Вдоволь насмотревшись на беснование этого ограниченного человека, возомнившего о себе невесть что, я в нем разочаровался. То есть не только в нем как в истеричном индивидууме, но и как в собирателе и коллекционере.
Не спавши ночь, которая должна была бы успокоить мои расходившиеся нервы и остудить воспалившуюся мизантропию, к утру при помощи нехитрых логических умозаключений я распространил это свое разочарование на всех остальных так называемых коллекционеров. И принял окончательное и бесповоротное решение никогда больше не встречаться ни с одним из них. Пусть даже кто-либо из их брата посулил бы мне за публикацию о его «уникальных сокровищах» златые горы, кругосветные круизы, раритетные автомобили и табуны крутобедрых восточных красавиц, я бы от своего принципа не отступился.
Лучше иметь дело с курильщиками опиума, чем с садовниками собственного чванства, готового вонзить когти в шею любому человеку, доверчиво повернувшемуся спиной к хищнику спрятанных на дне души необузданных демонов натурального ряда чисел, рядящихся в шкуру материальной воплощенности.
Тучков Владимир Яковлевич родился в Москве в 1949 году. Окончил Московский лесотехнический институт. Публиковался в периодических изданиях России, Германии, Израиля, США и Франции. Лауреат премии журнала «Новый мир».
E-mail: [email protected]
Владимир Салимон
Небо в алмазах
* * *
Мы видели небо в алмазах.И в друзах, и в стразах.Была впереди у нас целая ночь,чтоб в крошку брильянты смогли истолочь.Чтоб звездную ночь на рассвете стряхнуть,легко с небосклона стереть Млечный Путь.Отныне не станет у Господа Богапути ни запáсного, ни запаснóго.Подъезда парадного.Черного хода.Лазейкой одной для простого народаостаться могло слуховое окно,но наглухо нами забито оно.
* * *
Сезон дождей столь характерныйдля климата муссонного, подчасоборотясь, как лев пещерный,через плечо рычит на нас.Его всклокоченная гривана удивление красива,когда, пылая на ветру,дотла сгорает поутру.Так осыпается чуть светбукетбуквально — под рукамибезжизненными лепестками.
* * *
Одно мгновенье вспышка длилась,и я, покуда гром не грянул,поспешно от окна отпрянул.Гроза внезапно разразилась.Но прежде долго выжидала,во мраке мышцами играла.Натренированное телоее стонало и гудело,от напряженья содрогаясь.Огнем небесным извергаясь,разверзлись хляби перед намис раздвоенными языками.
* * *
На битву русских с кабардинцами,кавалеристов с пехотинцами.Похоже, что итог сражениявоздушных масс передвижениярешат:лиловые и синие,столкнутся белые и красные,схлестнутся летние и зимние,в бою с погожими —ненастные.
* * *
Лес превращается в гербарий.Лишь щебетанью божьих тварейвольно нарушить в нем покой,покуда он еще живой.Пожухлая листва.Поблекшая трава.А между тем — по горкегрибов у каждого в ведерке.Чернушки и волнушки —свинячьи ушки.Телячьи языки —маслята и моховики.
* * *
На миг дыханье затаил,не захлебнуться чтобыот накатившей злобы.Лес точно в омут угодил.Водоворотом унесенный,багряным стал, а был зеленый.От мухомора до груздясработан без единого гвоздя.Доныне сильный и могучий,бесславно тонет лес дремучий.
* * *
Мелколесье.Как же в нем укроюсь весь яс головы до пят?Мне осинник мелковат.Березняк не вышел ростом,он ютится по погостам.Я же чаще сторонойобхожу их в час ночной.Чтобы, глядя на березки,не пролить случайно слезки,изучая отчий край,не свихнуться невзначай.
* * *
Цвета едины, неделимы.Они почти неотличимы.И я приглядываюсь долго.Уже нашлась в стогу иголка.Уже искомое зерноот плевел мной отделено.Для претворенья в жизнь пейзажа —необходима сажа.По меньшей мере уголек —коль хмурый выдастся денек.
* * *
По первопутку, напрямки —не погнушавшись просторечья,которым мог бы пренебречь я, —вниз во течению рекипустился с ней вперегонки.Когда беглянку я догнал,когда на цыпочки привстал,взглянув туда, где течь рекадолжна была наверняка:едва заметный ручеекво тьме мерцал настолько тускло,что даже высохшее руслоя разглядеть насилу смог.
* * *
В нас что-то есть холопье,недаром снега хлопьяпотехи ради намзнай хлещут по щекам.Порывы ветра клонят.Раскаты грома гонят.Все глубже всякий разв асфальт вгоняют нас.
* * *
Чуть свет,иначе говоря —чуть только без поводыряты обходиться станешь понемножку,сейчас тебе подставят ножку,а ты — в отместку — локоток.Сквозь нас пройдет электроток.И страшной судорогой лицанавеки могут исказиться.
* * *
Язык не повернетсяв излишнем рвенье обвинить первопроходца,в своекорысти упрекнутьтого, кто выбрал крестный путь,кремнистую дорогу.Уже смеркалось понемногу.Вдали был слышен лай собак,уключин скрип и стук подводы.Как только расступились воды,он незаметно подал знак.И, устремившись вслед за ним,я вышел из воды сухим.
* * *
Нет явственных отличий.Все тот же гомон птичийжурчащий, как ручейв отсутствии грачей.Иль это — грач хрипатый,иль это — лось сохатыйтопочет тяжело,ложится на крыло?Меня смертельно ранить,мне ребра протаранить,когда бы привелось,любой из них готов насквозь.
* * *
До головокруженьярисковы их движенья,прыжкии кувырки.Как будто акробаты,пернаты и крылатыснежинки могут иногданапоминать кристаллы льда.Рисунки на металлеи разноцветные эмали.И здесь, и там наверняка —везде видна одна рука.
* * *
Нас оправдают по Суду.А как же может быть иначе,уж коли черная в прудувода стоит — тем паче.Пруд торфяной.Я с головой больнойв него ныряю,как будто наспех примеряю.Кто между нами виноват,что пруд немного узковат,что короток немножко,что, если посмотреть в окошко,что, если выглянуть за дверь,не досчитаешься теперьс порога:звезды — на небе,в сердце — Бога?
Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. По образованию — педагог. Первые стихотворные публикации — в конце 70-х годов. Редактор журнала «Золотой век». Лауреат поэтической премии Романской Академии в Риме. Автор восьми поэтических книг.
Марина Палей
Long Distance, или Славянский акцент
Сценарные имитации
Фильм пятый
ТАНЕЦ
F. Z
CAST:
Он.
Она.
Сцена 1
Небо.
Под небом плоскость.
Меж ними — ровная, как по линейке, черта горизонта.
Простота совершенства: первые дни творения. Безупречное воплощение чертежа. Глаз, насытившись синевой и простором, ждет появления новых созданий.
И они возникают. Точнее сказать, врываются. Это исполинский букет белых цветов, взламывающий линию горизонта, перекрывающий весь видимый охват неба, — и гигантская рука, букет, словно пылающий факел, держащая. Вслед за рукой из-за горизонта восходит лицо юной женщины. Но еще до его появления мы успеваем понять истинное соотношение размеров: это вовсе не равнина земли расстилается на экране, а плоскость крыши, присыпанной мелким раскаленным на солнце щебнем.
