***
Позже, когда меня уже пошатывало от слабости, а все пострадавшие слуги получили помощь и даже самые тяжёлые твёрдо встали на берегу живых, мы с Кайденом плечом к плечу стояли возле тазиков и мыли руки в воде, которую из кувшинов лили девочки. Тертия, не слишком довольная тем, что начала я не с её мамы, сидела рядом с ней и на нас не оглядывалась. Другие девочки тоже косились на близких, но остались с нами: полить воду, протянуть полотенца, поднос с хлебом, сыром и копчёным мясом.
Несмотря на запах болезни, всё ещё витавший в зале, на появление еды желудок отозвался заливистой трелью. Кайден улыбнулся, но ничего не сказал – подхватил поднос.
– Спасибо, госпожа, – поклонились девочки мне, а следом и герцогу, – спасибо, ваша светлость. Мы перед вами в неоплатном долгу.
Тертия тоже подошла с благодарностью, но Кайден поднял руку:
– В следующий раз обращаться к Эйне только по моему разрешению.
Закивали все, даже ближайшие пациенты, хотя делать это лёжа на животе неудобно. Я прикусила губу: следовало бы походить к ним несколько дней, пока всем раны не залечу, но Кайден прав: это люди принцессы Венанции, и я не должна помогать им без её разрешения. Точнее, обычно за целительскую помощь принято благодарить, но Венанция может повернуть это против меня.
Держа поднос в одной руке, Кайден вывел меня в коридор. Черныш ждал возле лестницы и при виде нас завилял хвостом. Я впервые за последние несколько часов улыбнулась: очень уж радостным он выглядел.
Черныш и Кайден провели меня по этой лестнице на четыре этажа вверх, свернули в коридор. Я даже не заметила, когда на нас снова оказалась иллюзия, под которой мы миновали несколько стражников.
Обвив мою талию рукой, Кайден резко свернул в сумрак под арками, провёл меня через темноту, толкнул дверь – и мы, освободившись от иллюзорной внешности, вдруг оказались на балконе, и в лицо ударил свежий ночной воздух. Балкон выходил во внешний двор крепости. Отделанный каменной резьбой, с лавками и подушками, он явно предназначался для посиделок. Кайден опустил поднос на столик и заглянул мне в лицо:
– Тебе не холодно?
Я помотала головой.
Наверху захлопали крылья, мимо пролетел знакомый силуэт, и когти пернатого Герцога заскрежетали по крыше. А затем всё стихло.
По наружной стене лениво и беззвучно бродили стражники, алхимические светильники горели по всему замку. А за зубчатыми стенами с восточной стороны небо подёрнулось первыми светлыми бликами.
Черныш, вздохнув, побежал куда-то прочь, Кайден усадил меня на подушки, устроился рядом и обнял за плечи. Сил сопротивляться не было, но я вяло дёрнулась.
– Я тебя просто грею, – Кайден погладил меня по плечу. – Не бойся.
Покалывание в пальцах я почти не ощущала, но это не потому, что рахра отступила – просто я слишком устала. Я обессилено уткнулась в грудь Кайдена и вдохнула. Он пах лечебными травами и болезнью, но это не отталкивало, наоборот, напоминало как он, герцог, помогал простым людям.
– Спасибо, – прошептала я.
– За что? – Кайден, будто не замечая этого, продолжал поглаживать меня по плечу, а его взгляд рассеянно скользил за шагающими по стене караульными.
– За то, что позволили пойти, помогли скрыться, просто помогли…
Он как-то неопределённо качнул головой, а я накрыла его грудь ладонью: сердце у него билось слишком часто для такого спокойного момента.
– Я очень устала, – призналась я. – Нужно хотя бы полчаса, чтобы я могла заняться вами.
– Я потерплю до утра.
– Но…
– Ты очень устала, – напомнил Кайден мои же слова и опять качнул головой, словно каким-то своим мыслям. – Я правда достаточно хорошо себя чувствую, чтобы дать тебе отдохнуть несколько часов.
– Тогда почему мы сидим здесь?
– Потому что прежде, чем дать тебе отдохнуть, тебя надо покормить, – Кайден указал на поднос с едой.
В животе опять заурчало, к щекам прилила кровь.
– Причём срочно, – решил Кайден. Чмокнув меня в лоб, он убрал руку с моих плеч (сразу стало холодно и захотелось прижаться к нему, погреться), потянулся за лежащим возле хлеба ножом. – Я же должен заботиться о своей целительнице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Оглянувшись на меня, он весело подмигнул и, будто оставив за дверями этого балкончика свой герцогский статус, принялся ваять мне бутерброд.
***
Кайден улыбался. Вроде бы ничего такого: ну посидели вместе, ну поели, больше даже помолчали вдвоём, а его распирало от какой-то непонятной лёгкой и пьянящей радости.
Так что, забираясь по верёвке в цвет каменных стен, оставшейся висеть между его комнатой и нижними покоями Борво, ночующего у одной весёлой вдовы, Кайден улыбался.
Рахра просачивалась в его мышцы слабостью, но воодушевление делало её влияние почти незаметным. На последнем рывке Кайден закинул себя на широкий подоконник и соскользнул в наполненную мраком спальню.
– Ну и где вы гуляли, мой герцог? – донёсся из этой темноты голос Венанции.
Она сидела на его кровати.
Глава 17. Безумие чувств
Чем дальше Венанция отходила от покоев Кайдена, тем сильнее в ней закипала злость. Это рядом с ним, когда сердце стучало, как сумасшедшее, а от желаний туманился разум, его слова казались если не правильными, то не такими раздражающими, а если и раздражающими, то терпимыми.
И уговорить её Кайден мог на что угодно, ту же девицу его целительницу пришлось оставить, потому что «Венанция, если я её отошлю после того, как ты проявила столь явное неудовольствие её присутствием, это будет выглядеть как вмешательство в личные дела герцогского рода. Ты знаешь, как мы это не любим, ты же не хочешь настроить других герцогов против себя?» И ведь убедил, хотя Венанция напоминала, что сейчас все герцоги перед ней выслужиться хотят, что это будет выглядеть как его желание ей угодить, а не её вмешательство в его дела, но… но… Кайден повторял это снова и снова, советовал думать о будущем, и она даже поверила.
Рядом с ним Венанция становилась дура-дурой и не могла понять, он намеренно пользовался её состоянием или правда думал именно то, что говорил?
Точнее, некоторые вещи он определённо считал истинными. Ещё отец Кайдена уговаривал её отца на изменения в управлении Унией и в пример ставил новые порядки в своём герцогстве. Венанцию это раздражало: нет бы Канисам поиметь выгоду с того, что выловили с пиратами Моресского принца, а всяких безродных рабов просто отпускать, если продажа людей им претит, но они сочли более полезными жалких чиновников из страны шёлка. Стали перенимать у этих убогих рабов методы управления их империей, ставить всё на учёт, предлагали экзамены проводить для управляющих и назначать их на должности не по принадлежности к роду, а по способностям – ну что за бред?
Ещё уверяли, что все эти сложности в случае введения укрепят королевскую власть, предлагали королевскому роду отвечать за то, за что испокон веков отвечали вассалы. Что старый герцог, что теперь Кайден: «Если тебе так не нравится необходимость учитывать желания вассалов – ты должна управлять королевством сама, а не через них». Хотя и дураку понятно, что для того, чтобы не учитывать желания вассалов, надо просто стать сильнее и прижать их крепче, умыть кровью для понимания, кто хозяин положения.
Вот Экусы хоть и общались с торговцами шёлка куда плотнее, а переняли у них только методы учёта товаров и налогообложения.
Так что Венанция злилась. И на то, что не настояла на удалении этой мерзкой Эйны, и на то, что сегодня позволила себя одеть и, прикрыв иллюзией, вывести подальше от покоев Кайдена, потому что «Я очень уважал твоего отца за отвагу и готовность разделить участь своих воинов, я не могу обесчестить его дочь, это просто неприемлемо для меня» и «Моя жена должна быть невинна в первую брачную ночь» и «Я не стану жениться на той, которая не может блюсти себя, даже если она не блюдёт себя ради меня» – и ей опять пришлось отступиться, краснеть и ощущать себя дурой. Как она это ненавидела! И как ненавидела то, что каждый раз это прощала и продолжала его желать.
