежильца» Устиновича, пришел говорливый жилец-пустобрех Горби, улыбчивый и суетливый, как живчик под микроскопом бытия, в густой и вонючей, избыточной мужицкой сперме.
– В смысле?
– А в том смысле, что новый генсек – подкаблучник почище моего… Моя супружница подтолкнула меня возглавить партком нашего с тобой института. А философ Раиса Максимовна взяла за ручку и провела своего супруга юриста-карьериста Михаила Сергеевича, не работавшего ни дня по профессии, по партийной лестнице по всем ступенькам в генсеки… Как бычка, на веревочке…
И рассказал партийные слухи с низов до самого верхнего уровня о новом генсеке и его супружнице. Ведь в их институте была сильнейшая кафедра философии, где большинство преподавателей-полставочников было штатными сотрудниками академического института философии на Волхонке, друзей и оппонентов эмигранта-логика, заведующего кафедрой МГУ Александра Зиновьева, бывших однокашников Титаренко-Горбачевой. И Владик, контачивший с давних пор с институтскими философами, рассказал все, что позволяло сделать вывод о странной доле нового генсека, находившегося под каблуком своей супруги с первого дня женитьбы. Ведь прошедшая на философский факультет МГУ как золотая медалистка Раиса Титаренко во время учебы стала невестой студента физфака Толика Зарецкого. Высокородные родители её бойфренда, жениха Толика решили устроить смотрины невесты «из простонародья» Рае с философского факультета, где засели потенциальные диссиденты и возмутители государственного спокойствия. Отец студента-физика с физфака Толика, работавший директором прибалтийской железной дороги, отправил свою жену, мать Толика на смотрины Раисы в отдельном специальном вагоне. И мать, будущая свекровь, увидав близко Раису, пообщавшись день-другой с ней, категорически высказалась против «потенциальной» невестки.
Не разрешила потенциальная свекровь «голубых кровей» жениться своему сыну на невестке без навыков благородства из простонародья: «Только через мой труп. Выбирай, мать или Раиса? И женись, зная, что пропадешь с ней при мертвой матери». И был разрыв жениха и невесты, после которого Раиса стала встречаться с будущим мужем, учившимся на юридическом факультете МГУ.
– Вот отсюда комплекс женской неполноценности Раисы Максимовны, что ее не приняли в высоком благородном обществе. – Вещал Владик. – Но новый жених-орденоносец, причем орден Трудового Красного Знамени тот получил еще в школе, работая на каникулах комбайнером, за рекордные показатели на уборке, показался Раисе перспективным. Из него она могла вылепить кого угодно, хоть члена номенклатуры, хоть вождя… – Владик многозначительно поднял палец вверх, указывая на высокие философские кабинеты. – Злые языки философов утверждают, что юный орденоносец недаром бился, кровь из носа, за «Трудовика». Ведь он во время войны находился какое-то время в оккупации, и даже в двенадцатилетнем возрасте мог подписать компрометирующие его бумаги о долговременном сотрудничестве с немцами. В любом случае, ему бы карьерный путь без «Трудовика» был бы заказан, всегда могли бы ткнуть носом на то, что он оккупантам прислуживал в юном возрасте, даже без бумаг, подтверждающих его добровольное сотрудничество с немцами… А теперь главная фишка, полученная от философов… Сначала эмигрант Зиновьев высказался о том, что хорошо знал Раису Максимовну по учебе на философском факультете, ей предложил писать диплом по античной логике, а та отказалась. Захотелось ей защищать диплом по теории коммунистического движения. Ей вежливо отказали заниматься такой темой, идите делать диплом на другие кафедры и даже факультеты. А та истерику учинила и добилась своего… Потом уже в Ставрополье, продвинув мужа-юриста на крупный пост в крайкоме, получила все таки ученую степень кандидата философских наук по формированию коммунистических черт быта колхозного крестьянства Ставрополья…
– Но ведь пробивной упертой оказалась Раиса Максимовна оказалась – чего же в этом плохого?..
– В этом ничего плохого, согласен, – кивнул головой Владик. – Только опять же злые философские языки, утверждают, что из всех мнимых и явных достоинств Раисы Максимовны, несомненным оставалось ее приличное беглое владение разговорным английским языком. Недаром они с мужем много и часто ездили за границу в капиталистические страны. Ведь там высокая партийная чета была вне поля наблюдения отечественных топтунов. Было высказано много обоснованных предположений и подозрений, что слишком много дорогих подарков получала Раиса Максимовна от враждебных нам лиц и служб… – Владик зябко пожал плечами и с усмешкой выдохнул. – Но в приличном владении разговорным английским языком выпускнице филфака МГУ не откажешь… В отличие от…
– В отличие от кого? – поторопил его Иван.
– В отличие от правой руки генсека, архитектора перестройки, Александра Николаевича Яковлева. Тот патологически оказался не способен к изучению иностранных языков, пару предложений на английском с трудом членораздельно связывал только, не больше. Но его, как аспиранта Академии Общественных наук, инструктора ЦК отправили стажироваться в Колумбийский университет, где его шефом-руководителем стал дикий антисоветчик и антикоммунист Дэвид Трумэн, автор концепции политического плюрализма… И самое смешное, что безграмотному Яковлеву, не владеющему английским языком, американские антисоветчики, для его партийной и государственной карьеры помогли сварганить две диссертации, и кандидатскую и докторскую по историческим наукам… И печаль для страны не в том, что тайного антисоветчика Яковлева на академических выборах декабря 1984-го провели в членкоры на вакансию экономических наук… Как раз, когда в академики по отделению ОИВТА избрали Камиля Ахметовича и нашего Юрия Васильевича…
