— Нет. Мы собирались это обсудить, но его убили. Джерри уверял, что он над ней работает. У него есть какая-то «волшебная пуля», и чем меньше я буду знать, тем лучше. Он хотел рассказать обо всем ближе к суду, но не успел.
Я знал это выражение. «Волшебная пуля» равносильна билету на свободу. Она означает, что у защиты есть важный свидетель или улика, которые выскочат в нужный момент на суде и гарантируют оправдательный приговор. Но если у Винсента имелась подобная «пуля», почему ее не было в досье? И почему в тот понедельник он собирался просить об отсрочке?
— А вы не догадываетесь, что это за «волшебная пуля»?
— Джерри лишь упомянул, что у него есть нечто такое, что сотрет прокуратуру в порошок.
— Тогда не ясно, зачем он хотел отложить дело.
— Я уже объяснял — ему нужно было время для подготовки. А может, он надеялся вытянуть из меня побольше денег. Но я ему заявил: когда мы делаем фильм, то назначаем дату и фильм выходит в срок при любых обстоятельствах. И суд тоже должен начаться без отсрочек.
Я сидел и кивал, слушая слова Эллиота насчет невозможности отсрочки. Но мои мысли крутились вокруг пропавшего ноутбука Винсента. Может, «пуля» там? Или Джерри записал свой план в компьютер, ничего не оставив на бумаге? И не из-за этой ли «волшебной пули» его убили? Не обнаружил ли он нечто такое, из-за чего его решили устранить?
Но сейчас было время работать с Эллиотом, раз уж он сидел передо мной.
— Что ж, Уолтер, у меня пока нет «волшебной пули». Но если ее нашел Джерри, то найду и я. Обещаю.
Я небрежно взглянул на часы, стараясь показать, что незнание ключевого момента в деле Эллиота меня не беспокоит.
— Хорошо. Давайте перейдем к альтернативной версии.
— В смысле?
— В том смысле, что у прокуратуры есть своя версия, а у нас должна существовать своя. По мнению обвинения, вы были расстроены неверностью жены и грядущими финансовыми убытками при разводе. Поэтому вы поехали в Малибу и убили жену и ее любовника. Затем вы избавились от орудия преступления — спрятали или выбросили в океан — и позвонили в Службу спасения о найденных трупах. Благодаря данной версии прокуратура получает все, что ей нужно, — мотивы и возможность преступления. Однако, если не считать СПЧ, подкрепить данную версию им нечем.
— СПЧ?
— Следы пороховых частиц. В плане улик это самый важный аргумент.
— Но тест дал ложный результат! — резко возразил Эллиот. — Я не стрелял ни из какого оружия. Джерри сказал, что привлечет к делу известного эксперта, который камня на камне не оставит от их доказательств. Какую-то женщину из Джона Джея[7] в Нью-Йорке. Она даст показания, что анализы в лаборатории провели плохо и неточно, поэтому и результат был неверный.
Я кивнул. Мне нравился его уверенный тон. В суде пригодится.
— Да, доктора Арсланьян, — подтвердил я. — Она собирается приехать. Но это не «волшебная пуля», Уолтер. Обвинение выставит своих экспертов, и они заявят, что лаборатория сработала отлично и тесты абсолютно правильны. В лучшем случае мы добьемся ничьей. А мотивы и возможность останутся на месте.
— Какие мотивы? Я любил жену и ничего не знал про Рилца. Я считал, он педик.
Я предупреждающе вскинул руку.
— Сделайте одолжение, Уолтер, никогда не называйте его так. Ни в суде, ни где-либо еще. Если хотите сказать про его сексуальную ориентацию, говорите «гей». Хорошо?
— Да.
— Так вот, обвинение заявит, будто вы знали про Йохана Рилца, и предъявит множество доказательств и свидетельств, что развод с женой мог стоить вам ста миллиона долларов и даже потери контроля над студией. Оно вобьет это в головы присяжных, и они решат, что у вас имелись очень веские мотивы для убийства.
— Чушь.
— Да, и я надеюсь это доказать. Все черное можно сделать белым, и наоборот. Нас ждет жаркая схватка, Уолтер. Начнется перестрелка, удары посыплются на них и на нас. Мы постараемся отразить все выпады, но их наверняка окажется слишком много, и тогда нам придется прибегнуть к альтернативной версии. Надо дать присяжным четкое объяснение, почему убили этих двоих. Следует отвлечь подозрение от вас и перенести его на другого.
— Как тот однорукий парень в «Беглеце»?
Я покачал головой.
— Не совсем.
Я вспомнил фильм и телесериал, который показывали позже. Но там действительно присутствовал однорукий. А я говорил об отвлекающем маневре, о фальшивой версии, от начала до конца выдуманной защитой. Ведь все клятвенные уверения Эллиота в невиновности меня не убеждали, по крайней мере пока.
Раздался звонок. Эллиот достал из кармана телефон и взглянул на экран.
— Уолтер, мы работаем, — заметил я.
Он молча убрал телефон. Я продолжил:
— Итак, во время первой части судебных слушаний мы проведем серию перекрестных допросов, чтобы внушить присяжным одну важную мысль. Когда тест на СПЧ оказался положительным…
— Ошибочно!
— Пусть так. Как только в полиции решили, что тест оказался положительным, все остальные версии отбросили. Следствие сфокусировалось на одном-единственном подозреваемом — на вас. Полномасштабное расследование превратилось в узконаправленное. В результате многие аспекты остались без внимания. Например, Рилц жил в нашей стране всего четыре года. Ни один детектив не отправился в Германию и не выяснил, чем он там занимался и не было ли у него врагов, которые желали его смерти. Другой момент. Никто не проверил его прошлое здесь, в Лос-Анджелесе. Рилц был вхож в дома самых богатых женщин Голливуда. Простите за грубость, но разве он не мог трахать других замужних клиенток так же, как вашу жену? А значит, нажить себе врагов среди богатых и влиятельных людей в городе?
Эллиот промолчал. Я нарочно задал вопрос в грубой форме, чтобы посмотреть, как он на него отреагирует и будет ли это вязаться с его уверениями в том, будто он любил жену. Но Эллиот его просто проигнорировал.
— Понимаете, к чему я веду, Уолтер? Практически с самого начала подозревали только вас. А мы перенесем внимание на Рилца. И сомнения станут расти как грибы после дождя.
Эллиот задумчиво кивнул, глядя на свое отражение в полированном столе.
— Но это не та «волшебная пуля», о которой говорил Джерри, — произнес я. — К тому же напирать на Рилца довольно рискованно.
Уолтер вопросительно поднял брови.
— Прокуратура знает, чего им не хватает. Обвинитель уже пять месяцев назад понял, что мы можем повернуть в данную сторону, и, если у него есть мозги — а я уверен, что есть, — давно успел к этому подготовиться.
— Но ведь все можно найти в материалах следствия?
— Не всегда. Подача материалов — особое искусство. В бумагах редко можно отыскать то, что имеет важное значение и на что следует обратить внимание. Джеффри Голанц — профессионал. Он знает, что нужно показать публике, а что лучше оставить при себе.
— Вы знакомы с Голанцем? Работали с ним в суде?
— Не знаком и никогда не выступал против него. Но мне известна его репутация. Он не проиграл ни одного процесса. Счет примерно двадцать семь — ноль в его пользу.
Я взглянул на часы. Время шло быстро, и мне следовало поторопиться, если я хотел успеть к дочери.
— Надо обсудить еще пару вопросов, — сказал я. — Вы собираетесь давать показания?
— Разумеется. Как же иначе. Я должен очистить свое имя. Пусть присяжные услышат, что я невиновен.
— Понимаю и ценю ваш пыл. Однако выступление в суде — нечто большее. Вам придется объяснить, что произошло, и тут у нас серьезные проблемы.
— Плевать!
— Вы убили жену и ее любовника?
— Нет!
— Тогда зачем поехали в дом?
— Я ее подозревал. Хотел вывести на чистую воду, а парню дать пинка под зад.
— И вы думаете, присяжные поверят, будто владелец огромной киностудии вдруг решил все бросить и отправиться в Малибу, чтобы шпионить за женой?
— Я не шпионил. Просто у меня имелись подозрения, и я решил их проверить.
— С оружием в руках?
Эллиот хотел что-то ответить, но осекся и промолчал.
— Видите, Уолтер? Едва начав говорить, вы поставили себя в уязвимое положение, а это нам ни к чему.
Он покачал головой.
— Я все уже решил. Преступники не дают показаний. А я выступлю и брошу им в лицо — я невиновен!
Последнюю фразу Эллиот отчеканил, рубя ладонью воздух. Мне нравилась его решительность. Это выглядело убедительно. Вероятно, он произведет впечатление на суд.
— Ладно, — сказал я. — Мы подготовим вас к выступлению, но подождем до адвокатского этапа слушаний, а там посмотрим.
— Все уже решено. Я выступлю.
Его лицо начало наливаться кровью. Я сообразил, что надо сбавить тон. Мне не хотелось, чтобы Эллиот давал показания, но запрещать я не имел права. Решение должен принимать клиент, и если Эллиот потом заявит, что я не позволил ему выступить, то адвокатская коллегия набросится на меня как рой разъяренных пчел.
