— Ты не отобрал скрипку? — Руки и ноги у Любки затекли, поэтому Гошке пришлось ее стаскивать на себе.
— Отберешь ее! — Снежкин опустил тяжелую Кондрашову на пол. — Я ему руку вывихнул. Он не должен играть.
Протяжный звук повторился. Парень с факелом добежал до костра и тут остановился, открыв рот.
— Ведьма! — ахнул он, роняя факел в костер. Солома тут же занялась. Веселый огонек пробежал по сухим палочкам, взлетел вверх к поленьям.
Среди воинов раздались одобряющие возгласы.
— Мы сгорим! — От ужаса к Любке вернулись силы. Она вскочила, готовая бежать отсюда подальше.
— Да отстаньте вы от него! Не видите, человеку плохо!
Этот крик перекрыл все другие звуки. В зал вылетел старик и плашмя упал на спину.
— Привязались к человеку! Ему и так плохо!
На пороге зала появилась разгневанная Наташка. Волосы у нее на голове воинственно топорщились во все стороны.
— Кажется, я вас где-то видела, — посмотрела она на старика. — Ну да… — вспомнила девочка свои видения в трамвае. — Так вот откуда все это?
Быстро окинув взглядом помещение, она ушла в коридор, но сразу же вернулась, волоча по полу Валерку. У Гребешкова не было сил идти самому.
— Да отдай ты ее!
Легким движением Наташка отобрала у Гребня скрипку.
— И долго вы тут собираетесь сидеть? — повернулась она к стоящим у костра ребятам.
— Ми, ля, ре, соль, ми, — пробормотала Любка ноты из записки.
— Ты чего? — испугался за нее Гошка. — Совсем с крышей распрощалась?
— Ну? — все еще продолжала бушевать Наташка. — Так и будем на меня смотреть?
— Любка с трудом встала, забрала у Наташки инструмент, подняла с пола смычок.
— Ми, ля, ре, соль, ми, — пробормотала она как заклинание.
— Не надо! — шагнул к ней Снежкин. — Брось ты ее! На фиг тебе сдались эти желания.
— Не слушай его! — перебил Гошку старик. — Только у тебя получится стать великой скрипачкой!
— Ага, — фыркнула Цветочница. — Из нее скрипачка, как из меня балерина.
— А ты бы вообще помолчала, — набросился на нее Гошка. — Посмотрим, кто из тебя выйдет.
— Ой, договоришься ты у меня, Гогочка. Ты хоть знаешь, что эти ноты означают?
Кондрашова посмотрела сначала на Снежкина, потом на разъяренную Наташку и положила скрипку на плечо. Все замерли. Сперва она просто провела смычком по всем струнам. Размяла отбитые пальцы. Когда инструмент стал более послушным, Любка добавила небольшую вариацию.
— Играй, детка, играй, — подполз к ее ногам старик.
Кондрашова повернула к нему голову, музыка прервалась.
— Хочу, чтобы это все закончилось! — громко произнесла Кондрат. — Хочу, чтобы Валерка снова стал нормальным человеком и перестал умирать!
Замок дрогнул. Люди снова замерли. Только костер продолжал гореть.
— Молодец! — вяло зааплодировал Юстин.
— Не-е-еет!
Старик крутанулся на месте. Его тело свело судорогой.
— Проклятые дети! — завопил он. Любка снова провела смычком по струнам.
— Хочу, чтобы эта дурацкая скрипка перестала действовать! Хочу, чтобы все стало, как раньше!
По залу прокатился вздох. Стоящие тесной группой воины исчезли.
Ничего не понимающий Гошка встретился взглядом с Юстином. Тот слабо улыбался.
— Что с ним? — кивнул Снежкин в сторону корчившегося на полу старика.
— Желание… — Юстин отодвинулся подальше от огня. — Скрипка обычно исполняла эгоистичные желания. Ее обладатель хотел чего-то только для себя — славы, богатства, почета. А твоя подруга пожелала для другого человека.
— И что теперь? Эта скрипка обратно превратится в шар?
— Не знаю, — голос Юстина звучал все слабее. — Раньше ее никогда не просили самоуничтожиться.
— Она может обидеться?
Но Юстин уже не ответил. Любка снова заиграла.
Пол под Гошкиными ногами накренился, словно пытался сбросить с себя людей. Гобелены, стены, мебель — все начало тускнеть и терять объем, превращаясь в детали рисунка. Один огонь оставался живым и ярким. Пламя начало стремительно пожирать старую иссушенную бумагу.
— Чего ты стоишь? — прокричали Гошке прямо в ухо.
Снежкин качнулся. Пламя обожгло пальцы. Он выпустил из рук догорающую картинку — темный зал, на окнах тяжелые шторы, каменный пол, одинокий человек, сидящий в кресле с высокой спинкой перед небольшим костром.
Картинка упала в разбросанные по полу ноты. В Гошкиной голове еще шевельнулась мысль, что хорошо бы потушить огонь, но кто-то уже тянул его за собой.
Идем!
Когда с глаз Снежкина спала пелена и он смог оглядеться, то увидел, что за руку его держит Цветочница и вдвоем они бегут по коридору библиотеки.
— Ты чего там замер? — на ходу спрашивала она. — Все уже ушли давно, один ты со своим рисунком остался.
Они выбежали на улицу.
Трамвай!
Было уже совсем темно, и освещенный салон трамвая смотрелся, как спасительный остров среди подступающей темноты.
— Как мы здесь оказались? — Снежкин никак не мог прийти в себя после резкой смены «декораций».
— Где «здесь»? — Наташка выглядела злой и уставшей. — Понятия не имею, откуда ты взялся. Я приехала на трамвае. У меня было дело. А вот какого лешего вас сюда принесло?
— Погоди… — На секунду Гошке показалось, что у него что-то неладное с головой. — А как же замок? А скрипка? Все закончилось?
Цветочница поморщилась.
— Закончилось, не закончилось… Какая разница? Про свои сны кому-нибудь другому рассказывай, — она отвернулась к окну, за которым проплывала темная улица.
— Подожди, — не отставал от нее Гошка. — Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?
— Ой, — скривила свои пухлые губки Наташка. — Хватит! Надоело! Говоришь, непонятно о чем. — Цветочница сделала паузу и выразительно посмотрела на Снежкина. — А ты, Гогочка, ничего, мне нравишься. Только зря ты с Кондратом связался. Потом пожалеешь.
— Чего это я жалеть должен? — насупился Снежкин.
— Нет, вы послушайте, она ему еще будет указывать, с кем общаться!
— Водокачка, — добавил он шепотом. Уж очень это прозвище ей сейчас подходило.
— Не дуйся! — Цветкова решила не обращать внимания на грубость. — Приходи завтра ко мне во двор. Поболтаем. Расскажешь свои сны.
Гошка усмехнулся. Делать ему больше нечего, как бегать за Наташкой.
Решив, что она все сделала правильно и новый кавалер от нее никуда не денется, Цветочница махнула рукой и поднялась с лавки. Она вышла, а Гошка остался сидеть с очень странным чувством в душе. Ему казалось, что все это происходит не с ним. А он, настоящий, остался стоять в зале и все еще слушает, как Любка играет на скрипке.
Снежкин посмотрел на свои руки.
Руки как руки, обыкновенные, в ссадинах и царапинах. Рубашка его, порванная. Джинсы тоже вроде его. И улицы были знакомы. И трамвай как трамвай. Пустой только. Оно и понятно, поздно, нормальные люди по домам сидят, телевизор смотрят. У одного Гошки сногсшибательная способность попадать в разные переделки. Хотя не у одного его. У Любки тоже. Да и Наташка не любит спокойной жизни.
Глава IX
Город призраков
— О! Явился, гулена! Ну, рассказывай, где был, что видел? Гошку дома ждали встревоженная мама и ироничный папа. За шутливым тоном папа пытался скрыть волнение.
— Боже мой! — всплеснула руками мама. — Где ты так исцарапался?
Она взяла в ладони его лицо. Снежкин недовольно мотнул головой и ушел в свою комнату.
Вечно этим взрослым все знать надо — где был, что делал… Где был, там его уже нет!
В комнате все было по-старому. Как будто он никуда и не уходил. Словно и не было замка, кровожадной скрипки и сумасшедшего Валерки.
Кстати, о Гребешкове! Неужели они с Любкой успели уйти из библиотеки раньше? Что-то быстро они это сделали. Или не быстро?
— Егор, иди ужинать! — позвала мама.
Гошка вздрогнул. Ему показалось, что стены начинают превращаться в замковый коридор.
— Надо же, как меня зацепило, — пробормотал он, выходя. Краем глаза он успел заметить какие-то изменения в своей комнате, небольшие, с ходу и внимания не обратишь. То ли покрывало на кровати поменяли, то ли на ковре другой рисунок…
— Что расскажет сын о своих приключениях? — приступил папа с расспросами.
— Нет никаких приключений, — огрызнулся Гошка. — Мы в футбол играли.
— Нет так нет, — тут же согласился папа.
Снежкин поднял глаза от тарелки. Неужели родители не будут его ни о чем расспрашивать? Но и мама, и папа сидели за столом безучастно, равнодушно глядя в телевизор.
— Эй, у вас все хорошо? — на всякий случай спросил Гошка.
— Что? — очнулась мама, пододвигая сыну чашку. — Да-да, все хорошо. Ты бы, Егор, меньше вечерами по улицам носился. Когда темнеет, становится опасно.
Снежкин облегченно вздохнул. Мама заговорила на свою любимую тему — ее ненаглядный сын Егор и ужасная улица. Сейчас ее поддержит папа.
