Екатерина Сергеевна ни за что на свете не хотела разочаровывать этих милых, заботливых, искренне любящих ее людей.
Выключу телефон и лягу спать, решила она. Какая, по сути, разница — Новый год, не новый… Такая же ночь в году, как и все остальные.
И завтра будет совершенно обычный день. День, не несущий в себе ничего особенного. Глупо было, право, в моем возрасте надеяться на чудо…
Чудес не бывает, все это сказки. Или бывают, но не со мной.
И никакая Лилия тут ничего не сможет изменить. Прав был Олег — дело во мне самой. Вместо того чтобы жить легко, радостно и беззаботно, жить, так сказать, настоящим моментом и не тревожиться о будущем, я…
А, да что об этом говорить!
Екатерина Сергеевна расстроилась уже окончательно и поплелась на кухню готовить себе диетический завтрак: овсяную кашу на воде, без соли и сахара, и травяной чай. Она без труда могла бы соорудить и что-нибудь более жизнерадостное — омлет с ветчиной и грибами например, оладьи с медом и яблоками или домашний паштет из гусиной печени; но овсяная каша на воде больше отвечала ее настроению.
Вот если бы она завтракала не одна… Если бы…
* * *
Не одна Екатерина Сергеевна встречала последний день уходящего года в пасмурном настроении.
Олег Павлович, проснувшийся в семь часов с головной болью и ощущением смутного недовольства собой, сидел перед компьютером и наблюдал за цветными психоделическими узорами, медленно и торжественно плывшими по экрану монитора. Время от времени системный блок мигал зеленым огоньком, а узоры на экране сменялись надписью: «Still waiting…»[2]. Тогда Олег Павлович вставал и принимался расхаживать по комнате. Вопреки всякому ожиданию, в голову лезли мысли, никак не связанные с результатами расчетов. То он думал, что так и не поставил в этом году елку, то вспоминал свой вчерашний визит к Кате, то ему просто очень хотелось есть.
Но есть дома было совершенно нечего.
И про Катю вспоминать не было никакого смысла. Едва ли они теперь увидятся где-нибудь, кроме школы. Он поступил с Катей, как честный человек. Не морочил ей голову, не воспользовался моментом. Сразу сказал правду.
Почему же теперь при мысли о Кате на душе у него делалось неуютно и как-то тоскливо, словно он был в чем-то перед ней виноват?
Почему вообще, если уж пришла блажь в такое утро думать о женщинах, он думает о Кате, а не о Полине? Не об Анжелике, Свете, Тамаре… гм, Шурочке?
В самом деле, почему он совсем забыл о Полине? Почему его не мучают угрызения совести из-за того, что он не ответил ни на один из тридцати Полининых звонков?
«А вот возьму и позвоню ей, — неизвестно на кого рассердившись, решил Олег. — Прямо сейчас».
Он включил мобильник и набрал номер Полины.
«Не отвечает, — дождавшись четвертого гудка, с удовлетворением подумал он и отключился».
И не важно, что в Австрии сейчас пять утра.
«Я позвонил — она не ответила. Какие могут быть вопросы?
Вечером отправлю ей эсэмэс — ну там, с Новым годом, с новым счастьем… все, как положено».
Совершенно успокоившись на этот счет, Олег пошел на кухню варить свой первый за день кофе.
* * *
— Папа, а во сколько ты вчера вечером вернулся домой? — спросила Нина, опустив глаза и тщательно размешивая сливки в отцовской чашке с натуральным цейлонским чаем.
Александр Васильевич покосился в сторону Митькиной комнаты и, понизив голос, ответил:
— В половине шестого. И не вчера вечером, а сегодня утром.
После такого признания Нина, разумеется, хотела продолжить расспросы, но Александр Васильевич предупреждающе поднял ладонь.
— Поговорим о тебе. Где ты хотела бы встретить Новый год?
— Не знаю, — несколько обиженно отозвалась Нина, протягивая отцу чашку, — наверное, дома. С Митей и с тобой. Если конечно, у тебя нет более интересных предложений…
— Есть. Мы все: и ты, и Митя, и я — можем встретить Новый год в… другом месте. Это место тебе хорошо знакомо, но, полагаю, сегодня к вечеру оно будет выглядеть несколько иначе, чем обычно.
У Нины заблестели глаза.
— Вечернее платье? Прическа? Макияж?
— Обязательно.
— Значит, там будут мужчины? Ну, кроме тебя и Митьки?
— Будут.
Нина захлопала в ладоши.
В дверь позвонили.
— А, это, наверное, Митька ключи забыл… Я с утра послала его за хлебом и майонезом для оливье. Но, похоже, оливье сегодня делать не придется?
Александр Васильевич отрицательно покачал головой. Нина побежала открывать.
Митя звонил в дверь вовсе не потому, что забыл ключи. Он был воспитанный мальчик и хотел предупредить, что пришел не один.
— Ой! — воскликнула Нина, стыдливо запахивая короткий и свободный домашний халатик. — Ой, Олег Павлович! Вы к нам… Надеюсь, ничего не случилось? Заходите же!
* * *
Александр Васильевич никогда не был обделен вниманием поклонников и особенно поклонниц своего искусства, но сейчас и он находился под впечатлением.
Олег рассматривал его эскизы с напряженным вниманием охотника, ждущего, что сейчас, совсем скоро, во-он из-за той, плотно укрытой снегом елки появится волк; с нетерпением влюбленного, меряющего шагами асфальтовый пятачок перед кинотеатром и безжалостно мнущего в руках букетик ни в чем не повинных гвоздик; с алчностью ростовщика, которому принесли в заклад целый мешок старинного столового серебра.
Пересмотрев все, он отложил в сторону два листа — «Зарождение Весны», на которое уже намекал ему Александр Васильевич, и «Серебряное озеро».
Александр Васильевич осторожно кашлянул.
— Может быть, чаю? — предложил он. — Моя дочь только что испекла булочки с корицей…
— Что? А, да… простите, я не голоден.
Врет, тут же решил Александр Васильевич. Деликатничает.
Олег взял обеими руками «Зарождение Весны» и поднес совсем близко к глазам. Может, еще на вкус попробует, встревожился Александр Васильевич.
Однако Олег не стал пробовать акварель на вкус. Он лишь несколько раз наклонил лист, чтобы увидеть «Весну» под разными углами, потом тяжело вздохнул и сказал:
— Замечательная картина. Она какая-то… трехмерная, что ли. В ней чувствуется пространство, объем, движение. Никогда такого не видел. Впрочем, я не знаток живописи, и мое мнение вряд ли вам интересно…
Александр Васильевич хотел было возразить, но Олег, горько усмехнувшись, продолжал:
— Я не знаток, но могу отличить талантливую вещь от бездарной мазни. Про бездарность я знаю все, потому как сам…
Окончательно то ли смутившись, то ли рассердившись, Олег вскочил и хотел уйти, но был остановлен Александром Васильевичем.
