— В чем дело, Хей?
— Э… я вот подумала, почему ты не можешь делать то же, что и мама?
— Ты о чем?
— Например, отправлять плохих людей в тюрьму. Она говорила, что в большом деле ты защищаешь какого-то преступника, он убил двух человек. Получается, ты всегда работаешь на плохих людей.
Я помолчал, стараясь подобрать нужные слова.
— Хейли, человека, которого я защищаю, действительно обвинили в убийстве двух людей. Но никто еще не доказал, что он это совершил. Пока он ни в чем не виноват.
Она не ответила, но я почувствовал, как меня буквально обдает скептицизмом. Вот тебе и детская доверчивость.
— Послушай, Хей, то, чем я занимаюсь, так же важно, как и то, что делает твоя мама. В нашей стране, если человека обвиняют, он имеет право защищаться. Представь, если в школе про тебя скажут, будто ты списываешь? Разве ты не стала бы оправдываться и говорить, что это не так?
— Наверное.
— Вот и я так думаю. То же самое происходит в суде. Если тебя обвинили в преступлении, ты можешь попросить адвоката встать на твою защиту. У нас очень сложные законы, и человеку часто бывает трудно сделать это самому, потому что он не знает правила, как вести дела и все такое. А я им помогаю. Это не значит, что я согласен с тем, что они сделали, если они вообще что-либо сделали. Но так работает правосудие. Без защиты его просто нет.
Мне казалось, что все это звучит не очень убедительно. Нет, я верил в то, что говорил, и мог бы подписаться под каждым словом. Но когда я объяснял дочери, у меня возникло такое чувство, точно меня допрашивают в суде. Как я мог заставить ее поверить в то, во что уже не верил сам?
— Ты когда-нибудь помогал тем, кто ничего не сделал? — спросила дочка.
Я отвел взгляд.
— Случалось.
Честнее не скажешь.
— Мама посадила в тюрьму много плохих людей.
Я кивнул.
— Да, я знаю. Между нами существует нечто вроде баланса. Мы уравновешиваем друг друга. В общем…
Продолжения не требовалось. Я включил радио и нажал кнопку, настроенную на музыкальный канал Диснея.
По дороге домой я думал о том, что порой взрослых «читать» так же легко, как их детей.
21
В четверг утром, подбросив дочь до школы, я отправился в офис Джерри Винсента. Из-за раннего часа машин на дороге было мало. В гараже возле Юридического центра оказалось много места — большинство адвокатов приезжали сюда ближе к девяти, когда открывался суд, и я опередил их почти на час. Я решил подняться на второй этаж, чтобы попасть на один уровень с офисом Винсента. С каждого этажа имелся свой проход в главное здание.
Миновав место, где убили Джерри, я проехал чуть дальше и остановил автомобиль. Уже шагая в сторону галереи, соединявшей гараж с центром, я заметил припаркованный фургон «субару» со снаряжением для серфинга на крыше. На заднем стекле красовалась наклейка, изображавшая силуэт серфингиста на гребне волны. Внизу надпись: «Один мир».
Сзади стекло было темным, и я зашел сбоку, чтобы заглянуть внутрь. Заднее сиденье разложено как диванчик. На нем врассыпную лежали картонные коробки с одеждой и другими вещами. Оставшаяся часть служила кроватью Патрику Хенсону. Понять это было нетрудно, потому что он сам лежал здесь — спал, забравшись в спальный мешок и отвернув лицо от света. Я вспомнил наш первый разговор, когда предложил ему поработать у меня водителем. Тогда он сказал, что живет в своей машине, а спит в будке охранника.
Я мог постучать в стекло, но решил дать Патрику поспать. Все равно я пока не собирался никуда ехать — значит, не имело смысла его будить. Я прошел в офисное здание, свернул в коридор и направился к двери офиса Джерри Винсента. Там уже стоял детектив Босх — слушал музыку и ждал меня. Руки в карманах, лицо задумчивое, даже расстроенное. Я не назначал ему встречу и не мог понять, чем он так озабочен. Музыкой? Когда я приблизился, он вынул из ушей наушники и спрятал в карман.
— А где же кофе? — спросил я вместо приветствия.
— Сегодня без него. Вчера тоже было ни к чему.
Босх шагнул в сторону, чтобы я мог вставить ключ в замок.
— Можно вас кое о чем спросить? — произнес я.
— Если я отвечу «нет», вы все равно спросите.
— Пожалуй.
Я открыл дверь.
— Ну так спрашивайте.
— Вы не похожи на парня, помешанного на айподах. Кого вы сейчас слушали?
— Вы его не знаете.
— А, понял. Это Тони Роббинс,[8] гений аутотренинга.
Детектив покачал головой, не клюнув на мою шутку.
— Фрэнк Морган, — проговорил он.
Я кивнул.
— Саксофонист? Да, я знаю Фрэнка.
Босх поднял брови и вошел со мной в приемную.
— Вы его знаете? — удивился он.
— Ну да, иногда захожу к нему переброситься парой слов, если он играет в «Каталине» или «Джаз бейкери». Мой отец обожал джаз; в пятидесятых — шестидесятых годах он был адвокатом Моргана. Тогда у Фрэнка настала черная полоса. Он кончил тем, что стал играть в тюрьме «Сан-Квентин» с Артом Пеппером — слышали когда-нибудь о таком? Но когда я встретился с Фрэнком, он уже не нуждался в услугах адвоката. Теперь у него все хорошо.
Босх еще не отошел от шока, что я знаком с Фрэнком Морганом — малоизвестным последователем Чарли Паркера, который двадцать лет просидел на героине. Мы прошли через приемную в главный офис.
— Как идет расследование? — поинтересовался я.
— Нормально.
— Я слышал, вчера перед визитом ко мне вы всю ночь допрашивали подозреваемого в Паркер-центре. Он так и не был арестован?
Я обошел вокруг стола Винсента и, усевшись в кресло, стал разбирать папки с бумагами. Босх остался стоять.
— Кто вам это сказал? — спросил он.
По интонации это больше смахивало на допрос. Я пожал плечами.
— Не помню, — небрежно ответил я. — Где-то слышал. Может, от какого-то репортера. Кто подозреваемый?
— Не ваше дело.
— А что мое дело, детектив? Зачем вы сюда явились?
— Мне нужны от вас новые фамилии.
— А что случилось с теми, которые я предоставил вам вчера?
— Я их проверил.
— Как вы ухитрились пройти по всему списку за день?
Он подался вперед и оперся ладонями на стол.
— Я работаю не один. У меня есть помощники, и мы проверили все фамилии. Каждый из этих людей, сидит в тюрьме, или умер, или давно забыл про Джерри Винсента. Заодно мы пощупали тех, кого Винсент отправил за решетку, когда работал прокурором. Пустой номер.
Я вдруг почувствовал острое разочарование. Видимо, в глубине души я рассчитывал на то, что один из кандидатов окажется убийцей и после его ареста мне будет уже нечего бояться.
— А как насчет торговца оружием Демарко?
— Им я занимался лично и быстро вычеркнул из списка. Он мертв, Холлер. Умер два года назад в камере, в тюрьме «Коркоран». Внутреннее кровотечение. Когда его вскрыли, в прямой кишке нашли заточку из зубной щетки. Неизвестно, хранил ли он ее там в качестве оружия или кто-то ему туда ее засунул, но для всех заключенных это стало неплохим уроком. Можно даже сказать, наглядной агитацией. Никогда не суй себе в задницу острые предметы.
Я откинулся на спинку кресла, подавленный отвратительной историей и неудачей с поимкой преступника. Наконец, взяв себя в руки, я снова заговорил небрежным тоном:
— Что я могу поделать, детектив? Демарко был моей лучшей кандидатурой. Я назвал вам все фамилии, какие мог. Раньше я говорил, что не имею права разглашать сведения из текущих дел, но проблема в ином: мне просто нечего сказать.
Босх с недоверчивым видом покачал головой.
— Честное слово, детектив. Я просмотрел все нынешние дела. Там нет ничего похожего на угрозу или хотя бы на причины, по которым Винсенту могли угрожать. Связи с ФБР я тоже не заметил. Нет следов того, что Джерри обладал какой-то важной информацией, грозившей ему смертью. И вообще, когда адвокат узнает о своих клиентах что-нибудь компрометирующие, он не имеет права об этом говорить. Так что тут вам нечего ловить. В конце концов, он никогда не защищал гангстеров или наркодилеров. Здесь нет ни…
— Он защищал убийц.
— Да, но уже разоблаченных. К тому же перед смертью он вел только одно дело об убийстве, Уолтера Эллиота, и там ничего нет. Поверьте, я все смотрел.
Я и сам не очень-то верил своим словам, но надеялся, что Босх не заметит. Он присел на краешек стула, его лицо потемнело. Мне показалось, будто на нем отразилось что-то вроде отчаяния.
— Джерри был в разводе, — напомнил я. — Вы проверили его бывшую жену?
— Они развелись девять лет назад. С тех пор она вторично вышла замуж, у нее все хорошо, ждет второго ребенка. Сомневаюсь, что женщина на седьмом месяце беременности станет стрелять в бывшего мужа, с которым не общалась девять лет.
— У него есть родственники?