– Не все. Самое вкусное впереди. «Однако теперь все выглядит так, будто серьезное ухудшение отношений раскололо семью сразу вслед за смертью матери сэра Джайлза, леди Элизабет Баррингтон. Согласно недавно оглашенному завещанию, она оставила почти все имущество двум своим дочерям, Эмме и Грэйс, в то время как единственному сыну не досталось ничего. Сэр Джайлз возбудил судебное дело-производство с целью опротестовать завещание, и дело будет слушаться в Высоком суде в следующем месяце». Вот так. А что пишет «Таймс»?
– Куда более сдержанно. Одни только факты, никакой спекуляции. Но Билли Коллинс говорит, что на первых страницах «Мейла» и «Экспресса» – фотография Клеопатры, а в «Мирроре» заголовок «Кошачья драка».
– Вот до чего дошло… – вздохнула Эмма. – Чего я никогда не пойму: как Джайлз смог позволить этой женщине запретить родным приходить на свадьбу?
– Я тоже не понимаю. Как не понимаю и того, как принц Уэльский мог отречься от престола ради разведенной американки[23]. Подозреваю, твоя мама была права. Джайлза женщины просто лишают рассудка.
– Если бы мама хотела, чтобы я тебя отвергла, – ласково улыбнулась мужу Эмма, – я бы не повиновалась ей. Поэтому брату своему я даже немного сочувствую…
Последующие две недели фотографии Джайлза и леди Баррингтон, проводящих медовый месяц в Тоскане, мелькали едва ли не во всех газетах страны.
Четвертая книга Гарри «Перо сильнее меча» увидела свет в день возвращения Баррингтонов из Италии. На следующее утро все газеты, кроме «Таймс», вышли с одной и той же фотографией на первой странице.
Когда счастливая пара сошла с поезда на перрон Ватерлоо, по пути к машине ей пришлось проходить мимо книжного магазина «У. Х. Смит». На витрине в больших количествах были выставлены томики лишь одной книги. Неделей позже «Перо сильнее меча» попало в список бестселлеров и оставалось там до того самого дня, на который было назначено открытие судебного процесса.
Гарри мог сказать только одно: Билли Коллинс был лучшим в мире специалистом по рекламе книг.
13
Единственная уступка, которую позволили друг другу Джайлз и Эмма, – слушание их дела проходило в закрытом режиме с председательствующим судьей: это исключало зависимость от непредсказуемых прихотей присяжных и защищало от безжалостной травли со стороны прессы. Достопочтенный судья мистер Кэмерон был назначен вести судебное заседание, и оба адвоката заверили своих клиентов, что это человек честный, мудрый и здравомыслящий в равных пропорциях.
Напротив суда номер 6 собралось несметное число представителей прессы, однако единственными комментариями, доставшимися им от обеих партий, были «доброе утро» и «добрый вечер».
Джайлза представлял королевский адвокат сэр Катберт Мэкинс, в то время как выбор Эммы и Грэйс пал на королевского адвоката мистера Саймона Тодда. Правда, Грэйс ясно дала понять, что на заседаниях присутствовать не собирается, поскольку у нее есть более важные дела.
– Например? – поинтересовалась Эмма.
– Например, лучше учить умных детишек, чем выслушивать аргументы впавших в детство взрослых. Будь моя воля, я бы взяла вас обоих за шкирки да треснула лбами, – был ее последний комментарий по этому поводу.
Часы за креслом председателя пробили первый из десяти ударов первого дня слушаний, и в зал вошел достопочтенный судья мистер Кэмерон. Два королевских адвоката поднялись с мест и поклонились его светлости, все присутствовавшие последовали их примеру. Ответив на приветствие, судья занял свое место на кожаном стуле с высокой спинкой перед государственным гербом, поправил парик, раскрыл лежавшую перед ним толстую красную папку и сделал глоток воды, прежде чем обратиться к обеим сторонам.
– Леди и джентльмены, – начал он. – Мой долг – выслушать аргументы, представленные обоими ведущими адвокатами, дать оценку показаниям свидетелей и рассмотреть пункты закона, имеющие отношение к делу. Я должен начать с вопроса адвокатам обоих – истца и ответчика: все ли мероприятия были проведены для возможного компромиссного решения во внесудебном порядке?
Сэр Катберт медленно поднялся со своего места и одернул лацканы длинной черной мантии.
– От имени обеих партий заявляю, что, к сожалению, милорд, примирение невозможно.
– Тогда продолжим. Сэр Катберт, ваша вступительная речь.
– Если угодно вашей светлости, я представляю истца, сэра Джайлза Баррингтона. Дело, ваша светлость, затрагивает вопрос юридической силы завещания: находилась ли покойная леди Баррингтон в достаточно здравом уме, чтобы поставить свою подпись под длинным и сложным документом с далекоидущими последствиями буквально за несколько часов до своей кончины. Смею утверждать, милорд, что эта тяжелобольная и обессиленная женщина пребывала не в том состоянии, чтобы принять взвешенное решение, которое повлияет на судьбы очень многих людей. Я также покажу, что леди Баррингтон составила и более раннее завещание, всего лишь за двенадцать месяцев до своей смерти, когда пребывала в добром здравии и имела времени более чем достаточно, чтобы обдумать свои действия. И в этой связи, милорд, я хотел бы вызвать своего первого свидетеля, мистера Майкла Пима.
В зал суда вошел высокий, элегантно одетый мужчина с седой шевелюрой. Как и планировал сэр Катберт, этот человек сумел произвести благоприятное впечатление еще до того, как занять свидетельскую кафедру. Свидетеля привели к присяге, и сэр Катберт с теплой улыбкой обратился к нему:
– Мистер Пим, будьте добры, назовите для протокола суда свое имя и род занятий.
– Мое имя Майкл Пим, я старший хирург в больнице Гая города Лондона.
– Как долго вы занимаете эту должность?
– Шестнадцать лет.
– Значит, вы человек с большим опытом работы в своей специальности. Конечно, кто-то может сказать…
– Я признаю, что мистер Пим – свидетель-эксперт, сэр Катберт. Ближе к делу, пожалуйста, – попросил судья.
– Мистер Пим, – продолжил сэр Катберт, приободрившись, – не могли бы вы сообщить суду, исходя из вашего богатого опыта, какие испытания могут ожидать пациента или пациентку, страдающих от такого болезненного и изнуряющего заболевания, как рак, в последние недели жизни.
– Разумеется, у каждого по-разному, но подавляющее большинство пациентов испытывают длительные периоды пребывания в полу– или полностью бессознательном состоянии. В моменты бодрствования они зачастую сознают, что их жизнь угасает, но, помимо этого, они также могут полностью утрачивать ощущение реальности.
– Как вы полагаете, может случиться, чтобы пациент в таком состоянии оказался способен принять важное решение по сложному правовому вопросу – например, подписанию завещания?
– Нет, я думаю, не может. Всякий раз, когда в таких обстоятельствах мне требуется подписание формы согласия на проведение процедур, я принимаю меры, чтобы это было сделано за некоторое время до того, как здоровье пациента ухудшится до такой степени.
– Вопросов больше нет, милорд. – Сэр Катберт вернулся на свое место.
– Мистер Пим, – обратился к свидетелю судья, – вы говорите, этому правилу нет исключений?
– Исключение лишь подтверждает правило, милорд.
– Безусловно, – кивнул судья и, повернувшись к мистеру Тодду, спросил: – У вас есть вопросы к свидетелю?
– Конечно, милорд. – Мистер Тодд поднялся с места. – Мистер Пим, приходилось ли вам когда-либо случайно встречаться с леди Баррингтон – в обществе либо по долгу службы?
– Нет, но…
– Значит, у вас не было шанса изучить историю ее болезни?
– Разумеется, нет. Она не была моей пациенткой, это явилось бы нарушением кодекса поведения медицинского совета.
– То есть вы никогда не встречались с леди Баррингтон и не знакомы с историей ее болезни?
– Нет, сэр.
– Выходит, вполне вероятно, мистер Пим, что она могла быть исключением, подтверждающим правило?
