— Но это настоящее безумие, — покачал головой Вильям. — Мы просто рассказывали о том, что произошло!
— Возникла небольшая проблема, дружище, — сказал Хорошагора. — Ты собираешься завтра отпечатывать новый листок?
— О боги! Надеюсь, что нет!
— Ну а у меня есть для тебя хорошая история, — мрачно известил гном. — Гильдия Граверов устанавливает собственную отпечатную машину. Кроме того, за ними стоят солидные деньги. Если мы будем заниматься просто отпечатью, они нас разорят.
— Правда?
— Конечно. Они уже используют отпечатные прессы. А шрифт сделать совсем нетрудно, особенно если привлечь побольше граверов. Ну а работать они умеют. Честно говоря, не думал, что они так быстро сориентируются.
— Невероятно!
— Члены Гильдии, те, что помоложе, видели продукцию, которую привозили из Омнии и Агатской империи. И как выяснилось, просто ждали удобного момента. Я слышал, вчера состоялось посвященное этому собрание. Произошли некоторые кадровые перестановки.
— Жаль, не удалось поприсутствовать.
— Поэтому если ты хочешь продолжать выпускать свой листок… — сказал гном.
— Мне не нужны все эти деньги! — завопил Вильям. — От денег одни проблемы!
— Мы могли бы продавать «Правду» дешевле, — странно глянув на Вильяма, предложила Сахарисса.
— Так мы заработаем еще больше денег, — мрачно произнес Вильям.
— Мы могли бы… могли бы платить больше уличным торговцам, — продолжила Сахарисса.
— Очень тонкий вопрос, — сказал Хорошагора. — У тела все же есть предел поглощения скипидара.
— Тогда мы могли бы, по крайней мере, позаботиться о том, чтобы они хорошо завтракали, — упорствовала Сахарисса. — Например, каждое утро ели рагу из какого-нибудь мяса.
— Но я не уверен, что у нас хватит новостей, чтобы заполнить даже… — начал было Вильям и замолчал.
Здесь он был немножко неправ. Все отпечатанное на бумаге автоматически становится новостью. Всякая новость попадает на бумагу, значит, то, что отпечатывается на бумаге, — новости. И в этом правда.
Он вспомнил слова госпожи Эликсир: «Если б это не было правдой, разве это разрешили бы отпечатать?»
Вильям никогда не интересовался политикой. И сейчас, размышляя о том, кто что и кому разрешает, он вдруг понял, что задействует какие-то незнакомые умственные мышцы. Некоторые из них имели прямое отношение к генетической памяти.
— Можно нанять побольше людей, которые будут собирать для нас новости, — сказала Сахарисса. — И как насчет новостей из других стран или городов? Из Псевдополиса и Щеботана? Достаточно поговорить с пассажирами почтовых карет…
— А гномам было бы интересно узнать, что происходит в Убервальде и на Медной горе, — заметил Хорошагора, оглаживая бороду.
— Да дотуда не меньше недели езды на карете! — воскликнул Вильям.
— Ну и что? Все равно это будет новостями.
— А что, если воспользоваться семафорами? — спросила Сахарисса.
— Клик-башнями? Да ты спятила! — изумился Вильям. — Это ведь ужасно дорого!
— И что с того? Ты же сам только что переживал, мол, у нас слишком много денег.
Вдруг полыхнул какой-то свет, и Вильям резко обернулся.
Некое странное… существо занимало дверной проем. Была тренога. За ней — пара тощих ног в черных брюках, а на ней — черный ящик. Над ящиком торчала черная рука, в которой дымился какой-то странный лоток.
— Зер гут получается, — донесся голос. — Свет гут отражайтся от гномий шлем, йа прямо не умейт удерживаться. Вы хотейт иконографист? Йа — Отто Шрик.
— О, — сказала Сахарисса. — Правда иконографист?
— Йа натюрлих волшебник и маг темной комнаты. Экспериментовайт всегда! — сообщил Отто Шрик. — Кроме того, оборудование мое собственное имейтся, а также имейтся энерговость и позитичность!
— Сахарисса! — прошипел Вильям.
— Ну, для начала мы могли бы предложить тебе доллар в день…
— Сахарисса!
— Да? Что?
— Он — вампир!
— Не могу не выражайт протест, — встрял прятавшийся за ящиком Отто. — Очень легко предполагайт, что любой, кто имейт акцент из Убервальд, ист вампир. Но Убервальд имейт несколько тысяч уроженцев, которые не ист вампир.
Вильям смущенно замахал руками.
— Да-да, конечно, прошу меня извинить, но…
— Впрочем, йа ист натюрлих вампир, — продолжал Отто. — Однако если б йа приветствовайт вас как-нибудь подобно: «Хей, мужик, чо за дела, чувак, где пропадал?», что бы вы говорийт?
— Мы ничего и не заподозрили бы, — признался Вильям.
— Как бы там ни бывайт, заметка применяйт слово «требуется», и мне показывайтся в этом насущная безотлагательность, — сказал Отто. — А еще йа имейт вот это…
Он вскинул вверх тощую руку с голубыми венами, в которой была сжата свернутая черная ленточка.
— О? Ты дал зарок? — уточнила Сахарисса.
— В Зале Доверия, что в Скотобойном переулке, — триумфально провозгласил Отто, — который йа посещайт еженедельно для песнопеваний и чаераспитий с булочками, а также для благотворящих беседований на темы внутренней крепости, помогающих воздержанию от потреблений организмовых жидкостей. Йа больше не ист глупый кровососатель!
— А ты что скажешь, господин Хорошагора? — спросил Вильям.
Хорошагора задумчиво почесал нос.
— Тебе решать, — наконец промолвил он. — Но если этот тип попробует сотворить какую-нибудь гнусность с моими ребятами, я ему ноги по самую шею отсеку. Кстати, а что это за зарок?
— Движение Убервальдских Трезвенников, — объяснила Сахарисса. — Вступающий в него вампир дает зарок не прикасаться к человеческой крови…
Отто вздрогнул.
— Мы предпочитайт говорить «слово на букву „к“», — поправил он.
— К слову на букву «к», — быстро поправилась Сахарисса. — Кстати, это Движение пользуется большой популярностью. Вампиры знают, что это их единственная возможность влиться в ряды общества.
— Ну… хорошо, — согласился Вильям. В присутствии вампиров он ощущал некое смутное беспокойство, но после всего услышанного отказать Отто было все равно что пнуть щенка. — Ты не против, если мы разместим тебя в подвале?
— Подвал? — переспросил Отто. — Вундербар! «Сначала были гномы, — садясь за стол, думал Вильям. — Над их старательностью издевались, их обзывали коротышками, но они молча, не поднимая голов[5], собственными руками выковали свое процветание. Потом появились тролли. Этим было немного проще, ведь швырнешь в такого камень, а обратно прилетит целый валун. Потом из гробов восстали зомби. Пара вервольфов проскользнула в плохо прикрытую дверь. Лепреконы, несмотря на неважное начало, тоже довольно быстро интегрировались в общество, поскольку отличались упрямством и обманывать их было гораздо опаснее, чем тех же троллей: тролль, по крайней мере, не может нырнуть тебе в штанину. Остается не так уж много видов…»
А вот вампирам так и не удалось ничего добиться. Общительностью они не отличались, даже друг с другом не больно-то ладили, и были неприятно странными. А кроме того, только представьте себе вампира, открывающего собственную продуктовую лавку!
Постепенно до самых толковых из них начало доходить: люди будут относиться к вампирам более благосклонно, если те перестанут быть вампирами. Достаточно высокая цена за общественное признание, а может, и не очень высокая, учитывая, что тебе в любой момент могли вбить кол в грудь, отрубить голову и развеять твой пепел над рекой. Жизнь в качестве бифштекса tartare не так уж и плоха по сравнению со смертью на коле au naturelle[6].
— Э-э… А также мы хотели бы поближе рассмотреть, кого именно берем на работу, — громко произнес Вильям.
Отто очень медленно и опасливо вылез из-за своего аппарата. Он был тощим, бледным и носил маленькие овальные темные очки. И все еще сжимал в руке черную ленточку так, словно она была спасительным талисманом, что отчасти соответствовало действительности.
— Все в порядке, мы не кусаемся, — сказала Сахарисса.
— Хотя долг платежом красен, — хмыкнул Хорошагора.
— Несколько бестактное замечание, господин Хорошагора, — упрекнула Сахарисса.
— Как и я сам, — буркнул гном, возвращаясь к отпечатной плите. — Зато все знают, что я из себя представляю.
— Вы не пожалеют, — уверил Отто. — Йа полностью исправляйтся, уверяйт от всей души. Какие именно картинки йа должен для вас исполняйт?
— Ты должен будешь иллюстрировать новости, — ответил Вильям.
— А что ист новости?
— Новости — это… — Вильям слегка замешкался. — Новости — это то, что мы отпечатываем на бумаге…
— Ну а как вам вот это?! — раздался чей-то жизнерадостный голос.
Вильям обернулся. Поверх картонной коробки на него смотрело ужасно знакомое лицо.
