Тренировки, Чаша — все это, как приправа к блюду, одной ею жив не будешь. Все равно к чему-то иному душа потянется. А к чему ей тянуться? Не к тем ли, благополучным, что там, наверху, подарки дарят? Или к служителям-охранникам, которые общаются с детишками, будто в виварии с мышками — милые, жалко, да ведь ясно заранее — выращивают их для опытов, и нечего особо привязываться.
От безделья во что только верить не начинаешь. Саиф про то, что снаружи, рассказывал, а Хезе плел несусветное, будто шаман дикарский какой — так ведь слушали. Посмеивались, конечно, а только, когда стемнеет, Сверчок замечал — то одна, то другая девчонки нет-нет, да и глянут на небо.
А на небе — Пес, говорил выдумщик Хезе; правда, трудно его разглядеть.
Так он сидит на цепи, чтобы не сожрал солнце; только днем носа не кажет из конуры, спит, а по ночам выползает наружу, отряхивается — брызги летят, и цепь по звездам звенит.
Хезе и спросил — не умел человек держать язык на привязи, и Чаша не научила:
— Слушайте, а как мы жить-то будем… потом?
— Потом?
— Ну… ведь отсюда же выйдем. Ну, пусть не все… Те, кто сейчас снаружи — они-то как?
— Им, думаю, пофиг до этой Чаши, — сказал Саиф. — Забыть, как и не было.
— Да нет… ты с ума сошел. Как это — забыть?
— Да они, небось, подыхают где-нибудь на добыче камешков, типа тех, что подружка Шедара пачками на платье цепляет. Чтоб лишнего не болтали.
— Или получили дырку в голове — и привет…
— Зачем дырку? — оскорбился маленький Наос. — Мы разве награды не заслужили?!
— Вот и я говорю — заслужили, — заржал Регор. — Ты совсем глупый, ребенок. Думаешь, тебя кредитками увешают и отпустят на все четыре?
— Отправят иголки у кактусов полировать, — мрачно сказала Тайгета.
— А если, — Хезе аж привстал, настолько его увлекла идея: — Похоже на правду — просто так никого не отпустят, до последнего выжмут, но… Люди, но ведь оттуда бежать можно — проще, чем из Чаши.
— Ага, щас! — хмыкнул Регор.
— Ну… пусть не проще, но можно! И они — старше, сильнее все же. И вот, — глаза горели вдохновением, — И вот один из таких, бывших наших, разбогатеет и выкупит нафиг всю эту драную Чашу! Прижмет хорошо всех этих, в костюмчиках, и… и все!
— Ну да. А в Чаше устроит шоу аттракционов для маленьких деток, — добавил Саиф. Пропищал мерзким голосом, подражая рекламщикам: — «Родители, вам надоели детишки? Всех приглашаем в наш чудный парк!»
— Да ну, ты… ученым отдать. Пусть изучают! Это же… люди, но ведь МОЖНО использовать эту Чашу, так, чтобы толк был!
— А то с ней не бились лет десять…
— Десять лет — это мало, — подал голос Гамаль, заставив всех на него оглянуться. — Что такое, на самом деле, десять лет?
— А верно, — хлопнул себя по коленке Хезе. — Деньги у кого-то нашлись, и привет, ученые! А как они обрадуются-то, если им Чашу снова на блюдечке поднести!
— Дурак ты, Хезе, — сказал Регор.
Альхели скосился на Мираха, на остальных. «Островитянин» молчал, покусывая губы, и разглядывал что-то у себя под ногами. Наос подался вперед, ловя все, что говорил Хезе, и многие потеснее придвинулись. Регор продолжал насмехаться:
— Ты, это, мозги потерял в Чаше. У тебя теперь вместо них — иллюзия, да? Кому это надо, выкупать Чашу, платить — знаешь, сколько? Да и денежки такие скопить невозможно, особенно выйдя отсюда… Да и скопят, или награбят, там — пропьют, блин, с горя… вспоминая…
— Заткнись, — идиот! — заорал Мирах, взвиваясь, как сигнальная ракета. После случая с Ришей он был сам не свой — это не только Сверчок отметил. Вскакивал от малейшего шороха.
Маленький Наос вздохнул прерывисто, такой странный звук получился, что все оглянулись.
— А я вот… еще написал. Можно? — и заговорил громко и сбивчиво, опасаясь — прервут… и тяжело было: сокровенное — так, перед всеми. Чтобы не ссорились…
Можно спать, да сны такие — не справиться, Выше-ниже, напрямик, да окольно… Мне бы звон колоколов мог понравиться, да у каждого своя колокольня. У меня же — погремушки фиговые, Банки-склянки, от трезвона тупеют, А осколки, черти, целятся в голову: Все равно не долетят, не успеют. Там, внизу, живут хорошие, разные — Так зачем же рисковать головою? …А на крыше — много неба и праздника, А на крыше — много ветра и воли. Перья жеваные, крылья бумажные, То от хохота дрожат, то от плача — Птица малая летает неважненько, Тронет клювиком — приснится удача…
Сверчок, приоткрыв рот, слушал — и вспоминал, как летели с крыши бутылки и банки, рассыпаясь то ржавым, то цветным фейерверком. Откуда этот пацаненок знает? Ах, да… он не знает. Он написал просто так…
Позже — темно уже было, все разошлись по «логовам» — спросил у Шедара:
— Неужто всерьез могут кого-нибудь выкупить?
Шедар молча кивнул, явно не желая говорить об этом. Тускло плафоны горели, сыростью пахло — дождь в Чаше — самое неприятное… совсем тоскливо становится.
— Но… — Альхели не мог молчать, — Шедар, все чушь. Зачем им это?
— Мало ли…
— Послушай. Если мы и впрямь стоим столь дорого… выкупить кого-то могут разве что перед самой отправкой отсюда, то есть, когда уже все равно. А иначе — мы же свободные люди. Как некто, будь он трижды магнат, станет держать нас — там? Силой? Как домашнего попугая, да?
— Не обязательно силой.
— Но мы… черт, это мы хороши здесь, ты ведь все понимаешь! Здесь, как экзотика! Риск, выкрутасы Чаши… А там, снаружи, мы станем — обычными. Подростками, каких тысячи.
— Тайгете предлагали свободу, — вдруг сказал Шедар. — Ну… относительную. Только молчи об этом.
— Ей? Но почему отказалась?
— Потому что… у нее есть Гамаль.
Он вновь помрачнел. Прибавил нехотя:
— Даже Нунки… я не уверен, что он смог бы всерьез… продаться за выход оттуда. У него гордость… есть. Иначе давно бы отправился на тот свет.
— Помогли бы? Вы?
— Не исключено, — отозвался чрезвычайно сухо.
Сверчок поерзал немного по мягкому желобу. Подобные разговоры до сих пор заставляли некоего маленького зверька внутри сжиматься комочком, закрывая глаза и уши. А от Шедара слышать подобное было непереносимо. А ведь почти привык…
— Ты… выходя отсюда, мы так и останемся безымянными?
— Я ж этого не знаю, Снегирек, — улыбнулся он. И мальчишка в очередной раз подумал — узнай, что Шедар — наследник какой-нибудь знатной семьи, не удивился бы. Уж больно правильное лицо, речь… да и манеры — и Шедар никогда не лез в драку, хоть и мог превосходно угомонить драчунов. Видно было — привык иначе решать споры, и далеко не из-за трусости. А вот, здрасте, выворачивайся теперь тут наизнанку… за что? Модель, да уж… экзотическая зверушка, как и Мирах. Только тот — внешне, а этот — всем своим существом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
