А особо отважные, надев маскхалаты, ползут по склону к вершине. Маскхалатами служит в данном случае уголовно-наркоманский сленг (“мы должны говорить с молодёжью на её языке”), использование лжи, хвастовства и хамства в качестве новой информационной технологии (“мы тоже должны овладеть приёмами манипуляции, освоить пиар”), мечты о собственной “жёлтой” прессе (“у нас должен быть свой “МК”, нормальная хлёсткая газета, только с нашим содержанием”), стремление даже внешне подражать глобалистским эстетическим стандартам. Например, уже устоялось мнение, что хороший журнал должен быть обязательно глянцевым, с большим количеством ярких иллюстраций. Хотя обилие картинок в нормальном, неоглуплённом обществе всегда было признаком литературы для дошкольников, внимание которых надо искусственно удерживать чем-то ярким и броским. Взрослым же людям, наоборот, обилие картинок только мешает сосредоточиться на тексте. А чего стоят мечты снимать с последующей демонстрацией по телевидению православные ток-шоу, когда о любой, даже самой сложной проблеме надо сказать коротенько, в двух словах, и всё превращается в зрелище? Раньше с преступниками публично не дискутировали. А теперь на ток-шоу можно увидеть и растлителя детей, и наркоторговца, и вора в особо крупных размерах. Он сидит в центре и называется героем передачи. Или, на худой конец, экспертом. Чем, интересно, православное ток-шоу будет отличаться от светского? Полемикой с сатанистами?
Вообще образ вершины, которую надо покорить вместе с находящейся там молодёжью — это образ неправильный, ложный. Поэтому действия, которые он нам диктует, тоже оказываются ложными. Не вершина вся эта современная жизнь, а выгребная яма. Не возвышение, а провал постигает любого, кто ловко впишется в эту, по выражению молодёжного журнала, “прикольно-похабную” жизнь.
Если бы образ выгребной ямы ассоциировался в умах православных людей с глобалистской современностью, то вряд ли они ощущали бы себя неполноценными и стремились — для маскировки — сами испачкаться в нечистотах. Вряд ли, имея перед глазами такой образ, диакон Андрей Кураев гордился бы тем, что ему на рок-концерте “правильно свистели”, когда он выступал перед публикой. В уже цитировавшемся нами интервью он рассказывает о своём первом, “прорывном” выступлении на рок-концерте перед лицом тринадцати тысяч зрителей питерского Ледового дворца.
— А кто там выступал? — спрашивает корреспондент.
— Константин Кинчев, Юрий Шевчук, Борис Гребенщиков, Вячеслав Бутусов, Ольга Арефьева. Очень серьёзная команда, — отвечает о. Андрей.
Серьёзная для кого? Фотография Константина Кинчева иллюстрирует данное интервью и весьма красноречиво свидетельствует о вкусах и предпочтениях рокмена. По всей руке, от плеча до запястья, извивается вытатуированный дракон. Если эта татуировка сделана в “дохристианский” период жизни Кинчева и её невозможно вытравить, то почему бы не надеть рубашку с длинным рукавом? (Тем более что, по словам очевидцев, на сцене страшные сквозняки!) Зачем демонстрировать тысячным толпам, что ты носишь на своём теле образ дьявола?
Второй член “серьёзной команды”, Юрий Шевчук, славно потрудился на ниве “оранжевой революции”, с большим успехом выступая на киевском Майдане, чтобы помочь откровенно проамериканскому Ющенко, с победой которого незамедлительно усилились гонения на Православную церковь. Так что дело, конечно, серьёзное, нешуточное. Третий же член “серьёзной команды”, Б. Гребенщиков, тот и вовсе предпочитает тантрические культы, о чём с гордостью оповещает широкую публику. В общем, конечно, все трое — ребята серьёзные, только странно, что их серьёзность положительно окрашена для клирика РПЦ.
Ну а теперь перейдем к “правильному свисту”. Вот посвящённый ему отрывок из интервью.
Корр.: А ваше слово как воспринимали?
О. Андрей: Я бы сказал, что они правильно свистели.
Корр.: Свистели?!
О. Андрей: Конечно. Ведь рок-концерт — не университетская лекция.
Корр.: То есть таким образом высказывали своё одобрение?
О. Андрей: Сначала я ещё не разбирался в оттенках свистов. Сейчас уже кое-что понимаю. И могу сказать, что свистели правильно, понимая, где и какая реакция от них ожидается.
Вдумайтесь: человек в сане гордится тем, что его освистал возбуждённый, дурно воспитанный молодняк. Причём освистал не просто как личность, а как церковнослужителя, поскольку он и представился как диакон, и вышел на сцену в облачении, на которое большинство сегодняшних россиян, даже далёких от Церкви, реагирует почтительно. И ладно бы его освистали в знак протеста! Многие православные принимали за последнее столетие поношение от толпы. Можно было бы даже, наверное, сказать в таком случае, что появление священнослужителя на рок-концерте — это своеобразный подвиг юродства. Но ведь нет! Запредельное хамство любителей рока стало для о. Андрея предметом гордости. Хотя, на наш взгляд, следовало бы сокрушаться, потому что таким образом было спровоцировано (пускать и невольно) глумление над саном. Ведь сколько ни рассказывай про разные виды свиста, по отношению к представителю Церкви это всё равно неуместно.
А если бы о. Андрей пошёл с проповедью к пьяным бомжам и они его доброжелательно обматерили, это бы тоже стало предметом миссионерской гордости? Ведь сейчас, несмотря на устойчивое словосочетание “матерная ругань”, мат в определённых слоях нашего общества стал уже не руганью, а “нормальной” формой речевого общения. На нём выражают многообразные оттенки чувств, в том числе и восторг. Однако нам всё-таки кажется, что у известного миссионера такие приветствия восторга бы не вызвали. В чём же разница? Только ли в том, что свист невиннее мата? (Хотя разгорячённая молодёжь матерится на рок-концертах столь же охотно, как и свистит.) Нет, дело тут в восприятии одной среды как культурного дна, а другой — как культурного Олимпа. Молодёжь на концертах свистит рок-звёздам, а рок-звёзды сегодня — символы престижа. И диакона встретили так, как встречают рок-звезду, что показалось ему, судя по его откликам, большой победой.
А ведь рок- и прочие звёзды считаются символами престижа не во всяком обществе. Это престижно в мире глобалистском, где человек, который скачет по сцене козлом, срывает с себя одежду, совершает непристойные телодвижения и что-то ревёт в микрофон, назначается кумиром и учителем жизни. Но в последние годы уже очень много говорено (особенно в церковной среде), что глобализм утверждает перевёрнутые ценности и что переворот этот демонический, сатанинский. Что же тут может быть привлекательного для христиан?
Кто-то наверняка возразит, что если не принимать молодёжные правила игры, тебя не будут слушать. Собственно говоря, и сам о. Андрей сказал то же самое: “Рок-концерт — не университетская аудитория”. Но вкусы современной молодёжи имеют вполне определённый вектор. А именно — всё ниже, и ниже, и ниже. И совсем нетрудно представить себе ситуацию, когда, желая привлечь внимание молодых, придётся не только терпеть свист, но и проповедовать в неглиже. Или вися вниз головой на трапеции под куполом цирка. Молодые ведь очень ценят, когда в чём-то есть, как они теперь выражаются, “своя фишка”.
А вот какие советы пастырям приводятся в книге “Вера и достоверность” архиепископа Иоанна Сан-Францисского. Речь тоже идёт о спасении заблудших душ: “…иди, иди, не боясь никого, иди свободно и весело, с радостным сердцем собирай отставших, вытаскивай провалившихся в ямы, лечи и перевязывай больных и раненых, помогай уставшим…” (“Избранное”, изд-во “Святой остров”, Петрозаводск, 1992, с. 99).
Видите? Тут тоже возникает художественный, метафорический образ. Только это образ ямы, а не вершины, которую надо покорить любой ценой. Соответственно и пастыри, к которым обращены слова, настраиваются совсем на иной лад — мудрых наставников и лекарей, а не своих в доску парней.
Рецепт кулича от Бориса Моисеева
Все аргументы, подобные нашим, “интеграционисты” покрывают крупной козырной картой: “Зато люди приходят в храм”.
Но тогда надо испытать восторг от короткой заметки, опубликованной в Страстную пятницу в “Московском комсомольце”. Воспроизводим её почти целиком:
“Моисеев: “Иду на Крестный ход!”
Борис Моисеев всегда с удовольствием ходит в церковь святить куличи и яйца: “Кстати, крашу их самостоятельно и исключительно с помощью луковой шелухи — никакие новомодные краски не использую. В этом году собираюсь сходить на Крестный ход — это удивительное зрелище. Мурашки по коже пробегают от этой красоты и какого-то единения со всей этой толпой, действительно религиозное чувство появляется. И вообще мне кажется, это очень светлый праздник, радостный. Хочется собрать за столом всех близких людей, чтобы разговеться куличами, пасхой и яйцами. К сожалению, соблюдать пост не всегда удаётся, все сорок дней я ещё ни разу не выдерживал, хотя много раз пытался. Но сейчас очень мало людей, которые живут по церковному календарю, в основном жизнь идёт своим чередом, и мне как артисту очень трудно отключиться от неё. Какие-то дни рождения, презентации, вечеринки — невозможно устоять. Но я думаю, не это главное, главное — творить добро, и я стараюсь делать это круглый год. Ежегодно я отменяю любые выступления и съёмки на этот день…” (“МК” от 21 апреля 2006 г.).
