Я тяжело опустился в скрипучее кресло, неожиданно почувствовав невероятную усталость. Мгновение поколебавшись, Вернон медленно вернулся к столу. Дожидаясь, когда он подойдет, я вспомнил, что оделся так неформально, потому что решил отойти от дел. Может, я просто готов был поверить в любой вздор, лишь бы чем-то заполнить неожиданно возникшую пустоту.
– Что ж, так и быть. – Он устроился в кресле подальше от света лампы и положил руки на подлокотники. Легкий отсвет от бумаг на столе придавал что-то мефистофельское его спокойному старому лицу. – Читайте дальше.
Все еще чувствуя необъяснимую усталость, я взял страницу с расшифрованным текстом, записанным заглавными буквами, и принялся читать сначала. Приходилось повышать голос, чтобы перекрыть шум дождя, так что у меня возникло нелепое ощущение, будто гроза была призвана для того, чтобы в напрасной попытке заглушить это последнее откровение.
«НЕТ НИЧЕГО НЕИЗМЕННОГО, КРОМЕ НАШЕЙ ЛЮБВИ. ЧУВСТВУЮ, МЫ МОЖЕМ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ВСТРЕТИТЬСЯ. Я РАССТАЮСЬ С НАШЕЙ КОМПАНИЕЙ И ОТПРАВЛЯЮСЬ В НЕАПОЛЬ ПО ПОРУЧЕНИЮ ЛОРДА Б. Я ПОКЛЯЛСЯ МОЛЧАТЬ И СКАЖУ ТЕБЕ ТОЛЬКО, ЧТО МНЕ ПРЕДСТОИТ СОВЕРШИТЬ НЕЧТО ВАЖНОЕ. ВОЗМОЖНО, ТЕБЕ ПОЛЕЗНО БУДЕТ ЗНАТЬ. ЖЕНЩИНА УКРАЛА ЕГО МЕМУАРЫ. МНЕ… ПОРУЧЕНО… НАЙТИ И ВОЗВРАТИТЬ… ИХ… ЕЖЕЛИ МЕНЯ ПОСТИГНЕТ НЕУДАЧА… ТЫ ВОЛЬНА РАСПОРЯДИТЬСЯ КАК ЗАБЛАГОРАССУДИТСЯ… ТЕМ… ЧТО Я ТЕБЕ СООБЩИЛ. ЭТО, ВОЗМОЖНО… ВЕЛИЧАЙШАЯ КНИГА СТОЛЕТИЯ… ЖЕНЩИНА… НЕВЕЖЕСТВЕННА И НЕ ИМЕЕТ… НИ МАЛЕЙШЕГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ… О… ЦЕННОСТИ МЕМУАРОВ… НЕТ… НИЧЕГО… НЕИЗМЕННОГО, КРОМЕ НАШЕЙ ЛЮБВИ… В НИХ… ОПИСАНА ВСЯ НАША ЛЮБОВЬ».
Кончив читать, я увидел, что Вернон глядит на меня поверх скрещенных пальцев, одна бровь скептически поднята. Потоки дождя обрушивались на окно.
– Клод, – мягко сказал он. – Все это полный вздор. Вы знаете, что в действительности случилось с мемуарами Байрона?
– Да.
– Они были сожжены, – продолжал Вернон, будто не мог поверить, что мне это действительно известно, – после его смерти…
– Джоном Мюрреем, его издателем, – перебил я его, раздраженный его менторским тоном, – который посчитал их слишком непристойными, чтобы знакомить с ними публику, хотя люди, прочитавшие их, придерживались того мнения, что таких мест там очень мало.
– Совсем забыл. Вы же все знаете о своем Байроне, – сказал Вернон с таким выражением, будто знать о «своем» Байроне – ничего не значащая причуда. – Очень хорошо. Стоит немного подумать, чтобы понять, что вас надули.
– Каким это образом?
– Начать с того, что мы так и не нашли ни единой причины, которая бы побудила Гилберта зашифровывать свои послания. Но даже если такая причина существовала, в этой истории полно белых пятен. Почему женщина украла мемуары?
– Потому что Байрон рассказал там о ней. Вспомните, это была неаполитанская девушка из низов, а мы знаем, что мемуары были весьма откровенными. Последнее, чего бы ей хотелось, это чтобы какой-то развратный англичанин поведал всему миру интимные подробности их отношений.
– Хорошо, допустим, все действительно так, как вы говорите. Тогда почему Байрон не разыскал ее и не отобрал у нее мемуары?
– Ну, ну, Вернон! – сказал я, злорадно смеясь. – Я полагал, что вы лучше знаете вашего Байрона! Он был исключительным лентяем. Потребовался бы куда более серьезный повод, чтобы заставить его сдвинуться с места и покинуть Венецию.
– Исключительным лентяем, возможно, – сказал Вернон с подчеркнутым спокойствием, и это означало, что он начинает выходить из себя,– но он также исключительно серьезно относился к своим бумагам. Вспомните, как одно подозрение, что какое-то из его писем пропало, привело его в бешенство. Здесь же мы говорим о целой книге, да к тому же способной вызвать взрыв в обществе.
– Гилберт пишет, что он был в очень плохом настроении.
– Вы правы, – сухо сказал Вернон. – А еще Гилберт надеется убедить нас, что поэт доверился ему, человеку, едва знакомому, и рассказал всю эту захватывающую историю с кражей мемуаров.
– Согласен, тут много неясного. И тем не менее, Вернон,– я понизил голос и подался к нему, – убежден, что это правда. Чутье мне подсказывает.
– В том, что касается антиквариата, ваше «чутье» прекрасно служит вам, Клод. Но это иная область, и на подобные вещи у меня есть собственный нюх, который говорит мне: вас одурачили. Вы со своей откровенной любовью к Байрону и бросающимся в глаза богатством представляете отличный объект именно для такого рода махинации.
Мгновение мы сидели, глядя друг на друга поверх сияющего яйца лампы. Изредка комнату освещала серебристая вспышка молнии.
– Вернон… – Я встал, и в тот же миг, как бортовой залп из всех орудий, прогремел гром. – Допускаю, что вы правы. Вы намного лучше разбираетесь во всем этом, и, конечно же, это похоже на мошенничество. Но я просто не могу бросить это дело. – Я помолчал, глядя в окно. По улице бежали пенные потоки воды. Я снова вспомнил непривычное ощущение пустоты, охватившее меня утром, когда полдня бродил в пижаме по саду: дети выросли, жена некрасива и нелюбима. – Не могу, – сказал я, стараясь не выдать голосом своего отчаяния, и повернулся к Вернону. – Даже если шансов один на миллион, не могу отказаться. Вы поможете мне в поисках мемуаров?
– Сумасбродная затея, Клод, – ответил Вернон, смягчившись. – Подобных подделок не счесть. Стоит только заняться поисками, и трудно будет не увлечься, сохранить трезвую голову, вот в чем проблема.
– Именно поэтому вы и нужны мне.
Вернон устало улыбнулся, сверкнув желтоватыми зубами в полумраке комнаты.
– Так и быть, помогу вам как смогу. Теперь напомните мне. Вы обнаружили письма в корешке старой Библии.
– Верно.
– Которую нашли в?…
– В коробке с книгами, которые мне пытался продать Пройдоха Дейв.
– Вы в самом деле так зовете его – Пройдоха? Боюсь, подобная кличка только подтверждает мои подозрения. Разумеется, первым делом необходимо связаться с мистером Пройдохой и узнать, как к нему попала Библия.
Я так и сделал: позвонил Дейву, и он рассказал, что купил коробку с книгами по дешевке на распродаже в Миллбэнк-Хаусе в Хартфордшире, старинном поместье, куда ездил в надежде разжиться недорогой антикварной мебелью. Больше он ничего не мог или не хотел сказать.
– Предлагаю разделить обязанности, Клод. Вы отправляйтесь в Хартфордшир, порасспрашивайте людей и попытайтесь узнать о Гилберте и Амелии, существовали ли хотя бы они когда-нибудь. Я же навещу Джорджа Конвея и покажу письма ему.
– Кто он такой, этот Джордж Конвей?
– Глава отдела рукописей Британской библиотеки, – ответил Вернон с таким выражением, словно человек, занимающий подобный пост, само собой, является светилом, – и мой старинный друг. Он-то сможет убедить вас, что письма поддельные, если уж я не могу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
