В трубке повисло молчание: обе были потрясены тем, что услышали и наговорили. Мэгги опомнилась первая.
— Лиз, я серьезно. Я бы не звонила, если бы мне не нужна была твоя помощь. Так поможешь или нет?
Еще одна долгая пауза. Потом Мэгги услышала щелчок — видимо, Лиз зажгла прикроватную лампу.
— Что тебе нужно?
Мэгги объяснила, что зашла в тупик. Лиз хмыкнула. Будь это кто-нибудь другой, ее «хм» было бы расценено как знак того, что она еще сердится, но Мэгги знала, это «хм» значит только, что сестра столкнулась с технической головоломкой. Обе они выросли в доме, где даже самые страшные ссоры проходили так же быстро, как летняя гроза.
Звуки в трубке подтвердили, что Лиз включает компьютер.
— Ладно, я в Сети. В теневой. Продиктуй еще раз адрес сайта.
Несколько щелчков клавиш, и Лиз снова забормотала:
— Мерзкий тип. Но здесь ничего нет. Только картинка. Классический одностраничный сайт. Как флаг над голой землей.
— Ты уверена? Это лучший мой выстрел.
— Так всегда с теневой сетью. В основном здесь всякая дрянь. Наверное, этот твой человек завел сайт где-то в восьмидесятые да и забыл об этом.
— Но эта фотография сделана позже. Лиз. Может быть, он…
— О, круто. Гениально! Я о таком только читала.
— Что, Лиз? О чем ты говоришь?
В ответ раздавалось только яростное щелканье клавиш.
— Лиз Костелло, хоть ты и вскормила ребенка собственной грудью, ты таки взломала защиту этого мерзавца. — Радость Лиз была заразительна. — Стеганография, Мэгги. Самый крутой шифр, какой только можно выдумать. Не код, про который все знают: здесь код, и сразу пытаются его расшифровать. Информация размещается таким образом, что никто даже не подозревает о скрытом сообщении.
— Лиз, я ничего не понимаю.
— Эта программа не подошла. Не волнуйся, есть куча других.
— Что ты такое говоришь?
— Стеганография. Тайнопись. Когда сообщение на вид кажется чем-то совсем другим. Вроде список покупок, а настоящее сообщение написано между строк невидимыми чернилами.
— То есть в этой фотографии скрыты слова? Как же он ухитрился это сделать?
— Грубо говоря, каждый пиксель в цифровой картинке можно выразить длинными рядами единиц и нулей. Если заменить одну из этих единиц на ноль, простым глазом этого не заметишь. Картинка будет выглядеть по-прежнему. Но все эти измененные единички и нолики несут в себе дополнительную информацию, помимо цвета. Только нужна программа, чтобы ее прочитать.
— Ты считаешь, именно это Форбс сделал с фотографией?
— Да. В общих данных этой картинки есть пакет скрытых данных. Такими вещами пользуется «Аль-Каида». Посылаешь невинную отпускную фотографию; ребятишки на том конце пропускают ее через программу — а это приказ взорвать статую Свободы.
— И сейчас ты прогоняешь ее через программу?
— Да. Сейчас я дам тебе удаленный доступ.
— Что дашь?
— Я подключусь к твоему компьютеру, и ты сможешь видеть все, что вижу я.
— Ты умеешь это делать?
— Легко. — Лиз стала диктовать Мэгги последовательность действий на компьютере, шаг за шагом. — Ну вот, — сказала она, двигая курсор по экрану Мэгги. — Я здесь. Пошли. — И наконец: — Ох. Расшифровала. — В середине экрана возникла табличка, знакомая даже Мэгги: введите пароль.
— Можно я это сделаю, Лиз?
И Мэгги без колебаний набрала: СТИВЕНБЕЙКЕР.
Глава 7
Вашингтон, округ Колумбия, воскресенье, 26 марта, 08 ч. 41 мин.
— Это вы, сенатор?
— Да.
— Счастлив говорить с вами, сэр. Простите, что звоню домой в воскресенье. Собираетесь в церковь?
Рика Франклина изумляла абсурдность вашингтонского этикета. В смысле влияния на политику они по меньшей мере равны, но вот как почтительно приветствует его Нюланд.
— У меня несколько вопросов, сенатор, если можно.
— Давайте.
— Банковский билль. Демократы рвут и мечут. И у них есть нужное число голосов.
— В палате представителей?
— Так они говорят.
— Ладно, — сказал Франклин. — И это значит…
— …что нам нужно вынести это на сенат.
— Вы хотите сказать, провалить этот билль там, чтобы сделать недействительным решение палаты представителей?
— Я бы не стал так говорить, сэр. Я бы сказал, что билль, способствующий процветанию Америки, должен исходить от группы, которая заботится о долгосрочных интересах Америки.
Такой у Нюланда талант. Он не создает тактик без того, чтобы упаковать их в слова, то есть придать им продажный вид.
— Я понял, — сказал Франклин. — Но вы же знаете, я не являюсь главным республиканцем банковского комитета сената.
— Как это понимать, сенатор? О какой формальной иерархии может идти речь, если наше движение рассматривает вас как своего лидера!
Если Нюланд хотел польстить, то ему это удалось.
— Мне нужна поддержка, — сказал Франклин. — Моя команда еще никогда не занималась биллем такого масштаба.
— Вы ее получите. Вам предоставят экономистов, юристов, компьютеры для сложных расчетов. Более того, у нас есть уже проект этого билля!
— О, даже так? И откуда же?
— Ну, как вы знаете, сэр, множество людей в этом городе кровно заинтересованы в том, чтобы конгресс правильно воспринял этот законопроект. И они рады поделиться ресурсами.
Что в переводе означает, подумал Франклин, проект этого билля создало банковское лобби.
— О’кей. Давайте устроим встречу. Синди от моего кабинета, а от вашего — кого вы порекомендуете.
— Очень хорошо, сенатор. Следующий вопрос. У нас возникает ощущение, что мы упускаем момент для объявления импичмента. В юридическом комитете палаты представителей наших демократов так и нет.
— Это проблема руководства палаты представителей, — огрызнулся Франклин. — Это, безусловно, их сфера ответственности.
— Согласен, сэр. Но для этого им нужно развивать историю Форбса.
— Но у нас нет никаких доказательств. И пока у нас их нет, голословных обвинений в причастности к смерти Форбса недостаточно для импичмента. Пока призывы к импичменту основываются только на иранских связях. Больше у нас ничего нет.
— Формально вы правы, сенатор. Но все-таки Форбс — саундтрек для импичмента.
— Дело в том, — сказал Франклин несколько свысока, тоном человека, обладающего тайным знанием, — что, похоже, там кто-то очень мощно заметает следы.
— Я слышал то же самое, сенатор.
— И вы слышали?
— Я должен знать обо всем, что происходит.
Как такое возможно? Об этой женщине, Костелло, Франклин не рассказывал никому, кроме Синди. Он придерживал ценнейшие сведения, конфиденциально сообщенные губернатором Орвиллом Теттом, чтобы в подходящий момент блеснуть с максимумом эффекта.
— И что происходит?
— Своего рода разведывательная операция, сбор информации. Действует одиночка, женщина, некогда она работала в Белом доме. Эта информация — последний толчок к импичменту. Нам она нужна, а эта женщина стоит у нас на пути.
Раздраженный и обиженный тем, что собеседник информирован не хуже, чем он, Франклин спросил:
— Так о чем вы меня просите, Мэтт?
Мэтт. Пусть знает свое место.
— Я предлагаю ускорить процесс. Если необходимо, прибегнуть к радикальным мерам.
Знал бы он, подумал Франклин. Но сказал только:
— О’кей. Что-нибудь еще?
Когда они обсудили еще несколько вопросов, Франклин повесил трубку и потер виски. Все в этом телефонном разговоре было хорошо: ему доверили ключевое задание по банковскому биллю, его рассматривают как ведущего игрока в деле Форбса. Прямо-таки золотая карьера.
Но что-то его раздражало. Не всезнание Нюланда само по себе, а эта его манера — словно он генерал, а Франклин его подчиненный и должен лишь получать приказания. Несмотря на разницу в зарплатах, как говорят в этих кругах.
Однако пора было приниматься за работу.
Абердин, штат Вашингтон, воскресенье, 26 марта, 08 ч. 55 мин. по тихоокеанскому времени
— Мэгс, а мы с тобой неплохая команда, — сказала Лиз, заканчивая этот более чем часовой телефонный разговор.
Пароль сработал немедленно. Как только она его набрала, фотография Виктора Форбса вдруг превратилась в квадрат темно-серого цвета. Почти черного. Лиз посмотрела сайт о стеганографии и прочла, что с почернением бороться просто: надо добавить яркости на экран. Мэгги сделала это, и появилась новая картинка.
Собственно, это была не картинка, а шесть цифр посреди экрана, разделенных косыми черточками.
Какая-то дата в американском формате: месяц, день, год.
Лиз обнаружила, что сайт поставлен на таймер: если на него никто не зайдет больше трех дней, он из теневой сети начнет постепенно перетекать в обычную.
Прошло четыре дня с момента, когда было обнаружено тело Форбса, и код сайта начал изменяться таким образом, что скоро этот сайт откроется каждому, кто наберет в «Гугле» имя Виктора Форбса.
