— Пусть сажают, тогда и буду разговаривать.
Не надо так про нее, а то она обидится и уедет в Израиль.
Опять точка зрения одной пионервожатой двух средних школ Москворецкого района.
СЛОПАЛА-ТАКИ ПОГАНАЯ ГУГНИВАЯ МАТУШКА РОССИЯ, КАК ЧУШКА СВОЕГО ПОРОСЕНКА
А.Блок
(в письме Чуковскому из 8-го тома на 537 стр.)
УДОЧКУ нельзя никому. Каждый сам себе доносчик и спасибо говорит. Иначе не будет ловиться рыба. Непонятно откуда.
Теперь я вижу, что это ТАБУ.
Такая классификация просторов интонации при чтении вслух. Быстро. Медленно. Это нужно прокричать во весь голос. А это шопотом тихо на ухо. А это вообще читать вслух невозможно. Это как семь цветов радуги. Желтый переплет синего цвета с черными буквами — да. Нужен фразеологический словарь и шпаргалки указателя к словарю. Тут хотя бы [с] цитатами был порядок.
Огромная труба, из которой звучал голос. Я заглянул туда внутрь, как будто бы надеясь увидеть там хоть маленького человечка. Это называется граммофон. А внутри трубы ничего нет, а голос на самом деле записан на пластинке, которая крутится. Он у нас стоял в сарае, а потом у нас его забрали. Это он был у нас на хранении. Это они оставили, уйдя в «отступление». А кто именно — я так до сих пор и не знаю. Если при ней, значит мне было 3 или 4 года.
Расходов было много. Иначе проворачивался процесс припоминания. Я лучше про то, как ночью при свете керосиновой лампы, оставшись один, испытывал ужас, когда читал «Вий». Они ушли и оставили меня одного. А у меня была книга, и я ее читал с ужасом и удовольствием.
Я закинул удочку, клюнуло, поймал. Я закинул удочку, клюнуло, поймал. Почему 5 раз повторяется одно и то же? Потому что я поймал 5 рыбок. Аксаков шрифтом Гослитиздата действует по-другому, хотя я знаю, что сокращать и редактировать там нечего. Я хочу еще раз увидеть тоненькую книжку с названием «15 минут ежедневно для здоровья». Мало. Я буду 45 минут ежедневно. Буду в три раза более здоровым.
Очень часто читатель думает: «гений» и 22 «богини» с точки зрения американского подростка, перед которым герой Сэлинджера — гигант и мыслитель. А это болтун с единственным разговором и одной точкой зрения: в уборной среди мальчишек в 11 лет всегда такие разговоры. А этому 8 лет и он еще никогда не слышал, а кроме того, это же очень важно и интересно. От него скрывают. Можно сказать, тайну жизни и секрет вселенной, а он должен все знать и тяжкий путь к познанию мира только начинается.
«Инструмент», роман Джона О'Хары — действительно «театральный роман» с Брода.
28.3.74
Четверг тоже в конце марта. Ладно, хорошо, что прислали что обещали. Зачем я буду бриться, когда мне нужно идти в парикмахерскую? Тут можно не ставить вопросительного знака.
«Шпион, которого я любила» — очень часто приходится вспоминать. И возле Дома ученых и возле Дома актера и возле всяких журналистов. С моей ТОЧКИ она нехорошая. Эстонская колбаса. Пасека спасена. Сады отошли в колхоз. Сливы погибли. За ними же нужно ухаживать. Два Стога остались. Они по легенде с Запорожской Сечи или с печенегов, а вероятнее всего с Силурийского периода Кайнозойской эры.
Кайнозойские воды Лукоморья питали сазанов, пока они не стали дохнуть. Я ведь о нем не знаю трех самых главных вещей.
1 — чего он боится? 2 — кого он ненавидит больше всех? И 3 — его любимые анекдоты. Над чем он смеется с такой готовностью? Его шуточки. Такой юмор.
Он усвоил в 9 классе на частных уроках языка еще до «Високосного года»{123} и Смоктуновского, но он не помнит. Шелли для него — это совсем в другом плане. Кроме того, ему нельзя позвонить. Грани алмаза, ум Спинозы. Где-то была такая сторона.
Когда приходится работать на роман «Прокофьев».
А меня волнует Нарышкинской проезд. Такси тут стоит одну секунду, но за эту секунду я всю ТОЧКУ С ЗАПЯТОЙ проворачиваю через новый мир и старых друзей.
Не врут календари. Не каждой бочке затычка. Не уход в каждый день. Не спешу и падаю. Не слово об учителе. Не самая красивая женщина в троллейбусе. Не заметили, под кого работает Эрика. ЭРИК Неизвестный подарил нам «Преступление и наказание». Эрикционер не в курсе. Была трава, трава пробивалась сквозь асфальт. Была работа с клеем и ножницами, теперь все позабыто, позаброшено.
Ладно.
Был такой, как же, как же, отлично помню. Мы еще тогда спускались вниз в «Праге», просто спешили вниз по лестнице, и она хохотала, а вокруг сидели сотрудники военного трибунала МВО и редакции журнала «Москва». Тут не ошибешься. Если это про Гогу, так он сам об этом иначе. Бледная копия на рассвете. Один раз промелькнул странный репортаж о бактериологическом оружии, было любопытно увидеть знакомую фамилию. Ваши знаменитые знакомые один раз в неделю.
Это интересно для ПФС{124}. 76-й абзац и дальше в переплет не лезет, как и вообще в любые ворота. Каждой затычке бочка тоже. По всем страницам рыболовной книги только польские имена, еще ложь и грусть. Это несомненно. Я помню, как лилась холодная вода на рыцаря, который за оруженосца был готов и в огонь и в воду. Правда, уже тогда было «Он — нарциссист», и дальше все по только что услышанной цитате, кажется, из Н.Мэйлера.
Но полковник финансовой службы этого читать не будет, пока на черном рынке не будут спрашивать с него 100 рублей.
Человек из трибунала и человек из легенды теоретически могли встретиться в «Праге». Такое бывает только в романах Достоевского. Практически и в журнале «Москва» на Арбате тот же разговор. Якобы недостоверная достоверность. «Горпожакс»{125} они не упоминали, а чего там, Сан Скерцович, давным-давно. О Киме Филби запрос в парламенте.
У того разговора с «Возвращением Василия Бортникова»{126} нехватало линии «для мужиков»: германская вежливость — это жена рассказывала, а вот германские женщины — он при ней ограничивался междометиями. И вообще германский плен — для него не юмор, не в тот момент я попал к нему. Ему грозили. Его упрекали. Ему сказали, что дело еще дойдет. Так не обойдется. Впрочем, все мальчишеские версии я знаю наизусть. Есть письма в приложении к «Айн Оффенес Ворт»{127}.
В «Дерзкий незнакомец» это попало случайно.
— Из опыта или по-наслышке?
На этот вопрос он, немного изменившись в лице, серьезно ответил.
— Протэз?
— Процесса не было.
Падение Парижа было, видимо, в начале мая. Мы привыкли: знание — это хорошо. С ним лично — нет.
— Но я же не перехожу на личности!
— Но вы оскорбляете идею!
И даже идеалы и прямо в лицо идеалисту.
Кондотьер — это наемный полководец. Не браво — наемный убийца и не ландскнехт — наемный солдат, а именно полководец. Начальник дружины викингов, а сами они могут быть и не викинги. У русского царя в чертогах есть палата.
Очертанья чертога в черный четверг были другие. А кто протащил В. в п.?{128} Вот ты, как твоя фамилия?
Кторов! Или Массальский. Когда они вдвоем, я точно знаю. Конечно, профессор Массальский. Этого не узнал. Кроме того, у него такая стремительная походка и свирепый вид, что не похож на Володю Заманского. Заманский конечно.
Всякую ерунду приходится загонять в 43 страницы. На самом деле надо переписать «Японский транзистор», а все остальное сократить и не распространяться. А все остальное отправить в РИТУАЛ.
Четверг 23 марта.
Мы кажется идем в театр.
Ну[жно] ч[итать] про — себя — тихо{129}
Я копировал. Я переводил с языка радости на язык чужих слов. Нужен совершенно другой язык. Тебе приходилось замечать. В другом месте на большом формате два слова для другого человека. Как мало от нас осталось. Тебя там нет. Меня там нет. Там нет ни слова о нас с тобой. Я ехал на этом трамвае. Эти имена ничего не значат. Какой-то другой язык. Неужели самое интересное — цитаты из чужой книги? Странное впечатление. Я не сижу, я не порчу, я не размахиваю. Чем дальше сегодня, тем хуже будет завтра. Пустое место на первый взгляд. Я напишу 14 страниц. Не приходило в голову то соображение, что кое-что все-таки и тут осталось для читателя неизвестным. Отредактировано. У автора не спросили. Законченность такого звука. Потом два слова о лексике. Ты был голодный, ты шел в столовую, после столовой ты становился другим человеком. Не было такого. В таком эпизоде скрывать было нечего. А он остался жив? У кого можно спросить? Если есть название улицы, то вспомнишь номер трамвая. Ты напишешь потом письмо, тебе не ответят. Я когда-то из этого ящика извлекал слова. Это происходило таким образом. Звуки оттуда, кусок бумаги на столе, и я записываю слова, которые могут пригодиться. Слова из ящика похожи на слова старой газеты, если она интересна. Вот вырезка. Тут все есть, можешь не стараться, тут даже лучше. Трудно поверить. В каких отношениях такие клочки находились с готовыми словами из книги? Можно было просто брать слова из книги. Но там были имена. Там были другие имена. Будут схожи лица. Как только эти три слова, так сразу поворот. Звуки были удивительные. Просто нечего было сказать, а сказать что-то надо было. Меня там больше не будет.
