Подальше лежала широкая поляна, по которой в сторону леса толстым канатом тянулся Бычий овраг. Весна почти не дотронулась до него. Снег белел, как девичьи зубы. Под ногами петляли разные следы. Герасим Яковлевич стал их рассматривать. Вот эти — заячьи, которые побольше — оставили волки. Чуть в стороне прошел лось. Прошел, видать, ночью или этим утром — блинами рассыпанные следы копыт хоть сейчас собирай — их даже ветер не раздул.
Эти места Атякшов хорошо знает. Раньше здесь рос густой сосняк. Деревья высокие, как корабельные мачты. Когда рассматриваешь верхушки, даже шапка слетает. В пургу и осенний ветер их треск и причитания слышались аж в Чукалах, куда отсюда километров пять. В молодости в овраге Герасим Яковлевич собирал ягоды и калину, в лесу валил бревна на срубы. Тридцать лет прошло, а овраг совсем не изменился. Правда, сосны вырублены и на их месте уже кустарники, но если посмотреть со стороны, он казался натянутым между небом и землей сухожильем. Об этом овраге много легенд и преданий. Причем, самых разных. Люди любят выплеснуть наружу свои чувства, собирать байки об увиденном в родных местах.
Герасим Яковлевич слышал одну сказку от дедушки. Однажды, рассказывал тот, встретились человек с волком, договорились жить вместе. Неделю живут, другую. Волк зайцев и куропаток ловит, мужик домашние дела справляет. Понял мужик, что не по своей воле живет.
Давай зверя обвинять: «Ты, волчара, за троих ешь. Хватит, давай поменяемся местами». — «Хорошо, — улыбнулся волк, — пусть будет по-твоему», — и отпустил друга искать еду.
Три дня мужик бродил по лесу. Три дня скрипел от досады зубами: живое мясо почти под ногами валяется, а в руки не дается. Вернулся домой с пустыми руками. Там его ждал чугун с мясом. Набил живот, свалился на лавку, давай храпеть. Храпеть-то храпит, но и сон видит. Будто идет он по густому лесу, навстречу — медведь. — «Куда спешишь, добрый молодец?»— начал расспрашивать его хозяин леса. — «Искать счастье!»— надменно ответил мужик и, подняв гордо голову, зашагал опять по своей дороге… Долго так шел, от усталости чуть с ног не валится. Уже хотел отдохнуть, но здесь увидел длинный пруд. Вода чистая-чистая, аж дно виднеется. «Сполоснусь и сразу пройдет усталость», — обрадовался мужик. Сбросил одежду, прыгнул в воду. И там, на дне пруда, остался. Не смог выплыть.
Дедушка, помнится, прищурив глаза, спросил внука: «Что, Гераська, сказка дошла до тебя?»
Герасим не стал лгать: до конца ее он так и не понял.
И старик добавил: «Когда идешь против Природы, хорошего не жди — погубит. Сильнее Природы ничего нет. Она рождает все на земле. Против нее руку никогда не поднимай».
Атякшов вначале сам не понял, почему ему вспомнилась услышанная в детстве сказка. Потом подумал: наверное, вот почему. Решили они вырыть в Бычьем овраге пруд — сами не знают, начинать или нет это дело. Пруд, конечно, нужен — хоть луга и поля с овощами поливай, хоть рыбу разводи. Сура что — ее воду качают предприятия. Овраг… Овраг как был ненужным, таким и остался. Раньше хоть малина там росла, сейчас и она пропала. Одна осока и дягиль колышутся. Ни на сено их, ни на силос.
И вновь защемило сердце у Атякшова… В последние годы совсем стали исчезать поселения, где раньше в каждой семье было по пять-шесть детей. Какие красивые названия были у тех деревень: Инелейка, Кузвеле, Пичегай, Миловка… Вместо них теперь ели и сосны. Каждую весну поют птицы в кронах деревьев, но слушать их уже некому. Люди оторвались от той земли, где родились, говорили-ворковали на родном языке. Вымерли деревни — потеряны звучные названия цветов, утеряны для языка и сочные диалектные словечки. Вспомнишь родные места, где на месте домов растут лопухи да крапива — такая тоска появляется, хоть рыдай!
Запустела и земля… Та, которая поит и кормит нас, качает, будто зыбка. Сейчас сама плача просит помощи. У детей и внуков тех, которые жили только лишь одним днем.
Теперь вот о Бычьем овраге… Пруд есть пруд, только ведь Галина Ивановна не зря сказала: с потерей Бычьего оврага пропадает и окружающая красота. А сколько родников затянулось илом? В то же время вставал другой вопрос: где взять для полей воду? Из Суры? Ту, как было уже сказано, заводы используют.
Думая об этом, Атякшов и не заметил, как к нему подошли проектировщики. С ними Вечканов с Борисовым.
— Ну что, великий пруд измерили? — после приветствия съязвил Атякшов.
— Э-х, как говорит сосед, каждый пруд — почти как небо, — ответил парень с черной бородой. Поставил на брезент приборы, вытер вспотевшее лицо, добавил: — Нечего жаловаться, хороший пруд выйдет, — и кивнул в сторону горы, откуда начинается овраг. — Там сделаем запруду. В половодье пойдет вода верхом — откроем шлюзы и все будет в ажуре.
— Строить, конечно, научились, об этом я наслышан. А как с природой? Ее не испортите? — смерил Атякшов мужчину тяжелым взглядом.
Тот пожал широкими плечами, удивленно бросил:
— А почему испортится? Природа на месте стоит! Чего беспокоиться — в ненужный овраг воду пустим… Красота вон где пропадает, — махнул рукой на лес, который темной стеной стоял за оврагом. — Сохнет он и сохнет…
Атякшов хотел добавить что-то еще, но, видимо, побоялся — в незнакомое дело лезет, поэтому и переменил тему:
— Говорите, хороший пруд получится? По-вашему, на сколько гектаров разольется?
— Около трехсот, думаем, будет, — ответил стоявший в сторонке мужчина, который смотрел на Суру. Среди незнакомых он был самым высоким и одет по-весеннему: в плаще, кирзовых сапогах, шляпе.
— Без пруда, Герасим Яковлевич, нам каюк, — не удержался Вечканов. — Если увеличим пастбища, чем их будем поливать? Он вон сколько места занимает, — показал на овраг.
— Это твое дело, председатель. Одного боюсь: как бы беды не вышло, — будто сердясь, начал учить Атякшов. Повернулся к мужчинам и закончил: — Думаю, здесь о многом нечего говорить… Если, друзья, нет у вас желания поехать с нами, мы вас не задерживаем.
И уже, поднимаясь к дороге, будто между прочим обратился в Борисову, который молча шел рядом:
— Юрий Алексеевич, тебе не сообщили: завтра в Саранск вызвали?
— Знаю, — ответил тот.
Атякшов кашлянул в кулак:
— Ну, ну, завтра, значит, отвезешь документы…
Борисов с гостями уехал. Герасим Яковлевич сел в «Уазик» рядом с председателем и тихо сказал:
— Идем покажи комплекс. Слышал, там большие перемены.
Солнышко уже садилось. У горизонта большим коромыслом висела радуга. Сура тоже понемногу утихала. Льдины уже не лезли друг на друга, не обдирали берега.
Атякшов грустил. А чего, собственно, радоваться: район топчется на месте, хоть не вылезай из хозяйств. С утра до вечера он на колесах: мотается по селам, во все дела пытается вникнуть. Сплошные заботы. А здесь еще Борисов палки в колеса вставляет. Однажды даже резко сказал ему: не разбираешься в строительстве — не суй свой нос…
Наконец-то Атякшов прервал молчание, повернулся к Вечканову:
— Иван Дмитриевич, как насчет нашего разговора? Знай, строительство комплекса — это не только твое дело, а всего района.
Председатель погладил волосы и произнес:
— Зачем нам это, Герасим Яковлевич? Люди, как я докладывал недавно, на фермах держат телят. Мы, что, для них дворцы будем строить? В каменных стенах телят долго не продержишь. Вот конюшня сгорела — даже для той не найду кирпич. Два раза в Саранске вставал на колени — а толку нет. Один начальник даже так сказал: скоро, говорит, лето, лошадей на волю выпустишь…
— А почему по этому вопросу ко мне не заходил? — нахмурился Атякшов.
— Да ведь из-за каждого гвоздя стыдно надоедать.
— Хорошо, этот разговор оставим на будущее. Я давно о другом хочу спросить: как там Чапамо?
— Шевелится понемногу. На днях заезжал. Школу просят, телефоны. Обещать им не стал. Нет у меня связистов. Школу бы, конечно, поставили, да некого учить. Шесть детей всего осталось.
— Может, когда-нибудь заедем туда?
— Это неплохая идея.
Не доехав до комплекса, Герасим Яковлевич вдруг подал руку Вечканову и сел в свою машину.
Вечерело. За селом открылась перед ними асфальтированная дорога. По ней «Волга» летела как на крыльях. По обочине мелькали пригорки с кустарниками. Из машины они казались людьми с седыми хохолками. Впереди, сквозь пелену тумана, горящими окнами мигало село Чапамо, где располагалась третья бригада вармазейского колхоза.
— Давай зайдем к Суродееву, давно у него не были, — сказал шоферу Атякшов.
В село не смогли заехать — туда можно было проехать только на лошади. Машина хрипела, еле-еле сдвигаясь с места, и в конце концов застряла совсем.
— Вы идите, я Вас здесь подожду, — буркнул водитель и вылез из кабины Достал из багажника лопатку с коротким черенком, начал выбрасывать наледь из-под колес.
