— Я не знаю, что еще сказать вашему величеству, — сказала Фьора в заключение, наклонившись, чтобы сорвать веточку мяты, которую она принялась жевать.
Людовик XI хранил молчание. Только пение птиц нарушало тишину.
— Мортимер оказался разговорчивее вас, моя милая, — сказал со вздохом король. — Почему вы ничего не говорите о замужестве, к которому вас принудили?
— Мессир Филипп де Коммин сказал, что оно недействительно, и оно таким и было, сир.
— Как это?
— Вы только что сказали: меня принудили под угрозой.
Кроме того, мы с ним ни разу не разделили брачного ложа.
— Не верьте в то, что принудительный брак может быть расторгнут! — покачал головой Людовик. — Многие супружеские пары жили, к сожалению, в подобных условиях. Ваш брак с Карло Пацци аннулирует тот факт, что вы не знали о спасении Филиппа Селонже, и я поручил де Коммину информировать об этом папу. Во всяком случае, я так собирался поступить, а вы можете предполагать, что я так и сделал.
Фьора почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Она со страхом посмотрела на своего собеседника, который сидел с непроницаемым видом:
— Если король позволит спросить его, что он этим хочет сказать?
— Что мои приказы были исполнены. Они состояли в том, чтобы дать почувствовать этому упрямому бургундцу де Селонже запах смерти, а потом освободить его в тот самый момент, когда он положит голову на плаху.
— О, сир! Какая жестокость!
— Вы находите? Вы забываете, моя дорогая, что однажды я уже помиловал его по вашей просьбе. Кажется, что этот человек испытывает мое терпение.
— Можно ли упрекать его в желании оставаться верным рыцарским клятвам?
— Смерть Карла Смелого сделала эти клятвы недействительными, и я надеялся, что после этого он образумится и будет выполнять клятву, данную во время вашей свадьбы.
— Это не только его вина, сир! Может быть, если бы я была более терпелива и менее вспыльчива…
Начав говорить, Фьора должна была рассказать королю и то, что произошло в Нанси. Она ожидала строгого наставления, но Людовик искренне рассмеялся. Это обидело Фьору:
— О сир! Неужели это так смешно?
— Право слово, да. Ваше понятие о замужестве могло бы обезоружить любую вдовушку, настолько оно оригинально. Вам следует знать, что мужчина, достойный называться мужчиной, никогда не позволит держать себя на поводке. Но не сожалейте ни о чем. Даже если бы вы были покорной супругой, как того требует церковь, вам не удалось бы ничего изменить. Мессир Филипп все равно бы продолжал исполнять свои обязанности.
Агенты папы разыскали бы вас в Селонже, как и здесь, и я не знаю, кто смог бы прийти вам на помощь. Не сожалейте ни о чем! Впрочем, никогда не следует ни о чем сожалеть, ибо сожаление — лучший способ ослабить дух и волю даже самых закаленных людей. А что вы собираетесь делать в настоящее время?
— Постараюсь увидеться с мужем, если король пожелает сказать мне, где он.
Людовик XI встал со скамьи и принялся прохаживаться взад и вперед, заложив руки за спину.
— С радостью, если бы только я сам это знал!
— Если вы… простите, сир, но мессир де Коммин сказал мне, что после эшафота Филиппа отправили в дижонскую тюрьму и что потом его перевезли в другое место.
— В Лион, — подтвердил Людовик. — А точнее, в замок Пьер-Сиз, в прекрасную крепость, отлично защищенную, с самыми крепкими темницами. Но только там его нет.
— Почему?
— По самой простой причине: он сбежал.
— Сбежал? И его не поймали?
— Нет!
— Но ведь у вас, сир, лучшая полиция в Европе, самая мощная армия…
— Вы совершенно правы, все это у меня есть. У меня есть также управители тюрем, имеющие глупых дочерей, способных устроить побег соблазнительному заключенному. Ваш муж, моя милая, сбежал, пользуясь напильником и веревкой, которую ему пронесли в камеру в корзине с сыром и фруктами. Вот так! Теперь вам все известно.
На какой-то момент Фьора потеряла дар речи. Самые противоречивые чувства боролись в ее душе. Конечно, она была бесконечно рада, узнав, что Филипп жив, но она была истинной женщиной, чтобы радоваться этому эпизоду с дочерью управителя тюрьмы.
— И его не разыскивали? — спросила она взволнованно.
— Конечно, разыскивали. Замок, из которого он бежал, построен на скале, возвышающейся над Роной. Поэтому сначала подумали, что Селонже мог утонуть, но потом один рыбак обнаружил, что у него украли лодку. Я приказал установить слежку за окрестностями усадьбы Селонже, предположив, что ему придет в голову вернуться домой. Все было безрезультатно, и даже в Брюгге, у герцогини Мари, он не появился. У меня там, конечно, есть кое-какие связи, но и там его никто не видел, — сказал король.
— Боже мой! А если с ним случилось несчастье? Один, без оружия, без денег. На него могли напасть и, может, даже убить?
— Только, ради бога, не начинайте плакать, — поморщился Людовик. — Я уже думал о такой возможности и поэтому распространил на всех перекрестках его описание, пообещав крупное вознаграждение тому, кто поможет его задержать. Пока все безуспешно. Тогда я придумал кое — что другое: его конюший Матье из… Прама, кажется?
— Да, последний раз, когда я его видела, он находился недалеко отсюда, в клетке. Его везли в замок Лош, — сказала Фьора с осуждением.
— Совершенно верно. Так вот, по моему приказу он был выпущен на свободу, а за ним установили тайную слежку. Он отправился прямо в Брюгге, и больше я о нем ничего не знаю, так же как и о тех двух людях, которым я поручил следить за ним.
Во всяком случае, никто не пришел потребовать вознаграждения. Как видите, мадам, ваш супруг дорого обходится моему казначейству.
— Поверьте, сир, меня это очень огорчает. Но если бы вам выдали Филиппа, что ожидало бы его? Был бы он…
— ..казнен? — подхватил Людовик. — За кого вы принимаете меня? Я не меняю так легко своих решений. Я просто посадил бы его снова в клетку, и он сидел бы здесь, в тюрьме замка, в ожидании, пока вас разыщут. Ну теперь идемте. Мне хочется немного пройтись.
Фьора не сдвинулась с места. Она уставилась на носки своих туфель, выглядывающих из — под платья, нервно сжимая пальцы, как это она делала всякий раз, когда была чем-то сильно взволнована.
— Ну же? — сказал король, полный нетерпения. — В чем дело?
Она подняла на него большие серые глаза, полные отчаяния:
— А… если он скрывается где-то поблизости?
— Кто? Селонже? Я уже думал об этом. Но в таком случае его кто-нибудь мог видеть и сказал бы вам об этом, — задумчиво сказал король. — Я уверен, что он жив.
— Значит, он где-то далеко, и, возможно, очень далеко!
Я знаю, что он подумывал послужить своей шпагой Венеции против турок. В этом случае он не вернется, и я больше ничего о нем не узнаю, — печально сказала Фьора.
