А и правда, зачем? Арина бы не вернулась. Или вернулась?..
– Уже в ту смену стало ясно, что не выйдет толку из затеи с пионерлагерем. Слухи-то поползли о том, что в подвале господского дома труп нашли. Половину детей родители почти сразу домой забрали, несмотря на все заверения администрации. Да я, если честно, и сама бы так поступила, если бы мой Димочка…
Зоя Петровна замолчала, невидящим взглядом уставилась в стену, а Арина вспомнила слова Хелены о малолетней внучке, которая у Зои Петровны на иждивении. Когда с родителями все хорошо, бабушки детей не растят.
– Погибли они, – сказала Зоя Петровна сухим, треснувшим голосом. – Димочка и Люда, невестка моя. Поехали к Людиным родителям на автобусе, а автобус потерял управление… У кого синяки да переломы, а моих деток не стало. Осталась только Настена, внучка моя, наверное, чтобы я совсем с ума не сошла. Вот так и живем с ней вдвоем уже седьмой год. Девочка умная, добрая, в институт поступать собирается. А сейчас же все за деньги, хоть ты умница, хоть разумница, хоть круглая сирота. Вот и кручусь. – Она посмотрела прямо Арине в глаза, и взгляд ее был жесткий, с прищуром. – Теперь понимаешь, почему я так… все по инструкции?
Арина кивнула. Как такое не понять!
– Платят здесь очень хорошо. В обычной больнице мне столько никогда не заработать. Так что не проси меня ни о чем… таком. Не сделаю. Мучиться буду, переживать, но у Настены я одна осталась и работу эту потерять никак не могу.
– Я не буду вас ни о чем таком просить, Зоя Петровна. – Арина осторожно погладила женщину по руке. – Я все понимаю. Но разговаривать ведь вы со мной можете?
– Разговаривать могу. – Зоя Петровна улыбнулась уголками губ и добавила: – Пока Хелена не запретила.
– Еще не запретила?
– А ты как думаешь?
– Тогда расскажите еще про пионерлагерь. Ведь тут еще что-то стряслось.
– Тем летом больше ничего. Детей было мало, работы персоналу тоже. Так что хороший в целом выдался год.
– А следующий?
– А следующим летом снова ЧП, только уже не один несчастный случай, а сразу два. История грустная и одновременно глупая. Лето, помню, выдалось холодное, дожди как в мае зарядили, так только в середине августа закончились. Сидели все в четырех стенах, а удовольствия в этом мало, как детям, так и взрослым. Вот и развлекались кто как умел. Физрук у нас был, Федором его звали. Видный из себя мужик, спортивный. Женщинам такие нравятся. И Федор тоже нравился, девицы к нему так и липли, да только несвободный он был. Женился, как это сейчас говорят, по залету. Жену беременную в городе оставил, а сам в лагерь, вроде как на заработки. Да только какие по тем временам заработки? Все на голом энтузиазме и соцобязательствах. Одна такая энтузиастка из вожатых Федора и окрутила. Только не больно он и сопротивлялся, про жену беременную не особо вспоминал. – Зоя Петровна фыркнула, еще раз поправила лежащий на Арининых коленях плед, а когда заговорила, голос у нее был задумчивый: – Хватились их на вечерней линейке. Из-за дождя и холода линейку проводили в спортзале, чтобы дети не вымокли и не заболели. Поискали, конечно, но не особо настойчиво, решили, что в город укатили. У Федора как раз и машина была, старый «жигуленок». Начальник лагеря возмущался, помню, грозился выговором с занесением, но было ясно, что простит. Но гараж на всякий случай проверили, убедились, что Федоровой машины там нет, и окончательно успокоились. В город тогда многие вожатые ездили, кто в кино, кто на танцы. Вот только после отбоя, по-тихому. Тревогу забили уже к обеду следующего дня, когда ни Федор, ни зазноба его так и не появились. Связались с женой, думали, он к ней поехал. Да только если и ехал, то не доехал. А нашли к вечеру. Снова дети обнаружили, вот такая незадача. Есть тут на территории конюшня, осталась еще с давешних времен. Приспособили ее под склад, стаскивали туда все, что выбросить жалко. Вот в той конюшне Федоров «жигуленок» отыскался, а в салоне он сам с зазнобой. Мертвые…
– Что с ними случилось?
– Известно что – угорели. Миловались в машине, печку включили и заснули. Так потом следователь объяснил. Несчастный случай. Только после того несчастного случая лагерю конец пришел. Вспомнилась и Генкина смерть. А три смерти в месте, где дети отдыхают, – это уже перебор. На третий год еще пытались возобновить работу лагеря, но только не вышло ничего. А там перестройка, реформы – не до детей стало.
– И что, с тех пор поместье пустовало? – Сумерки за окном сгущались, наполнялись бархатной синевой. За разговорами незаметно подкрался вечер, застрекотали цикады. – Места ведь какие красивые.
– Места красивые, а вот до города далеко. Это сейчас у всех машины, и чем дальше от шума, тем престижнее, а раньше все по-другому было. Для лечебницы это место как нельзя лучше подходит, если уж начистоту. – Зоя Петровна глянула на часы и покачала головой. – Заболталась я с тобой, а у меня еще забот полон рот. – Она медленно, со стоном, поднялась со стула.
– Последний вопрос… – Арина тоже встала. – Вы видели моего опекуна?
– Нет. – Зоя Петровна покачала головой. – Мое дело маленькое, а с клиентами Хелена общается сама. – Она перевела взгляд на окно, спросила: – Может, закрыть?
– Не нужно, спасибо.
– Спать ложись.
– Уже выспалась.
– И то верно. У меня вот тоже вопрос… – Она запнулась. – Часто это с тобой?
– Каталепсия?
– Она самая.
– В первый раз, и хорошо б, в последний.
– А сегодняшний приступ? – Взгляд Зои Петровны снова сделался сторожким.
– А что со мной случилось? Я ничего не помню.
Арине и в самом деле хотелось понять, что же с ней произошло. Наверняка она знала только одно: это «что-то» не было связано ни с каталепсией, ни с успокоительными, ни с пребыванием ее в сумасшедшем доме, это «что-то» касалось ее внутреннего «я», ярости, искавшей, но так и не нашедшей выхода. Или не ярости, а силы? Она собиралась ударить Жорика, но не просто кулаком, а скорее ментальным кулаком. И у нее почти получилось, вот только удар… срикошетил? Странная мысль, но обдумать ее стоит.
– Ты… – Зоя Петровна задумалась, подбирая правильные слова. – Жорик сделал тебе больно. Я думаю, нарочно сделал. И ты просто пошла на него, буром поперла. У тебя было такое лицо… Мне стало страшно. И Жорику тоже. А потом вы оба упали: сначала он, следом ты. Остальное ты знаешь, слышала небось мой разговор с Хеленой.
– Кое-что слышала. – Арина ощупала голову, словно за прошедшие часы в ней могли произойти необратимые изменения.
– И как думаешь, что это с вами обоими было? – спросила Зоя Петровна, подхватывая поднос с грязной посудой. – Тепловой удар, как Жорик говорит?
