«Блистательные» были готовы задать стрекоча — кто-то шептал под нос непонятные слова, кто-то чертил в воздухе сложные знаки. Но тут, отразившись в зеркальце, из витого навершия снова вырвался длинный тонкий луч — не долетев до участников сражения, он словно скользнул по невидимому куполу, рассыпавшись ворохом ярких, разноцветных, совершенно безвредных искр.
Удивлённый горбун потряс жезл и блюдечко — как будто в них что-то разладилось. Повернувшись, он выпустил новый луч в сторону оплетённой плющом башни — послышался крик, башня дрогнула, камни верхнего этажа с грохотом рухнули в воду. Та же участь постигла увенчанную антеннами башню в деревне, куда горбун пустил, один за одним, два луча. Третья и последовавшие попытки накрыть «блистательных» снова провалились. Казалось, участников сражения накрывает невидимый купол, центром которого были Миха и Анечка.
— Райсу! — перешёптывались молодые дворяне. — Апельи райсу. Мы под защитой. Она нас держит!..
К орнелийскому принцу и его спутнице подъехал весёлый дедок с перечёркнутой длинным уродливым шрамом физиономией. В своё время девушке его представляли — имя москвичка успела благополучно забыть, даром что дедок был колоритный — чего стоили хотя бы перевитые алыми ленточками длинные чёрно-серые усы. От девушки не укрылось, что орнелийский принц относится к дедку с большим уважением — тогда как тот, будучи лишь служилым дворянином, откровенно подтрунивает и над младшим Осонахи, и над его ухаживаниями за Анечкой. Впрочем, от молодёжи, с её охотами и танцами, дедок держался в стороне.
— Хе! Ну что, слопали? — громко, чтобы все слышали, крикнул дедок. — Отлились кошке мышкины слёзки, клянусь печёнкой. Сволочи кошкоглазые!..
И, ни капельки не смущаясь москвички, дополнил слова откровенно неприличным жестом, встреченным собравшимися громким презрительным хохотом.
Глава двенадцатая. Рву цветы над облаками
— Знаешь, Юр! — наморщила лоб Надя. — Только ты, пожалуйста, не расстраивайся и не обижайся. Не верится мне, что мы здесь Аню найдём. Слишком уж тут всё чужое…
Поставив на землю сумку и сбросив с плеч рюкзак, Юра посмотрел по сторонам, а затем, уже в который раз, задрал голову. Они с Надей стояли на запруженной народом набережной — в ста метрах слева лежала огороженная волноломом гавань, а метрах в двадцати справа начинался настоящий лабиринт скальных выходов, расселин и узких проходов.
Нижний город был не столь уж велик — двигаясь неспешным шагом, с сумкой в руке и рюкзаком за плечами, его можно было обойти за час. Казалось, какой-то чудак насыпал посреди Реки груду камней, окружив их кольцевым волноломом с приземистыми башнями по сторонам узких проходов, прорубил в скалах кольцевые же улицы — каждая следующая лежала намного выше предыдущей, соединив их уходящими вверх переулками-лесенками с вырубленными прямо в скале ступеньками. В расселинах между скалами были устроены лабазы и склады — из распахнутых ворот тянуло незнакомыми, в большинстве случаев приятными запахами. Кое-где верхние этажи стоявших в переулках домов соединялись друг с другом — было немного странно видеть нависающие над головой балконы с цветами и сушащимся бельём.
А в самом центре этого невозможного города, за лабиринтом скал и расселин, каменных и деревянных стен, балконов и черепичных крыш в небо вонзались три исполинских, столь же невероятно высоких, сколь и невероятно тонких утёса. Издали они казались единым целым, каждый поднимался выше облаков — казалось чудом, что подобные громады не обрушиваются под собственной тяжестью.
Утёсы покрывала зелень — в трещинах среди камней росли кусты и маленькие деревца. Кое-где, наполовину скрытые ветками, проступали белые стены и красные крыши возведённых на скальной стене домов. Москвичи не поверили собственным глазам, увидев скользящие в расселине между утёсами двух-, а то и трёхэтажные кабины подъёмников. От вершин утёсов к ленте протянулись три тоненькие ниточки — переброшенные на головокружительной высоте мосты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вблизи висящая в небе лента оказалась неровной, делающейся то шире, то уже. В среднем её ширина составляла около километра — казалось, над головой нависла целая страна. На левом берегу она подходила к вершине находящегося довольно далеко от Реки холма, к которому вела петляющая среди полей дорога — на правом, пройдя над равниной с лесами и полями, и вовсе уходила за горизонт. Матушка Ругу ни капли не солгала — последний час плавания москвичи проглядели все глаза, рассматривая растущие на ленте леса и сады, среди которых тут и там виднелись белые домики. Над Рекой был возведён целый город с кажущимися крошечными многоэтажными домами, дворцами и храмами. Из-под напоминающих мосты конструкций в Вех извергались могучие водопады — именно их издали москвичи приняли за тонкие серебряные ниточки.
— Да, Надь!.. э-э… приехали! — вздохнул Юра, впрягаясь в лямки рюкзака.
Москвичи затерялись в шумной, пёстрой, говорливой, занятой делами толпе. По сходням бесчисленных судов спускались и поднимались пассажиры, спорили, торговались и умасливали портовых чиновников купцы, у дверей харчевен и лавок надрывали горло зазывалы. Тройками проходила стража — крепкие бородатые мужики в бело-синих кафтанах и железных шапках, при мечах и коротких дубинках с обмотанными тряпками концами. То и дело попадались караваны носильщиков и местных ослико-верблюдов — с одним из караванов, с братом и матерью ушла Дану Этанар. «Только обязательно навестите нас, госпожа райсу! — помахала она на прощание. — Я очень-очень буду вас ждать!..».
Для повозок и фургонов над набережной, на высоте второго этажа были устроены ведущие к портовым кранам дороги — к одному из кранов, высадив пассажиров, попрощавшись с уважаемыми купцами и Надей, увёл судно на разгрузку господин Эсванар.
— Надо найти гостиницу… — задумалась Надя.
— Респати Киро предупреждал… э-э… прежде надо одежду сменить… — не согласился Юра.
— А как этим платить, ты знаешь? — ответила Надя вопросом на вопрос.
В её руках оказались три листа здешней плотной, желтоватой бумаги, исписанных витиеватыми коробочками-буквами, скреплённых размашистыми подписями и разноцветными печатями. Среди затейливой местной вязи можно было угадать лишь цифры, немного напоминающие арабские.
— Похоже, это какой-то… э-э… чек или расписка… — предположил Юра. — А значит, существует и банк, в которой её можно предъявить…
— Да, предъявить расписку на шестьдесят мешков пшеницы, — хмыкнула Надя. — Которые следует получать вон там… — она посмотрела на висящую над облаками ленту. — А туда, между прочим, ещё нужно подняться. Но хороши же мы будем, если по этой расписке нам и в самом деле выдадут шестьдесят мешков…
Налетевший ветер унёс окончание фразы. Стало темнее и холоднее — утёсы и лента закрыли нависшее над холмами солнце. Зажглись огни на башнях пирса-волнолома, из воды в проходах между башнями поднялись тяжёлые цепи. Из текущей навстречу толпы вынырнул давешний белобрысый парень с нагловатым взглядом.
— Руах и Гоэрл! — завопил он, срывая с головы шапочку-колпачок. — Святые брат и сестра Ансари и Ансару! Ну почему, почему, почему мне всегда, всю жизнь не везёт?..
Продолжая мять шапку, парень рассказывал, ни к кому вроде бы не обращаясь — но при этом ухитрившись загородить москвичам путь.
— Вот это и называется, съездил повидать тётушку… — жаловался он, не позволяя ни отойти, ни вставить слово. — Она у меня, между прочим, одна-единственная, одной ногой в могиле… Ещё неизвестно, увижу ли я её или нет… А у неё, между прочим, домик и виноградник. Так, сперва я опаздываю на судно — да, посидел с ребятами, выпили, с кем не бывает. На следующем судне попадаю под летучий огонь… Слава Крылатой Заступнице, выжили — непременно воскурю в её рамуве. Но в результате мы простояли целую стражу — долгую летнюю стражу. И, пока мы стояли, мой милый дядюшка Ресо Кевихи, не дождавшись, укатил наверх…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В продолжение речи парень теребил и мял шапку, то и дело собираясь, но так и не решившись швырнуть её снова. Юре показалось, что он вот-вот расплачется.
